Задыхаюсь…

«Чужого не бери, свое не отдавай», – все начинает с первой же песни: рука в руке, надо держаться, надо думать о чем-то другом. Какие-то обрывочные мысли комом сваливаются на мою голову, нужно отвлечься. Она не дает мне ни о чем думать, но мы держимся, изредка сталкиваясь взглядами, изредка чувствую ее руку на талии. Грустно и весело одновременно, не могу понять, что происходит. Вновь проматываю недавние события в голове. Боже, я призналась ей. Неужели такое могло произойти? И вот нас снова обсуждают, как в 2003, как с 2000 по 2004, 2005, 2006, это никогда, мать его, не закончится. Но тогда это было особенно актуально: «А вы можете поцеловать на камеру?», «Без проблем!», и затем ее наигранный поцелуй, который не вызывает ничего. Не то, что сейчас. Но я держусь. Только иногда мы позволяем себе, как обычно отрываться, не думая ни о чем, это наша жизнь! А сцена – состояние души, мы можем делать все, что хотим! Мы дурачимся, обнимаем друг друга и ничто не остановит нас. Потому что нас не догонят! Никто и никогда. Поем «Sacrifice», энергия просто через край, и на этих эмоциях все и происходит. Лирический куплет под который так и хочется прижаться к ней, и я просто, не задумываясь, иду к ней, сопровождая все это влюбленным взглядом. Останавливаюсь рядом с ней, стоя почти вплотную, но ближе нельзя, сорвет голову. Наши лица так близко, я улыбаюсь ей, она мне. Надо держаться, даже тогда, когда хочется поцеловать ее. На ее любимой песне «Обезьянка ноль», она снова дает волю эмоциям, поэтому во время песни прижимается ко мне сзади, обняв за талию. Ее голова лежала на поем плече, это было так мило, что я снова через силу сдерживала себя, чтобы не сорваться. Но отыгрались друг на друге мы во время «Show me love», песня звучала как раз в тему. «Покажи мне любовь», – говорит ее выражение лица, расплывающееся в улыбке, во время того, как она идет ко мне. Расстегивает ремень – нарвется, расстегиваю ремень – нарываюсь. Обе смеемся и расходимся, все потом. В конце песне она вновь владеет свою руку мне на живот, стоя сзади меня. Нарвешься, Юлек! Я нагибаюсь вперед, а она прижимается лишь ближе. «How soon is now», – отличный повод, чтобы зажечь, и мы зажигаем! «Заткнись, как мы смеешь говорить, что я делаю что-то не так?», – поем мы, становясь друг к другу близко-близко, я не хочу ее отпускать, она не хочет отпускать меня. Я обхватываю ее за талию и кончиками своих пальцем чувствую ее горячую кожу. Она сведет меня с ума! В конце, она молча подходит сзади и обнимает меня за шею крепко-крепко, и я прикрываю глаза от удовольствия.

- Мы ее никогда не пели, ни разу в жизни и не целых 7 лет подряд…

Выходим из глубины, держась за руки. Не могу отказать себе в удовольствии (садистском удовольствии просто смотреть на нее), едва мы начинаем петь, она хочет уйти, но я хватаю ее за руку, дергая на себя. И она остается. Наши руки скользят по рукам друг друга. «Я сошла с ума-а», – поем мы, «Мне нужна она», – допевает зал, а я в это время осторожно заглядываю в ее майку, удовлетворенно улыбаясь. Мы допеваем куплет, и я так жду этого припева, меня сейчас просто вырубит от волнения. Она обходит меня сзади, цепляясь рукой за мою талию, притягивая меня к себе. И едва начинает играть припев, я иду к ней сама, на ватных ногах, с нетерпением и любовью в глазах, но она и не видит того, начинает раздавать автографы. Я растеряна, но вида не показываю. Стоя, как идиотка посреди сцены, сжигая ее взглядом, я не знаю, что делать дальше. Поэтому тоже раздаю автографы. Под конец песни она все же снова обратила на меня внимание. И эти долгие объятия под звуки гитары…

Прощай, Иркутск!

Минус час, минус день.

Следующее утро выдалось отнюдь не самым лучшим в моей жизни, да и до награды «лучшее утром в моей жизни» ему было далеко. Во-первых, на улице было пасмурно, даже слишком, сплошная слякоть, противный моросящий дождь, да и к тому же, во-вторых, разбудили меня не поцелуи моей девочки, а телефонный звонок, который был как нельзя некстати! Я нехотя оторвала руку от спины Волковой, перекладывая ее на телефону трубку.

- Ало! – Хриплым, раздраженным голосом, отвечаю я.

- Доброе утро, Лена! – Не менее угрюмым голосом, отвечает мне Борис.

Он, как обычно, вовремя. Так и хочется кинуть трубку, но я не кидаю. Слишком правильная какая-то, тем более мало ли что у него там.

- Угу, доброе. – Все же решаюсь не дерзить ему я. – Вообще-то мы еще спим.

- Ночь бессонная была? – Никакой шутки в голосе, даже странно.

- Чего? – Переспрашиваю я, надеясь на то, что мне показалось.

- Да ничего, я говорю просыпаться надо!

- Еще же только 9 утра! – Мельком кидаю взгляд на часы, стоящие рядом на тумбочке.

- Заедите сейчас ко мне в кафе, я тут вас уже жду, давайте скорее, и потом сразу в аэропорт, так что вещи собирайте.

- А в аэропорту поговорить никак нельзя? – Все еще сопротивляюсь я.

- Нет, нельзя. – Спокоен он, как удав. – Давайте, просыпайтесь там. До встречи!

И как всегда культурно кидает трубку.

Ничего уж с этим не поделаешь, нужно просыпаться. Я оборачиваюсь к Юльке, которая мирно спит, и будить мне ее меньше всего хочется. Боря вечно умеет обламывать малину. Делать нечего, я осторожно касаюсь ее волос, проводя по ним от макушки до кончиков прядей.

- Юлёк, солнышко, нужно просыпаться. – Тихо говорю я ей, склонившись над ее лицом. – Ренский позвонил, сказал, что срочно к нему в кафе ехать нужно сразу с вещами, а потом в аэропорт.

- Чего-о-о? – Недовольно протягивает она, все еще лежа с закрытыми глазами. – Че охренел совсем? В единственный выходной поспать не дал!

- Я ему пыталась уже объяснить, но он и слушать ничего не стал, как обычно кинул трубку.

- Дурацкая его привычка…

- Да, как и у Вани. – Не понятно с чего вдруг вспоминаю я про Шаповалова.

- Слуша-ай, я так не хочу ехать никуда, давай останемся здесь? – Умоляюще просит она меня, вглядываясь мне в лицо.

- Я тоже не хочу, родная, как бы мне хотелось остаться тут, с тобой, но это наша работа!

- Все, не хочу слушать это! – Она притягивает меня к себе за шею и сладко целует.

Я не сопротивляюсь ей, только накрываю нас одеялом. Мы ласкаем друг друга около пятнадцати минут, пока не раздается очередной звонок. Опять Борис, опять просит вставать, будто знает, что мы так и продолжили валяться в объятиях друг друга. Пообещав, что мы встаем, я повесила трубку. Нужно было и правда собираться. Кое-как встав с кровати, мы потихоньку стали собираться. Хотя собиранием это трудно было назвать, потому что, сталкиваясь каждую минуту, мы уделяем друг другу внимание. Наконец, собрав все вещи, приведя в порядок себя, мы выехали на встречу с Борисом.

Зайдя в кафе, мы бегло нашли его взглядом и присели к нему за стол. Через минуту появился официант, подавший меню.

- Привет. – Здороваемся мы, изучая то, чем бы мы могли перекусить.

- Привет, я уже заждался вас. – Пыхтит он, поглядывая на часы. – Нужно разобраться во всем в темпе, а то через 4 часа вылетам уже.

- Так чего случилось? – Волкова, заказав себе нехитрый завтрак, обернулась к Ренскому, сложив руки на стол.

- Поговорить с вами хотел, – начал говорить он, и мне стазу же стало не по себе, все вело к неприятному разговору, – на днях интересная статья вышла…

- О Боже! – Вскинула тут же руки Юля. – Нам уже сказали про нее! Боря, ну что за детский сад?

- Это я у вас хотел спросить, – нахмурил брови тот и потер переносицу, – что у вас происходит?

- В смысле, что происходит? – Тут уж в разговор вмешалась я, наконец-таки разобравшись с официантом. – Все отлично, Борь, чего ты опять начинаешь? Ты же знаешь эту бульварную, желтую прессу!

- Девчонки, но поймите же вы, это все не на пустом месте! – Он не был озлоблен, скорее наоборот, обеспокоен. – Как бы нам это все боком не вышло.

- Слушай, скандалы, насколько я помню, никогда не были лишними. – Вступается Волкова. – А тут такой повод…

- Уже не отрицаешь ничего? – Ухмыляется тот, но почти беззлобно. – Юль, эти скандалы были кстати, когда были другие времена. Вы и сами знаете о чем я говорю. А сейчас зачем вам оно? Тату опять за старое? Ну глупости ведь! Нам нужно перенаправить все в другое русло!