«В нашем случае логичнее любить как бы про себя…», – вертелись в голове Юлькины слова, и я чувствовала себя полной дурой. «Я всегда буду с тобой... Пожалуйста, помни об этом и никогда, ни при каких условиях, ни за что на свете, не забывай об этом». – Вспоминаю ее слова и чувствую себя полной дурой. Как же все было очевидно! Настолько очевидно, просто, заметно, что можно было сойти с ума. И я сошла. Я сошла с ума! Нет-нет-нет, это все я! Это я, идиотка, никогда и ничего не замечала! Но могла заметить спустя несколько лет. И тогда я поклялась разгадать тайну этого сентиментального кулона, но потом, ведь в то время мне было не до того. Неужели пришло время разгадок? Это пугало меня. Испугалась...

Когда снег окончательно и бесповоротно укрыл голую землю, когда зима полностью поглотила Россию, мы вместе с командой уехали в Германию. Там решено было записывать первые демки нового, третьего, альбома. Сидеть без дела – совсем не для нас (вспомнить хотя бы 2004-й). Работа снова кипела ключом, но никогда еще я не чувствовала себя такой одинокой. Ещё никогда мне не было так тоскливо. Будучи совсем не глупой, начитанной девушкой, я едва ли могла описать, что творилось у меня внутри. И я все думала, думала, думала – что это?

Господи, почему так тихо? В воздухе повисла пугающая тишина. Становится невыносимо душно. Вот-вот, кажется, я перестану дышать. Все так тихо, так странно... Кто бы знал, как же я ненавижу эту тишину! Эту пугающую тишину, до звона в ушах. Слышу только звук тикающих стрелок новых часов, бесстыдно нарушающий спокойствие. Тиканье все не прекращалось, и мне казалось, будто пришел мой час. Час расплаты за что-то, но за что, я так и не уяснила. Хотя у меня имелись предположения… Например, за то, что мы с Юлей изображали из себя бог знает кого, играли, смеялись, и вот – доигрались. Стало не смешно, стало страшно. И в этом я не хочу себе признаваться. Не хочу до последней секунды, поэтому не смею даже думать об этом, хотя мысли не выходят из головы. Это чувство настолько въелось в меня за последнее время, что я иногда покрываюсь румянцем. Мне страшно, и, пожалуй, сейчас не время признаваться в этом...

Глубоко вздохнув, сильнее укутываюсь в одеяло и снова пытаюсь заснуть. Черт, противное тиканье! А голову и дыхание все сильнее сковывает духота, парящая в самолете. Но, если бы я только захотела, то непременно нашла бы в этом свои плюсы. Если бы захотела. Но такого желания у меня нет, хочется лишь одного. Всего ничего – чтобы это чертово тиканье прекратилось! Надо просто заснуть. Заснуть. Закрыть глаза и провалиться в крепкий сон. Нет... Не помогает. Не помогает! Тогда я с силой и какой-то невероятной злостью и яростью зажмуриваюсь. В глазах тут же начинает резать, и приходит нестерпимая боль. Нет, нет, что-то не так... Что-то не так, но я могу понять, что именно! Тут же до меня донёсся негромкий стук. Еще один, чуть громче. Я вздрогнула. Стук продолжается, и только спустя около минуты, или вроде этого, я понимаю, что начался дождь. Мой любимый дождь, яростно колотящий по окнам. Маленькие дождинки в дребезги разбиваются о холодное стекло. И тогда всё вокруг исчезает. Нет совсем ничего. Всё растворяется... Через несколько дней я проснулась посреди ночи от какого-то непонятного шума. Распахнув глаза, я не сразу осознала, где нахожусь, но тут же вспомнила – мы в Германии, по-прежнему здесь, по-прежнему формально вместе и записываем, или пытаемся записывать, новый альбом. И вновь в мою бестолковую голову приходит мысль, что я сошла с ума. «Точно сошла с ума, однозначно», – нервно захихикала я, резко спрыгнув с кровати от неожиданности. Тот же непонятный шум, как и несколько дней назад. Тот же дождь. Черт бы побрал эту погоду! Ещё немного и, кажется, я разлюблю теплый, пахнущий сыростью, дождь. Часы так же невозмутимо тикают на руке, но я уже не обращаю внимания. Нужно просто заснуть. Нужно просто забыть о проблемах, которые свалились на мою умную рыжую голову. Нужно срочно избавиться от мыслей, мешающих жить, мешающих спать. Господи, какая же я дура! Неужели это никогда не закончится? Нужно просто уснуть, закрыть глаза и уснуть. У меня получится, я знаю, нужно только немного подождать...

Время шло размеренно, вязко, тянулось, как липкий клей, противно и долго. Мы записывали пробные песни каждый день. Писались на какой-то самой обычной немецкой студии. За пультами сидел Свен, который, как и положено музыкальному продюсеру, руководил всем процессом. Время от времени мы слышали от него стандартные русско-английские фразы: «That’s it, girls», «Не очень хорошо, girls», «Let’s еще раз, Lena», «Julia, отойди от микрофона», «Again, please!» и остальное в том же духе. Всё было как обычно: Юлька материлась, Свен усердно следил за работой, я учила тексты и распевалась, пока писалась Волкова. Все шло как обычно, но все изменилось. Незримо, но тотально. В свободное от работы время мы катались по городу, ходили по магазинам, пару раз заглядывали на выставки, в галереи. Юля бегала по соляриям, на какие-то вечеринки, а я в это время закупалась книгами и отсиживалась в нашем номере, поглощая знания. И ничего не менялось. Она приходило под утро и, почти неживая, падала на кровать, иногда даже не удосужившись раздеться. И тогда я раздевала её, укладывала спать и сама ложилась, ворочаясь и думая над тем странным ощущением, в котором так долго не хотела себе признаваться...

В тот день я плелась по обочине дороги и задумчиво курила. Вредная привычка так и осталась со мной. Она буквально тянула меня вниз, в пропасть, за Ваней. Отрезанная светом фонарей от чернильной ночи дорога пустовала. Иногда я, забывшись, сворачивала с тротуара на проезжую часть. Редкие автомобили, будто шумные демоны с горящими глазищами, проносились в опасной близости, пугая меня, озадаченную проблемами и мыслями. Было как никогда холодно: видимо, погода старалась соответствовать чувству внутри. Я долго не хотела себе в этом признаваться, но, наконец, опознала его – чувство, так сильно мучавшее меня. Оно оказалось стыдом... В голове, как в старой киноленте, прокручивались моменты прошлых лет, изменившие всю мою жизнь, перевернувшие мир с ног на голову.

Такого не должно было произойти по определению. Я знала, знала об этом, когда мы влюбились друг в друга. И я все еще никак не могла свыкнуться с этой мыслью. Надо же, какими нужно было быть идиотками! Какими дурами! А какими нужно быть сумасшедшими, чтобы самим поверить в ту историю, которую мы дружно сочиняли в офисе? Смеялись над ней, истерически согнувшись пополам, глотая слезы и приговаривая: «Все купятся на это, прикусят языки, просто офигеют, поверят в эту любовь! Ха-ха-ха! В то, чего нет и быть не может!» Поначалу эта игра казалась мне забавной, и я с удовольствием «играла», но, спустя некоторое время, мне становилось все больше и больше не по себе от таких выходок. И тогда, прогуливаясь одна где-то в Германии, я позволила себе признаться, прежде всего, самой себе, в этих щемящих чувствах. Было как никогда стыдно. Стыдно за весь тот разврат, который мы устраивали столько лет подряд. Стыдно за то, что мы раздвигали ноги, прикрывали руками грудь, смеялись. Стыдно за двусмысленные взгляды в камеры, когда мы, хитро улыбаясь, закрываясь вдвоем в номере, а потом просто ложились спать. Но никто ведь не знал об этом...

Выдохнув едкий дым, я отбросила очередную сигарету куда-то в сторону. Послышался писк мобильника, валявшегося где-то в глубинах карманов куртки. На дисплее горел конверт, оповещающий о новом входящем смс. Нажав кнопку «просмотреть», я наскоро пробежалась глазами по сточкам сообщения: «Никогда нельзя быть уверенным, что тебя не предадут». Я усмехнулась, мысленно отметив, что где-то я уже это слышала, и, совсем рассердившись, тут же удалила смс. Тем более, номер приславшего отсутствовал. Анонимка, отправленная, скорее всего, с какого-то сайта. Вернувшись в люкс, я нехотя скинула кеды и куртку, быстро приняла душ, легла в постель и с головой накрылась теплым одеялом. Холодно... Завтра придет новый день. Именно эта неизвестность пугала меня больше всего – тайна завтрашнего дня.