"Позволь, господин генерал, на правах хозяина дома допросить тебя", - сказал он с помощью мимики лица и интонаций голоса, вложив в это выражение иронический смысл. Чарнота усмехнулся и сказал:

"Позволяю".

"Как тебя теперь называть, Григорий Лукьянович?"

"А называй меня Тёмкиным Евстратием Никифоровичем. Я землемер из Псковской губернии", - последовал ответ.

"И почему же так?" - продолжал допрос Пётр.

"А потому, что...", - и Чарнота рассказал всё, ничего не утаивая: и про выигранные деньги, и про Париж, и про Сорбонну и про свои планы, которые он приехал осуществлять в Россию.

Пётр, потрясённый рассказом и нагруженный информацией, надолго замолчал; так надолго, что Чарнота успел до обеда полистать газету. Только после сытного обеда (винегрет и несколько рюмок водки с солёными огурцами, селёдочкой с кусочками холодного картофеля и кольцами репчатого лука в ароматном подсолнечном масле, в качестве закуски, щи 339кислые, варёная курица с лапшой и ароматный чай с печеньем на десерт) разговор был продолжен.

"Больше всего мне понравилась идея разрабатывать новую идеологию. Меня всё в ВКП(б) тянут. Говорят: рабочий, будешь инженером иди к нам строить светлое будущее, - заговорил Пётр, когда они после обеда пошли в его комнату и сидели там на простых, но прочных рабоче-крестьянских стульях, попивая чай из гранёных стаканов в подстаканниках. - А я не хочу к ним. Туда столько уже человеческого дерьма набежало, что, думаю, задохнусь я в коллективе этих товарищей", - последнее слово Пётр выделил так, что стало понятно его пренебрежение и к слову, и к тому коллективу людей, который под этим словом подразумевается.

"Ведь товарищ - это помощник, а я не хочу им помогать творить то, что они творят. Правда и среди них встречаются человеки, но их уж очень мало. Где хорошие-то люди? Попрятались что ли? Или они только в кино остались?"

Чарнота слушал не перебивая и к концу петькиных откровений его настроение явно повысилось так, что Петр, заметив это, сокрушённо спросил:

"Чему радуешься, Григорий Лукьянович?"

"Евстратий Никифорович, - поправил его Чарнота. - А радуюсь я тому, что своим рассказом ты подтверждаешь мою правоту - марксизм-ленинизм - ложная теория. Вот мне ещё надо прочесть полное собрание сочинений Ленина и тогда, возможно, я смогу ответить тебе на вопрос, 340который я предвижу: почему ложная? А что касается хороших людей то, хорошие люди, Петро, все перед тобою. Человек рождается и хорошим, и плохим одновременно. В нём всё заложено богом, природой - как хочешь, а заложено кем-то. И дерьмо из него начинает лезть тогда, когда жизненные обстоятельства тому способствуют, а противостоять этому у человека нет сил потому, что нет понимания".

Воцарилось молчание. Друзья думали каждый о своём. Чарнота о том, что как бы убедить Петра, чтобы он всё-таки готовился вступить в коммунистическую партию, но не сейчас, а когда будет ясно кто победит внутри неё в борьбе за лидерство. А Пётр думал и удивлялся такому разностороннему глубокому уму этого профессионального военного:

"Это надо же: философию, социологию, экономику знает, французский язык, турецкий, а не только - как организовать атаку конного корпуса", - восхищался он про себя.

Первым заговорил Чарнота:

"Ты представляешь себе работу разведчика в стане врага?" - спросил он.

Пётр не без удивления ответил:

"Разве что, по литературным произведениям. Про Мата Хари, например, читал.

"Мата Хари плохо кончила потому, что работала на обе враждующие стороны, а ты будешь работать на одну сторону - на человечество", - полушутливым тоном произнёс Чарнота.

341 "Как это?" - спросил Пётр.

"А вот как: я уверен, что впереди нас ждут тяжелейшие и опаснейшие времена, и уцелеть мы сможем только сообща. Вот у меня есть уже два человека, которые согласились посвятить себя этой благородной идее. Ты будешь третьим. Итого: нас четверо. Ещё найдём людей".

Пётр задумался.

"Значит ты хочешь и выживать сам, и помочь выжить человечеству, разработав для него объединяющее мировоззрение? Я правильно тебя понял?"

Чарнота радостно и возбуждённо смотрел на Петьку.

"Если бы ты знал - до чего правильно! Так правильно, что даже я этой правильности до сих пор не знал. Я же только о России и её судьбе думал. А ты широко взглянул - на всё человечество. А что, почему бы и нет: разработав правильную идеологию, мы спасём Россию, а через неё и весь мир. Браво, Петька. Ну, ты и молодец!"

"О чём вы тут, мальчики, беседуете?" - спросила Галина Степановна, когда вошла в комнату к сыну и услышала восхищённые возгласы Чарноты.

"Да вот, мама, Евстратий Никифорович, - при этих словах Пётр взглянул на Чарноту и получил от него знак одобрения (правильно произнёс новое имя своего друга), - предлагает мне одно очень хорошее дело делать вместе".

"Если предлагает, то и соглашайся. Он человек хороший. У меня чутьё на людей", - серьёзно сказала женщина.

342 "Спасибо, Галина Степановна, за поддержку и за столь лестный отзыв о моей персоне", - поблагодарил Чарнота.

Старушка благожелательно кивнула, постояла у окна, глядя на улицу и на редких прохожих, проходящих по ней и с грустью в голосе произнесла:

"Что-то с нами будет. Ох, тревожно у меня на душе, - помолчала и уже весело добавила. - Ладно, мальчики, беседуйте. Придёт отец - будем чай пить. А я пошла, беседуйте", - повторила она и тихо вышла из комнаты, также тихо прикрыв за собой дверь.

"Хорошая у тебя мать",- выдержав паузу, сказал Чарнота.

Петька тоже не сразу откликнулся:

"Да, хорошая, но матери, наверное, все хорошие. Разве бывают плохие матери?"

"Бывают, Петька и плохие. Бывают такие, что и детей своих убивают".

Помолчали.

"Завтра, Евстратий Никифорович, я хочу пригласить тебя в Эрмитаж. Покажу тебе как цари русские жили. Пойдём?"

"Конечно, сходим, - сразу согласился Чарнота и добавил: - Ты мне ещё должен рассказать о Махно и его анархии. Ведь анархизм - это один из предлагаемых умными людьми вариантов обустройства жизни человеческой. Нам нужно знать его суть, коль мы ставим перед собой такие задачи. Есть абсолютизм - мы в нём жили до 1917 года. Народ от него отказался и поддержал большевиков. Теперь вот нам навязывают жизнь в условиях пролетарского коммунизма".

343 Петька поправил:

"Согласен, что навязывают, но навязывают не жизнь, а строительство этой жизни - жизни при коммунизме. Что же касается анархизма, то я в нашей библиотеке подчитал Бакунина, Кропоткина. Ерунда - эта анархия. В современных условиях люди не могут жить без государства. Государственность - это хребет народа. Не сможет народ объединится в государство - другие народы его поглотят".

"Вот, Пётр, - обрадованно воскликнул Чарнота, - ты уже и работаешь на нашу идею - ищешь варианты. Но про Махно ты мне, всё-таки, расскажи".

В дверь постучали. Пётр подошёл и открыл её. В дверном проёме показался высокий, седовласый пожилой блондин.

"А, отец, отработал? Заходи", - сказал Пётр, пропуская в комнату человека. Тот подошёл к Чарноте и, протянув ему жилистую руку, сказал:

"Спасибо вам за сына. Давайте знакомиться: Бут Александр Васильевич".

Чарнота ответил на рукопожатие и представился.

"Пойдёмте в столовую. Там мать уже чай собрала", - сказал Александр Васильевич.

"Хорошо, спасибо отец, мы сейчас придём", - ответил на приглашение Пётр.

344 Когда молодые люди вошли в столовую, старики уже сидели за столом и пили чай с бубликами. Хлопоты по разливанию чая пришедшим, взяла на себя Галина Степановна.

"Как вам работается, Александр Васильевич?" - спросил Чарнота, отхлебнув горячего чая из своего стакана. Старик взглянул на сына и, получив молчаливое одобрение, заговорил: