– Царица Фарангис сообщила мне, что арабы пришли только для грабежа. Их войска совсем рядом и, возможно, завтра будут здесь. Что ты думаешь об этом? – обратился царь к новоприбывшему союзнику.
– Мой царь, нас еще мало и нам нельзя вступать в бой. Так ма только погубим своих людей.
– Об этом я тоже думал. Я не желаю напрасной смерти людей Согда. И вот что решил. Если к завтрашнему дню сюда не явятся войска из Кеша (Шахрисабз) и Субаха, то нам придется договариваться с врагом о выплате дани. Но скажу честно: в этом году из-за засухи наша казна оскудела. Сами знаете, что воды в Зеравшане было мало. А дань они затребуют большую, поэтому отступные лягут на всех нас тяжким бременем. Так что, братья мои, помолимся за удачу, за победу. Городские храмы сегодня полны народу – они тоже молятся, а мы сделаем это здесь.
И они прошли в парадный зал, где вдоль стен стояли статуи авестийских божеств, а в центре возвышался круглый резной алтарь, в ложбине которого горел костер. Рядом с алтарем в белых одеяниях стояли двое жрецов, которые время от времени подкидывали в огонь ветки сандала. Нижние половины их лиц были прикрыты белыми повязками, чтобы они своим нечистым дыханием случайно не осквернили священный огонь. Завидев гостей, жрецы отошли к боковой двери.
Прежде всего правители развязали разноцветные пояса кушти. И держа их перед собой на вытянутых руках, не сводя глаз со священного пламени, они зашептали молитву. Все молились о победе…
В это время арабы уже подошли к каналу Даргом, а у стен Самарканда стояло войско из Кеша во главе со своим правителем. Теперь все союзники были вместе.
Ихшид Тархун обрадовался новоприбывшим и вновь собрал совет.
– Наш совет будет недолгим, – начал он. – Хвала великому Ормузду, что услышал нашу мольбу и вовремя прислал правителя Кеша и других союзников. Еще утром я был готов отправить своего советника к арабам, чтобы известить их о том, что мы готовы платить дань. Теперь нас стало больше. И хотя числом враг превосходит, но даже с таким количеством отважных воинов можно победить. Что скажет совет? Начнем с почтенного Гурека.
С места поднялся военный советник Согда, брат царя.
– Я за бой, пусть враги знают, что согдийцы так просто не сдаются.
– За бой! – воскликнул с места молодой дихкан Джамшид, облаченный в доспехи. – Пусть знают, что мы не трусы.
– Неспроста на нашем гербе изображен лев. Мы все из этого рода.
Однако ихшид предостерег их:
– Вы молодые, и сильно не горячитесь. Знайте, осторожность – это не трусость. Что скажут наши купцы и мудрецы?
Верховный мобед, седой и в белом хитоне до земли, встал и заговорил глухим голосом:
– Без сомнений, я за бой против этих дэвов. В Иране они разрушили несколько храмов. То же самое случится и у нас. Лучше славная гибель, чем потеря веры в могучего Заратуштру.
Одобрительный гул пронесся по рядам собравшихся. Казалось, все желали одного: скорейшего сражения.
Но тут слово дали богатому купцу Авладу:
– А если враг окажется сильнее и одолеет нас, ведь арабов больше? Давайте не будем спешить. Я предлагаю дать им золото, и пусть эти разбойники убираются прочь. А вот в следующий раз мы призовем на помощь тюрков из Чача и Ферганы.
Некоторые богатые купцы согласились с ним, так как боялись, что враги разорят их, если войдут в город.
Хотя в душе Тархун был на стороне осторожных купцов, но он не желал идти против воли согдийского совета – в этой войне ихшид мог лишиться своего венца. Поэтому он завершил собрание такими словами:
– Большинство за сражение – так тому и быть. Я сам поведу войско, а во главе самаркандцев встанет Гурек. Да поможет нам великий Ормузд!
БИТВА
30-тысячное войско, состоящее из пеших и конных воинов, во главе с Тархуном двинулось по бухарской дороге. Жители селений выбегали из своих домов, восклицая: «Неужели опять война?!», и со страхом в глазах провожали своих защитников. На прощание каждый из них шептал молитву: «Яви нам удачу, за победу».
Некоторые женщины недоумевали:
– Кто напал, с кем идут биться?
– Говорят, какие-то арабы пришли издалека, они из кочевников, – пояснял один зажиточный сельчанин, который часто ездил на базар и знал о случившемся. – Еще их называют муслимами. Такая у них вера, говорят, что они и нас хотят сделать таковыми.
Эта весть напугала людей больше всего. Они стали возмущаться и проклинать врагов. А какая-то взрослая женщина твердо сказала:
– Не отдадим веру отцов. Нам не нужны чужие обычаи.
все согласились с этими словами.
Защитники Согды успели отойти от города на фарсанг, как к Тархуну и Гуреку подъехал гонец и передал, что арабы уже выстроились на равнине и ждут их.
– Значит, они уже приняли выгодное положение, – сказал Гурек и послал двух помощников в конец войска, чтобы подтянулись кешцы и несефцы.
Завидев в выжженной, покрытой колючками степи врагов, согдийцы остановились. Арабы уже выстроили свои ряды, поместив в центре конницу, а по флангам для защиты – пехоту. Тархун велел своим людям сделать то же самое. Главное, чтобы враги не сомкнули с двух сторон.
Перед началом боя трое посланников Тархуна, высоко держа над головой красное знамя на длинном древке, приблизились к арабам. Главный из них в серебряном шлеме заговорил.
– По законам честного боя, прежде всего, должны сойтись в единоборстве два самых сильных воина.
Едва Саиду перевели эти слова, он усмехнулся:
– У меня нет времени заниматься такой глупостью. Передай своему вождю, что нас много и мы победим. Зачем вам напрасно гибнуть? Лучше признайте нашу победу и откройте ворота города. Но если будете противиться, то пощады не ждите. С нами всемогущий Аллах.
– Мы явились сюда для боя, для защиты нашей отчизны, и потому смерть нам не страшна. Коль погибнем – это судьба. А вы, разбойники, прибыли сюда для грабежа. Это вы, грешники, бойтесь смерти.
– Ах ты, мерзавец, как ты смеешь называть людей халифата разбойниками?! Да весь мир трясется перед нами! Зарубите их!
Из-за спины наместника выскочили воины. Согдийцев взяли в круг. Они поняли, что их смертный час настал, и сами бросились на врагов. Их мечи со звоном скрестились.
Схватка была короткой, вскоре все посланцы лежали мертвыми на земле.
Увидев такое вероломство, Тархун в гневе поднял меч. И разом со всех сторон затрубили карнаи, возвещая о начале боя. Согдийское войско строем двинулось на врага, выставив вперед пики с острыми и блестящими на солнце наконечниками. Немного погодя за пехотой уже следовали конники с мечами и булавами (оружие в виде рукоятки с железным шаром на конце). Их круглые медные щиты были привязаны к левой руке. Их головы покрывали шлемы, а грудь обтягивали панцири или кольчуги. Согдийцы шли на бой под музыку труб и барабанов, и родные звуки наполняли их сердца решимостью.
Арабы тоже затрубили, в первые ряды выставив бухарских лучников, которых получили в заложники. За их спинами стояли конники с обнаженными мечами, готовые зарубить их, если пленники откажутся стрелять в своих братьев-согдийцев или пустят стрелы мимо. Лучники испуганно поглядывали назад, натягивая луки.
И вот первые тучи стрел с визгом полетели на согдийцев, а затем вторые, третьи, четвертые, десятые… И с каждым разом строй наступающих редел. Среди войск согдийцев возникла некоторая сумятица, и их героический пыл слегка угас.
После лучников в бой бросилась арабская конница. Они неслись на согдийцев с дикими криками, желая устрашить врага. Однако их это не испугало: они не раз воевали с кочевыми тюрками, и те издавали куда более ужасные вопли, желая сломить дух врага.
Через некоторое время воющие стороны сошлись в единой схватке. Против арабских конников выступила согдийская пехота, остальные ждали своего часа. Это был верный тактический ход, так как согдийцы оказались более ловкими. Острые пики разрывали слабую броню всадников, и конники падали с седел в пыль под копыта своих лошадей.
Затем воины вступали в ближний бой, переходя на мечи, с яростью рубя друг друга. Летели головы, руки, рекой лилась кровь. Бездыханные тела валились на жухлую траву, а раненые кричали от боли, зная, что пробил их последний час. Но сильные духом согдийцы, даже смертельно раненные, бились с врагом до последнего. Они защищали свой город, свой дом и семью. А те, кто уже не мог стоять на ногах, хватались за луки и поражали врагов, сидя на земле, пока их не зарубали.
Через некоторое время в бой были брошены почти все силы. И степь, где сошлись десятки тысяч воинов, наполнилась пылью, криками людей и ржанием коней. Но громче всех звучал лязг мечей. Крепкие согдийцы пользовались булавами, со всего размаху ударяя ими по шлемам арабов, которые замертво падали с коней.
Ближе к вечеру бой пошел на убыль: все воины сильно устали.
На другое утро сражение было возобновлено и длилось до полудня. Продолжился бой и на третий день. Но если силы согдийских воинов были на исходе, то арабы пустили в дело свежие войска, которые стояли в запасе рядом со ставкой наместника. Они наблюдали за сражением с пологого бугра, ожидая знака своего начальника.
