– Работайте живее, – крикнул Саид, – а то не получите еды.
Желая угодить хозяину, стражники с плетками стали кричать на них с берега, и некоторых юношей хлестнули по спине. После довольный Саид ускакал со своим помощником.
Заложники вернулись в дом Саида только поздно вечером. Уставшие, злые, еле двигая ногами, они вошли во двор, не поднимая головы. У стены на выступе стояло пять медных тазов с водой. Абдулла указал туда рукой и велел им умываться.
– На столько человек этой воды недостаточно! – возмутился Шерзод, и друзья поддержали его. – Дайте каждому по тазу или ведите в баню, как делали это раньше.
– Где я возьму столько посуды? – раздраженно ответил тот. – А баня рабам не положена. Забудьте свое прошлое.
– Мы рабами не станем! – крикнул Ардашер, и все юноши согласно зашумели.
В ответ начальник рабов и стражники рассмеялись.
– Ваша гордость смешит нас, – сказал он.
– Что еще желает ваше величество? – решил повеселиться молоденький охранник.
– Выдайте нам новую одежду: от этой идет неприятный запах, – вполне серьезно потребовал Исфандияр.
Уже с хмурым лицом заговорил Абдулла:
– Я гляжу, вы наивны, точно дети. Вы теперь рабы, а белье вам будут стирать один раз в неделю.
– Но мы не можем ходить в вонючей одежде, – возмутился один из согдийцев. – наша вера требует от нас чистоты во всем.
– Ничего, привыкните, здесь вам не Согдиана. Нам нет дела до вашей веры, здесь мало воды. Если опять будете выражать недовольство, то и этого лишитесь, а заодно и своих жизней.
Понурив головы, юноши собрались возле тазов, смывая со своих лиц пот и пыль.
Далее они расселись на циновках, где когда-то с ними проводила занятия Фатима. Там расстелили дастархан, и слуги принесли стопку больших невкусных лепешек, к которым они после согдийского хлеба с трудом привыкли. Затем им сказали, чтобы теперь за едой они сами шли к большому казану, где в глиняные чашки им накладывали кашу. Все заметили, что в ней не видно и кусочка мяса. Однако никто не стал роптать, потому что все были уставшие и мечтали лишь о скорейшем сне.
Когда все легли, Шерзод тихо спросил у друга:
– Сегодня ты не пойдешь к ней?
– Хочется, но не смею. Мне стыдно показываться ей в такой грубой, позорной одежде.
– Мне тоже стыдно, даже перед собой. Но Фатима будет ждать.
– Я не могу: от одежды идет запах тины.
– Фатима умная девушка и все поймет. Здесь нет нашей вины. Если она любит, то не осудит тебя.
И глубоко за полночь Фаридун поднялся с места и, как всегда, снял решетку. Едва Фаридун начал спускаться по веревке, как Шерзод почувствовал слабость в руках. Уже не было прежней силы. Зажатая веревка скользила и почти не держала Фаридуна, который с шумом упал на землю.
– Как ты? Ноги-руки целы, – шепотом спросил сверху Шерзод.
– Тихо, кто-то идет сюда, убери веревку.
Как только Фаридун скрылся за домом, явился стражник. Постояв немного и не заметив ничего необычного, он ушел обратно.
Шерзод облегчено вздохнул, сказав про себя: «Какая радость, что стражник не кинул свой взор наверх, иначе сразу заметил бы, что окно без решетки».
Спустя некоторое время Фаридун выглянул из-за угла и увидел, что охрана опять погрузилась в сон. Тогда он поспешил к сараю.
В темноте Фатима не сразу узнала его и чуть не вскрикнула. Она привыкла видеть его красиво одетым, а тут…
– Прости, не сразу узнала. Мне казалось, что это какой-то слуга следит за мной.
Они сели рядом и взялись за руки.
– Да, для твоего отца я стал рабом. Какой позор для знатного согдийца!
– Утром я видела, как жестоко с вами обошлись. Но для меня ты никогда не будешь рабом. Мне ужасно стыдно за своего отца. Я не люблю его, он не истинный мусульманин. Отец безжалостен и жаден. Мой дед был совсем другим человеком.
Девушка заплакала. Фаридун прижал ее к себе, и она склонила голову на крепкое плечо юноши.
– Мне стыдно, что я перед тобой в столь грязной рубахе.
Фатима глянула ему прямо в лицо.
– Я полюбила тебя совсем не из-за богатой одежды, а из-за твоей чистой души. И давай не будем более об этом. Говорят, вас заставили чистить арыки?
– Трудностей мы не боимся. Самое страшное для нас – это унижение. У нас на родине таким постыдным трудом занимаются рабы. Чаще всего это пленные кочевники, которые иногда нападают на наши города.
– У отца когда-то были такие рабы, он купил их на рынке невольников. Но, оказалось, кочевники не могут работать в поле, и отец их продал.
– У меня просьба: узнай у своего отца, почему нас не продали в Согду? Что случилось?
– Я случайно услышала разговор отца, – чуть слышно проговорила она. – Войны с Согдой не будет, потому что наши вожди стали воевать между собой. И говорят, что это затянется надолго.
– О Боже, выходит, мы останемся тут еще на несколько лет? – В голосе юноши было столько отчаяния, что Фатима пожалела о сказанном. – Нет, мы этого не выдержим… Теперь ясно, почему твой отец стал к нам жесток. Он мечтал заработать на нас целое стояние, но…
– Что бы ни случилось, вы должны верить в лучшее, – попыталась ободрить его Фатима. – Так всегда говорил мой дедушка. Передай это и своим друзьям, ведь вы все мне как братья. От слуг я узнала, что вас стали плохо кормить, потому принесла немного жареного мяса.
И Фатима поставила ему на колени чашку с едой, от которой шел аппетитный аромат.
– Ты очень добра, но я не могу есть без своих друзей. Это будет нечестно по отношению к ним. Я сыт, а они голодны.
– Понимаю. Жаль, что не могу накормить вас всех, ведь возьму больше – на кухне это сразу заметят.
Дав девушке договорить, Фаридун наконец обнял ее, первым коснувшись мягких губ Фатимы, и влюбленные стали неумело целоваться.
На следующее утро все заложники собрались в комнате Фаридуна. Он сообщил друзьям неутешительную весть:
– Пока не окончится междоусобная война за власть у арабов, мы будем находиться тут. А это может растянуться на годы. Такое уже бывало.
Все принялись обсуждать, как им быть дальше. Но долгая беседа ни к чему не привела – их будущее оставалось туманным. Была вероятность того, что они останутся рабами до конца своих дней. Такой вывод всех поразил, и тогда Ардашер произнес:
– Лучше смерть, чем такая жизнь.
После этих слов все погрузились в раздумья, которые прервал заглянувший в комнату Шерзод:
– Сюда идет слуга, должно быть, настало время завтрака…
И все спешно разошлись по своим комнатам.
После скудной утренней трапезы нужно было идти в поле. Покидая двор, Фаридун обернулся и заметил в окошке бледное лицо Фатимы. Девушка махнула ему рукой. И на его душе посветлело. Фаридун шепнул другу:
