— Франческо, ты ведь хотел поцеловать меня? Я тебе нравлюсь? — спрашиваю я, быстро соображая, как ему помочь.

— Очень!

— Я хочу попросить тебя об одной услуге, если тебе это не неприятно. Ты мне очень нравишься. Я давно живу одна. Приласкай меня, доставь мне такое удовольствие, — я беру его руку, целую ладонь, а потом кладу на грудь.

— Вот так? — шепчет он, нежно лаская ее.

— О, спасибо! Как хорошо!

Он осторожно стягивает с плеч платье, касается тела губами, покрывает его поцелуями.

— Франческо, ты великолепен, какое наслаждение! — подбадриваю его, но сама уже чувствую, что действительно это получается замечательно.

— Тебе нравится? — восторженно шепчет он, — Можно я совсем сниму это? — он осторожно снимает с меня платье и, чуть дыша, проводит руками от талии к бедрам, — Какая у тебя нежная кожа!

— Сними свою рубашку, я хочу почувствовать твое тепло рядом, — я помогаю снять рубашку и прижимаюсь к нему, подставляя губы для поцелуя, — О, Франческо, у тебя так чудесно все получается, продолжай!

Откинувшись на свернутые холсты декораций, слежу, как он восторженно ласкает мое тело, сам трепеща от возбуждения. Когда мы доходим до полного экстаза и ясно: что бы ни произошло, это его уже не испугает, я прижимаю Франческо к себе, шепча на ухо ласковые и благодарные словечки. Словно вихрь проносится над нами и в нас, увлекая за собой в бешеном ритме… Когда мы замираем, бурно дыша, Франческо вдруг откидывается и рыдает, закрывая лицо. Я глажу его, успокаивая, целую, покусываю и он, несколько раз глубоко вздохнув, затихает.

— Франческо, ты чудесный! Ты, как бог, наделен удивительным даром: ты не думаешь о себе и доставляешь такое наслаждение, что хочется умереть в твоих объятиях.

Он смотрит на меня совершенно счастливым и сияющим взглядом.

— Правда? Я то же самое хотел сказать тебе!

— Так тебе понравилось?

— Я чуть не сошел с ума.

Я засмеялась: — Хочешь еще? Мне хочется сделать для тебя то же, что и ты. Лежи тихонько, вот так… Тебе хорошо?

— Лиза! О Господи, Лиза!

Дальше только вздохи и быстрый шепот восторга прерывают тишину.

— Зачем ты это для меня сделала? — задумчиво спрашивает Франческо, кладя при этом уверенным жестом, жестом мужчины, руку мне на бедро.

— Очень давно, ты еще был совсем маленьким, для меня то же сделал один человек. Я до сих пор с восторгом об этом вспоминаю. С тех пор я уверена, что любовь между мужчиной и женщиной — это самое потрясающее, что есть в мире. Твоя мама очень тебя любит и боится, что ты можешь попасть в сети, вынужденно жениться и испортить себе карьеру. Невольно она чуть не искалечила тебе жизнь. Тебе просто нужно быть умнее и осмотрительнее. Мой приемный сын — ему скоро девятнадцать — тоже, по-моему, еще не попробовал этого. Я волнуюсь за него и надеюсь, что ему повезет и он не разочаруется. А теперь давай одеваться, ведь репетировать мы уже не будем? — со смешком добавляю я.

— Ты меня спасла, но как же я теперь буду жить?

— Ты будешь жить как молодой и талантливый танцор, который нравится девушкам. Ведь ты нравишься девушкам? — он кивает, — Ты просто боялся их, а теперь перестанешь. Но будь осмотрительным.

— Ты начала говорить, как моя мама, — обижается Франческо, — Я весь переполнен тобой, я горжусь, словно станцевал трудную партию и все получилось, а ты говоришь об осмотрительности с девушками! Лиза, ты больше никогда не позволишь любить себя?

— Кто может знать, что будет впереди? Вот закончатся съемки и я отвезу тебя в Париж. Я верю, что ты добьешься успеха.

Франческо подхватывает меня на руки и кружит по павильону: — Я не хочу успеха, я не хочу в Париж! Я хочу тебя!

— Меня ты тоже сейчас не хочешь! — смеюсь я, — Поставь меня! Завтра сыграем хорошо? А там посмотрим!

Подвезя Фрпанческо к остановке автобуса, я еду дамой и вдруг на меня нападает смех. Тоже мне, наставница молодежи! Но мне можно сегодня поставить «отлично». Хорошая идея — отвлечь его от своих страхов и заставить думать обо мне. Бедный мальчик, как же он мучился! Я невольно улыбаюсь. Если он в таком состоянии сумел так любить меня, что же будет потом! Может, его мать была права? Я совратила невинного парня, и не собьется ли он теперь с пути? Мальчик-то действительно способный. Джеку об этом происшествии лучше не знать. Вот кому бы я все рассказала — это Коле. Он все бы понял, посочувствовал парню и сказал, что я все правильно сделала. Дальше я еду, уже не улыбаясь.

На другой день съемка проходит отлично. Теперь у меня будут другие партнеры. После съемки ко мне подходит бледный Франческо.

— Лиза, мы еще увидимся с тобой?

— Посмотрим, Франческо. Я занята на съемках. А ты должен сейчас, до Парижа, усиленно заниматься в студии.

— Но Лиза, я ведь люблю тебя! И всю ночь, весь день я думал только о тебе!

— Тебе только кажется, что ты влюблен. Через месяц я отойду в область воспоминаний. Но не волнуйся, я что-нибудь придумаю, может, мы и встретимся еще разок. Главное — это не должно заслонять карьеру, это ведь и имела в виду твоя мать.

— Ты просто не хочешь меня больше и не знаешь, как отделаться, — тоном обиженного ребенка говорит Франческо, — у тебя много любовников и ты позабавилась со мной из каприза. А я люблю тебя! Ты для меня — единственная в жизни!

— Твоя жизнь — неполных двадцать лет, а мне скоро тридцать шесть. Я первая, но не последняя. Хотела бы я встретиться с тобой лет через пять. Ты с трудом меня вспомнишь, а потом расскажешь о всех своих победах и увлечениях.

— Лиза, замолчи!

— Франческо, я тебя очень прошу, не устраивай сцен! Прости, меня зовет Витторио. Я разыщу тебя в студии. И спасибо тебе, ты прекрасно сыграл!

Я ласково треплю его по щеке, целую и отхожу. Теперь каждый день, уезжая со студии, я замечаю Франческо, издали наблюдающего за мной. Когда за мной заезжает Джек, Франческо прячется за углом или за чужими машинами и смотрит оттуда тоскливыми глазами. Джек замечает его и спрашивает:

— Кто этот мальчик? Он ведь снимался с тобой?

— Он решил, что влюбился в меня.

— Это немудрено. Жаль, что я не могу сейчас присутствовать на съемках. Мы вообще почти не видимся.

— Скоро все закончится.

— Да, скоро все закончится. Ты уедешь в Лондон и я опять окажусь вдали от тебя. Моя жизнь — сплошное мучение, — с горечью добавляет он.

— Джек! — умоляюще говорю я, удивленная, что ему изменяет выдержка, — Это моя жизнь сейчас — сплошное мучение, я ведь на съемочной площадке страдаю по-настоящему, я не умею иначе. У меня не хватает сил после съемок продолжать страдать. Пожалей меня. Ты можешь сегодня остаться? Утешь несчастную!

Боже мой, думаю я, неужели мне теперь всю жизнь придется утешать страждущих, решая их проблемы? Я чувствую, что перестаю принадлежать себе, на меня заявляют права многие и я не могу отказать, чтобы не ранить, не обидеть. Хотя, может, милосердие тогда и является заслугой, когда сопряжено с самоотречением и приносит личные неудобства? Если бы я была верующей, я посоветовалась бы со священником.

— Джек, а ты посещаешь церковь? — спрашиваю я Джека, сосредоточенно ведущего машину.

— Да, правда очень редко, — отвечает он, удивленный вопросом, — Хожу на исповедь.

— И все там рассказываешь? И про меня?

— Да.

— Тебе это приносит облегчение? Я имею в виду, ты не чувствуешь, что это формально и не имеет отношения к твоим проблемам?

— Нет, это действительно дает мне если не облегчение, то по крайней мере силы жить дальше.

— Тебе тяжело со мной? — спрашиваю тихо и кладу ладонь на руль поверх его руки.

— Мне будет значительно хуже без тебя, — признается он, не отрывая глаз от дороги.

— Мне тоже, Джек! Ты меня разбаловал своей заботой и любовью. Я боюсь остаться одна, — говорю я искренне.

Вечер проходит совершенно по-семейному. Джек играет с Аликом, собирая из конструктора замысловатое сооружение, которое должно стать портовым краном. Мы с Алисой играем в лото на двух языках, итальянский она знает теперь отлично, как и английский. Боюсь только, что лексикон у нее в основном уличный. Ведь в отличие от Дженни, говорящей по-английски безукоризненно, как леди, учителями итальянского были садовник, рассыльный, горничная. Все время приходится поправлять ее. Русскому я учу ее сама по детским книжкам, которые мы привезли из Москвы и присылает Коля. Джуззи устроилась на ковре возле Алика и на все заигрывания Алисы только чуть поднимает уши и шевелит своим смешным хвостиком.