Мысли вихрем проносились в голове, вопросов было столько, что было удивительно, как все они помещались в мозгу. Девушка последний раз всхлипнула и утерла со щек слезы тыльной стороной ладони. Она посмотрела на свои руки: небольшие ладошки, коротко стриженые ногти, на них темно-вишневый лак, местами облупленный, а на указательном пальце левой руки и вовсе был стерт чуть ли не наполовину.

«Видимо, я левша».

Внезапно она поняла, что не помнит не только свое имя, родных, друзей, если они у нее были, но и даже то, как она выглядит. На лицо падали нечесанные волосы. Девушка провела по ним рукой, они заканчивались на уровне лопаток. Она оглядела помещение — ни намека на зеркало. Хотя бы даже маленького. Странно, все парни, которых она видела, были гладко выбриты, да и ходили с короткими стрижками. Ребята выглядели лет на семнадцать-восемнадцать, хотя бы пушок у них уже должен был расти. Значит, ребята стриглись и брились, а для этого же нужно было зеркало…

«А мне сколько лет, интересно…»

Зацепив взглядом шкаф, девушка поднялась на ноги, ощутив в них неприятную слабость. Она открыла деревянную створку. На гладкой поверхности висел одинокий небольшой крючок. Вторая створка и вовсе была пустой. Однако когда девушка открыла третью дверцу, ей повезло обнаружить там зеркало. Оно было в грязных подтеках, с пятнами, но все же в нем можно было разглядеть испуганное девичье личико.

Светло каштановые волосы, не очень густые, но какие-то лохмато-пушистые со слегка вьющимися кончиками доставали до груди. Темно-зеленый цвет глаз, а на радужке коричневый ореол. Она похлопала черными редкими, но длинными ресницами. Девушка дотронулась подушечками пальцев до высоких скул, и впалых щек, провела по россыпи тусклых веснушек, дотронулась до тонких губ, немного подрагивающих и сейчас по цвету слившихся со светлой кожей лица. Она хмыкнула: ей определенно не нравился ее курносый нос с островатым кончиком, синяки под опухшими глазами и слишком худые ноги.

«Как тут с едой? — промелькнула мысль. — Мне не помешало бы пару батонов хлеба на ночь».

Она удивилась своей странной амнезии. Девушка помнила, какое название и свойства имели все предметы, которые ее окружали, какие функции выполняли. К примеру, пара стульев, прислоненных к стене, предназначались, чтобы сидеть на них, а вот если есть на ночь много мучного, это приведет к полноте … В шкафу, опять же, должны висеть вещи, а лампочка в центре потолка освещала помещение в ночное время суток.

Вещи… она открыла другую створку шкафа: на полочках аккуратно лежали сложенная пара штанов и толстовка, два джемпера и футболки, несколько маек, а внизу стоял целый ящик легких ботинок. Обувь выглядела потрепанной, старой, кое-где на коже виднелись дырки. Одежда, кстати, тоже не отличалась новизной: местами потрепанная, на толстовке собрались катышки, а на светлых джемперах виднелись желтые, уже не отстирываемые въевшиеся пятна.

Девушка снова посмотрела в зеркало. На ее ногах были потертые джинсы, разорванные на коленках, старые серые кроссовки. Зеленая выцветшая кофта с длинными рукавами была сильно испачкана, манжеты покрывал слой грязи, на груди отпечаталось желтое пятно, от которого плохо пахло. Девушка расстегнула молнию и сняла с себя кофту, скомкав ее и швырнув в угол. Под ней оказалась розового цвета майка на нешироких лямках. Хотя бы чистая.

Посмотрев на себя в одной майке, девушка обнаружила еще одну интересную особенность — все ее тело было покрыто множественными родинками. Конечно, она не напоминала далматинца, но все же создавалось впечатление, что на девушку кто-то брызнул тонкой кисточкой, окунув ее в темно-коричневую краску.

Обратив внимание на испачканные джинсы, девушка решила переодеться в пусть и старые, потрепанные, но все же чистые вещи. Бросив джинсы в тот же угол, куда ранее улетела кофта, она натянула на ноги темные штаны, с резинкой на талии. Они были для нее слишком длинными и свободно висели. Натянув сверху старую фиолетово-синюю толстовку, девушка снова посмотрела в зеркало.

«Словно сбежала из дома в вещах старшего брата», — пришло ей на ум.

Почему она совершенно не помнила ни одного человека? Никого из своих родных или друзей. В картинках из прошлого, которые она мысленно вызывала, закрывая глаза и сосредотачиваясь, лица всех людей были смазаны, словно с них сошел фокус.

— Эй, — в Хомстед зашел высокий черноволосый парень, видимо, Эрни, даже не потрудившись постучать, — новенькая, — обратился он к девушке. — Вашему сиятельству ложе приготовлено. Синий гамак между двумя вязами. Алби туда тебе ужин принес. Велел передать, чтобы ты ела и ложилась спать. До ночи еще прилично, но тебе надо хорошенько выспаться, восстановить силы, нам тут не нужны лишние истерики. Завтра утром он разбудит тебя и введет в курс дела.

— А… — она хотела задать один из миллиона вопросов в своей голове, но Эрни перебил ее.

— Все вопросы задашь Алби. Он у нас тут главный и разбирается с новоприбывшими. Я не нанимался нянькой, — с этими словами парень развернулся и вышел из Хомстеда, лишь напоследок крикнул в почти закрывшуюся дверь. — Доброй ночи, сиятельство.

Как только до нее дошло, что еда готова, она может утолить голод и, наконец-то, промочить горло, девушка быстрым шагом пересекла Хомстед, и направилась во двор, напряженно думая, как же выглядят вязы. Там росло небольшое количество толстоствольных деревьев, с низко расположенными на них ветвями. Между двух ближайших был привязан зеленый гамак, принадлежавший, по логике, Эрни. Чуть дальше, через три дерева парень соорудил спальное место для девушки. Она подошла к своему синему гамаку. Надо было отдать должное юноше: он поместил девушку за высокий куст сирени, сыгравший роль ширмы. Какое-никакое, а уединение.

Рядом с гамаком, на невысоком пеньке, стояла алюминиевая тарелка с едой. Сегодня на ужин в Глэйде были лишь макароны, политые чем-то красным.

«Помидоры?»

Около тарелки стоял граненый стакан с водой. Девушка тут же кинулась к нему и осушила на две трети. Утерев губы рукавом своей кофты, она решила забраться в гамак и поесть.

Однако сказать было гораздо проще, чем сделать. Когда девушка, согнув колени, попыталась просто сесть, она не удержала равновесие и сделала полный оборот вокруг ткани, скрутив ее и упав на землю, больно ударив затылок. Потирая место ушиба, она расправила ткань свободной рукой. Придерживая гамак, девушка вновь уселась на него, слегка покачиваясь в разные стороны и балансируя ногами и бедрами, чтобы сохранить равновесие. Обрадовавшись, что победила синюю ткань, растянутую между деревьями, она наклонилась, чтобы взять тарелку и в следующую секунду снова валялась на земле.

С пятой попытки девушка совладала с коварством гамака, поняв, как правильно нужно в него залезать, чтобы не упасть. Она взяла в руки тарелку с чудом не остывшим до конца ужином. Проткнув вилкой несколько слипшихся макаронин, она отправила долгожданную пищу в рот.

Макароны захотелось немедленно выплюнуть. Абсолютно пресные, порядком остывшие, слипшиеся — как такое можно есть? С трудом проглотив, девушка наколола еще несколько мучных трубочек, макнув их в помидорный соус.

На этот раз ей все-таки пришлось выплюнуть еду. Потому что проглотить это было попросту невозможно. Едва не выпав при этом из гамака, девушка закашлялась. Секундой ранее она положила в рот наколотый на алюминиевую вилку сгусток живого огня. Создавалось ощущение, что весь перец, который был в этом месте, окруженном каменными исполинскими стенами, замешали в помидоры. Конкретно в эту самую каплю, которую положила в рот девушка.

Радуясь, что оставила треть воды в стакане, она допила ее. Аккуратно доев все пресные макароны, которых не коснулся огненный соус, девушка отложила посуду. Вопросов в голове не уменьшилось, но теперь, когда она худо-бедно поела и свернулась калачиком во вполне уютном гамаке, ответы на эти вопросы искать сию секунду не хотелось. Закрыв глаза, она практически сразу же провалилась в умиротворенный сон.