Мне кажется, что нашелся тот человек, в которого я влюбилась без остатка. С того самого Мадрида – влюбилась. И ничто уже не помешает мне любить его. Мы разговариваем весь вечер о нас, об Испании и больших площадях, об искусстве и музыке, о нашей гребаной политике и даже о том, что сейчас все скупают доллар. О том, что у Марины Цветаевой была любовница, и не одна, о том, что Есенин любил ругаться матом и ходил по кабакам, рассматривая проституток. Разговаривали о том, что будет этим летом, что было прошлой зимой. И за всеми этими разговорами мы выпили всю бутылку, съели почти все. Тогда, по логике вещей, нужно было приступить ко второй части программы. А второй частью, если мне не изменяет память, был секс.

Наверняка он читает мои мысли! Потому что в следующую секунду он подсаживается ко мне ближе и говорит:

- Какой-то не особо эротичный ужин получается. Дай-ка я тебя покормлю. Тебе ведь нравится виноград?

Я довольно жмурюсь и киваю.

Игорь уходит на минуту на кухню и возвращается обратно с виноградом в руках. Очень романтично – ловлю я себя на мысли. Он подсаживается ко мне вплотную, приобнимая одной рукой. Другой – он берет ягодки винограда и играется со мной, отправляя одну за другой мне в рот. Даже до таких изысканных игр мы с Волковой, к сожалению, не дошли. Нас хватало только на то, чтобы перелить друг другу в рот какой-то непонятный коктейль. И это был самый оригинальный способ. Надо бы что-то с этим сделать. Когда-нибудь. Не сейчас….

Сейчас – я занята совсем другим. Есть с его рук – очень романтично. Есть один виноград на двоих – очень эротично.

Половина виноградины – зажато у меня в зубах, половину – пытается отхватить он. И все так просто – мои губы касаются его губ. Он медленно, постепенно углубляет поцелуй, запуская свой язык в мой рот. Его руки с талии плавно переползают выше, затем путаются в моих непослушных волосах. Я притягиваю его к себе еще ближе, обвивая его шею руками. Наши тела максимально прижаты друг к другу. Чувствую, как каждая мышца на его теле напряжена до предела. Все идет, как по маслу…

Мне хорошо с ним, даже очень.

Хорошо до того момента, пока я не начинаю забивать свою голову идиотскими мыслями о Юле. О нашей первой ночи после концерта в Японии. Как нам было хорошо. Нет, не просто хорошо. Такого, наверняка, больше не повторится. Es una pena. Она была так нежна со мной, так аккуратна и все ее прикосновения были, словно мягкие перья касались моей кожи. Это было нереально. Я открываю глаза, и на секунду мне кажется, что передо мной – она. Уже второй день подряд у меня эти галлюцинации. Но это не она, это – он. Он такой же нежный и ничем не хуже ее. Почти не хуже…

Его руки уверенно стягивают с меня кофту, немного копошатся с лифчиком, но все позади… Он покрывает поцелуями все мое тело, не давая шанса мне убежать, не давая шанса на раздумья.

Неожиданно начинает звонить телефон.

- Не бери трубку, – шепчет он мне в шею.

- Не буду, – шепчу я ему в ответ.

Чувствую, как он умело обходится с моим телом. Меня начинает трясти, волна возбуждения накрывает меня с головой. Но телефон все еще продолжает звонить. Кому там жить надоело? Я прижимаю его голову к своей груди, откидываясь назад от наслаждения. Он на секунду отстраняется и любуется мною. Еще бы – голая девчонка лежит на его кровати, а он будет недоволен? Не теряя времени, он снимает с меня джинсы и запускает руку между ног.

Юля, Юля, Юля – крутится у меня в голове, и я начинаю трусить. Про инерции сжимаю ноги.

- Что случилось? – обеспокоено спрашивает он.

- Телефон! Он мне мешает, – вру я.

- Отключи его! – он быстрее встает и подает мне его.

- Подожди! – я смотрю на дисплей и вижу, что это Волкова, – Это Юля звонит!

- Господи! – чуть ли не проныл он, – Что опять? Она без тебя и пяти минут прожить не может?

- Ну мало ли что случилось? – виновато произношу я, – Я возьму трубку?

- Может, потом? Лен, я уже не могу, – он спускается губами к груди, продолжая целовать ее.

- Это не займет много времени, – тихо прошу я и нажимаю кнопку «ответить».

- Алле! Волкова, черт подери, что тебе надо? – зло говорю я в трубку.

- Лен, Лен, мне плохо… – совсем тихо говорит она, и я едва могу разобрать ее слова.

- Что? Я не слышу тебя! Что там?

- Мне плохо, ты можешь приехать? Пожалуйста…

- Я у Игоря! Ты же знаешь! – начинаю злиться я.

- Я прошу тебя, мне кажется, что я… – начинает было говорить она, но связь резко прерывается.

Я начинаю перезванивать ей. Абонент не абонент. Она издевается?

- Господи! Как мне все надоело! – зло бормочу я, – Игорь, мне нужно уехать!

- Что? – совсем опешил он, отрываясь от меня, – Почему?

- Юле очень плохо! Мне нужно ей помочь.

- У нее что, кроме тебя никого нет?

- Нет! Мне нужно уехать, извини меня, пожалуйста… – тихо прошу я, совсем не в настроении ругаться.

На прощание я мельком целую его в губы и убегаю.

Что там произошло с Волковой? Почему у нее выключился телефон? Где она вообще? Черт бы ее побрал!

За что она свалилась на мою голову?

====== 51 ======

Сложно было покинуть его дом и, забыв обо всем на свете, ехать к ней. К той, которая меня предала и давно не любит. По крайней мере, мне так казалось. Я приехала к Волковой почти спустя час после ее звонка. Надеюсь, что за это время ничего смертельно страшного не произошло. Домофон все был так же сломан. За это время его никто не удосужился починить. Зачем? И правда, зачем? Я быстро поднялась на ее этаж и позвонила в дверь.

Никто мне так и не открыл. Я позвонила еще несколько раз, даже набрала номер Юли, но абонент снова оказался недоступным. Так, стоя перед ее дверью, я продолжала трезвонить. Неожиданно она окликнула меня сзади. Я обернулась – она стояла у лифта, оперевшись одной рукой на стену.

- Что с тобой? – спрашиваю ее я, подбегая к ней, – Что случилось? Ты где была?

- Я себя плохо что-то чувствую, только что с аптеки, – вяло ответила она.

- Зачем ты ходила туда, если плохо себя чувствуешь? – сама не знаю почему сорвалась на крик я, – Пошли скорее домой.

Я проводила ее в квартиру и усадила на диван в гостиной. Сама, не зная, что делать, бегала туда-сюда, пытаясь сообразить, что нужно делать. И что вообще происходит. Она молча сидела, ухватившись за свой живот руками, и улыбалась мне.

- Перестань суетиться, – посоветовала Юля мне, – Я не смертельно больна.

- Откуда я знаю? – схватилась за голову я, – Что у тебя болит? Может, тебя в больницу отвезти?

- Куда? – еще шире улыбнулась она.

- В больницу, мало ли что у тебя там! – я уже готова была взять телефон в руки и набрать скорую.

- Лена, не надо в больницу. Просто что-то прихватило, может, малыш шевелится, я не знаю.

- Давай все-таки в больницу! Пусть тебя посмотрят! Вдруг что-нибудь не так! Это не шутки, Юля!

Она засмеялась, глядя на то, как я развожу панику и мечусь туда-сюда по квартире.

- Прекрати смеяться. Собирайся, давай я такси вызову.

- Нет, я же сказала не надо. Мне уже лучше. Ты приехала – и мне стало лучше, – попыталась уверить она меня.

- Что-то ты темнишь, Волкова, – прищурилась я, глядя на то, как она ехидно улыбается, – Ты что-то скрываешь от меня?

- Нет, ты что! – засмеялась та и прикрыла глаза, – Оставайся лучше у меня на ночь.

- Я тебя убью! – на полном серьезе сказала я и стала подходить к ней ближе, – Ты выдернула меня от Игоря из-за какого-то пустяка что ли?

- Да ладно тебе. Вы каждый вечер ужинаете, – протянула девчонка и уставилась на меня.

Она сказала об этом с какой-то досадой, даже с ревностными нотками. И я не знала, что ответить. С одной стороны я ужасно злилась на то, что она заставила меня уехать от Игоря. Я была вынуждена уехать от него. Потому что она знала, что я не смогу оставить ее одну – бросить ее. Бросить ее ребенка. Я бы не смогла не приехать. И я приехала. А у нее, выходит, все не так плохо. И я была зла на нее. Но с другой стороны, мне было искренне жалко ее. Ведь в последнее время мы проводили не так уж и много времени вместе. А все потому, что почти каждый вечер я оставалась у Игоря – ужинать. И я понимаю, каково было ей. Сидеть тут – в одиночестве. Сидеть и вспоминать о чем-то. Ведь даже Паши теперь у нее нет. Нет алкоголя, клубов и прочих развлечений. Поэтому ей было необходимо мое присутствие. Ей надо было – меня. Собственницы по-другому не думают. И не могут думать.