Депрессия затягивалась на долгие, невыносимо тяжелые недели. Юля конец рассказала Паше о своей беременности. А Ваня все еще торчал в Поднебесной. Что он там делал? Пришлось ехать к Боре. К давно позабытому Борису, которые встретил нас с распростертыми объятиями, угостив даже кружкой чая. Он предложил было коньяк, чтобы отпраздновать такое дело (и непонятно чему он радовался), но Юля тут же обломала все его планы.

- Я беременна! – Выпалила она на одном дыхании.

И все его схемы разрушились.

- Мы подождем! – На автомате сказал Борис. – Пока будут работать юристы.

Четкость Босса вызывали доверие. Тогда этого было достаточно. Хаос сменился определенностью и здравомыслием. Это уже что-то. Но Вани больше нет, и никогда не будет… Его нет. Нет. И это слово меня убивает…

====== 45 ======

Сложно говорить о «Поднебесной» днем, когда романтическое настроение еще не наступило, а вечер плавно не окутал Москву. Ждать, пока из всех домов, из всех окон прорвутся апельсиново-мандариновые фонари, и молодые влюбленные пары загуляют в центре. И это было бы нечестно врать, лгать людям, рассказывая об этом месте совсем без вдохновения и блеска в глазах. Было бы нечестно врать им так умело, как я. Поднебесная – это то место, о котором говорят захватывающим, волнующим шепотом, когда город засыпает, убаюканный зимним вечером, когда машин на трассе становится все меньше и меньше, а люди одиноко шатаются где-то в центре города. Мы стояли в пустой студии, поджидая момент, когда можно будет разговаривать, ибо эту идиллию нарушить было – что совершить преступление. Сегодня все разошлись раньше, чем обычно, но это почти не удивляло. Я привыкла к такому образу жизни, так же как и привыкла к еще некоторым вещам:

- К Юле и Ване;

- К маленьким и не очень маленьким собакам;

- К шерстяному свитеру на голое тело (как меня учила Юлька);

- К запаху травки в Поднебесной;

- К ледяной, безвкусной кока-коле в здешних макдональдсах;

- К лютому холоду в последнее время;

И это далеко не весь список тех вещей, к которым я привыкла. Но это не плохо, и не хорошо. Это никак. Юля стояла недалеко от меня, наблюдая за чем-то, глядя в окно. Сегодня и правда все разошлись раньше, но это нисколько не удивляло. Обычно, тусовка в Поднебесной начиналась около девяти вечера, когда подтягивалась основная масса незнакомых мне людей, а дальше, как дело пойдет. Иногда, это заканчивалось утром, иногда следующим днем, а иногда в два часа ночи и вовсе никого не было. Сегодня был как раз из тех дней-исключений, и люди разошлись слишком рано, даже не успев понаблюдать за рассветом. Рассвет в центре города – слишком романтично для них. Для них, но не для меня. Волкова упорно пыталась разглядеть что-то в окне, хотя и не обмолвилась ни словом. Но нарушать эту идиллию я не решалась, мне совсем не хотелось быть и без того преступницей. Поэтому, я продолжала все так же сидеть на диване и наблюдать за задумчивой девчонкой. Неожиданно она обернулась и, подойдя ко мне, схватила за руку и потащила к окну.

- Видишь вон те колонны, которые отражаются в окне? Что у потолка самой Поднебесной, – пояснила она и махнула рукой, – никто этого не видит, но эти колонны, глянь сама…

Я стала всматриваться в окно, где действительно отражались колонны. Белые, холодные, как статуи. Как античные статуи самых прекрасных и грациозных девушек. Они как нельзя хорошо вписывались в интерьер Поднебесной, это сказал бы вам даже дизайнер-самоучка, и на секунду я поймала себя на мысли, что…

- … Кажется, что они подпирают небо? – Предположила я и улыбнулась самой себе. Своим догадкам.

- Так и есть. – Кивнула Юлька. – Подпирают небо… Знаешь, когда я тут, мне иногда кажется, что весь мир в моих руках!

- Когда на тебя находят минуты просветления? – Иронично спросила я, совсем не со злости.

- Наверное, по-научному это именно так, хрен его знает… – Протянула она и мельком глянула на меня.

- Сегодня в Поднебесной пусто. – Почти во время заметила я. – Классно так, даже не думала, что влюблюсь в это место!

- А где все? Куда так рано смылись?

- Как куда? К Ване!

- К нему? С чего ты взяла? – Девчонка удивленно уставилась на меня, видимо была совсем не в курсе всех дел.

- Да, сказал мне кто-то, уже не помню, кто конкретно, – отмахнулась я, давая понять, что это совсем не важно.

- А мы почему не поехали?

- Потому что нас не звали! – Засмеялась я.

- Мы бы могли поехать, – задумчиво протянула та и вопросительно посмотрела на меня.

- Тебе что, тут плохо? Не нравится? – Расстроилась я, глядя на расстроенную Волкову.

- Нет, хорошо.

- Видишь, все не так потеряно! – Вздыхаю я и снова смотрю в окно.

Здесь и правда здорово, я привыкла к этому месту всего за несколько недель, пожалуй, это еще один пункт к тому, к чему я быстро привязалась. И это хорошо. Хорошо – наблюдать за закатом с башни под небесами, хорошо – встречать рассвет с башни под небесами.

- Паша должен скоро прилететь из Голландии, – задумчиво протягивает она, растворяясь во мраке студии. – Чай будешь?

- Да? А что он делал там? – Интересуюсь я, не зная о таких событиях, я думала он все эти ночи был с ней.

- По работе ездил, я не интересовалась особо, – послышался ее голос из темноты. – Чай будешь?

- Вы вместе живете? – Снова не отстаю я с расспросами.

- Иногда, ты же знаешь, для чего тогда спрашиваешь?

- Да ладно…

- Все не так плохо. – Улыбается девчонка, выходя навстречу мне.

- Да? Так где чай? – Почему-то беспокоюсь я.

- Его не будет. Я не хочу, – пожимает плечами она, и я ничему не удивляюсь.

- А чего ты хочешь? – Спрашиваю я, поворачиваясь к ней лицом.

- Тебя. – Тихо отзывается Юля и осторожно стягивает лямку от майки с плеча, прикасаясь губами к оголенному участку кожи. – А ты чего хочешь?

- Тебя. – Вторю я ей и нахожу губами ее губы.

Предрассветная Москва совсем не спит. Солнце нагло прокрадывается через горизонт, заливая теплым и безумно ярким светом всю студию. Мы лежим на диване, напротив нас огромное окно и силуэты окутывает желтая, теплая тень от утреннего солнца. И все так хорошо, я бы лежала так вечность, чувствуя ее теплое тело, ее губы, руки. Зная, что она любит меня.

Поднебесную я запомнила именно такой: тихой, спокойной, умиротворенной, беззаботной (я бы нашла еще много синонимов из своего словарного запаса, но это совсем не требовало того), без лишней суеты, теплую атмосферу, предрассветный пейзаж, романтическая, творческая обстановка. И это переполняло мою душу чем-то радостным и легким. Но я старалась не помнить ее так, как привыкли ее видеть другие: шумные помещения, терпкий запах травы, кто-то постоянно ругается и смеется на обкуренную голову, повсюду грязь, рваные диваны и где только можно стоят пластиковые одноразовые стаканчики с недопитым чаем или пеплом. И все так противно, омерзительно. Но Поднебесная – это место для рая, отдыха, где нужно отдыхать и встречать утреннее наглое солнце, освещающее такие же – наглые, дерзкие наши тела, сливающиеся воедино. В такой же позе мы и просыпаемся, наши руки и ноги все еще переплетены между собой. Мне совсем не хочется вставать, но делать нечего, скоро начнут подходить первые люди на студию и увидят нас такими. И это будет значить, что все нас раскусили, можно было бы сослаться на сценический образ, но это мало подобно реальности. И эти чужие люди совсем никто, чтобы смотреть на нас, а тем более судить. А если бы вошел Ваня… я знаю, точно знаю, какова была бы его реакция: он был сначала опешил, потом улыбнулся самой искренней улыбкой и продолжал смотреть на нас, будто мы его дети. Он бы улыбался и думал о том, какой он молодец, что придумал этот проект, раскрутил его. И какие молодцы мы, потому что все стерпелось, слюбилось, и мы безумно полюбили друг друга. И мы не могли жить друг без друга, и все из-за, мать его, умного Вани, который придерживался той морали, что «прошлого – нет, будущего – тоже нет», но сам же теряется в своем настоящем. Ай да Ваня. А потом бы он, неловко откашлявшись, развернулся и скрылся в помещениях Поднебесной, будто ничего и не произошло, будто он не видел наших дерзких обнаженных тел, прижатых друг к другу, будто он не видел наших губ, которые так любят друг друга. Я слишком хорошо знаю его.