Когда я, проводив его в аэропорт, возвращаюсь домой, Елена садится напротив меня с чашкой чая и спрашивает:

— Лиза, в ком ты сомневаешься, в нем или в себе? Почему у тебя такой несчастный вид?

— Я сомневаюсь, можно ли жить с человеком, не испытывая к нему страстной любви, а только страсть. То, что мы подходим друг другу в постели — безусловно. То, что мы имеем общие интересы — я убедилась в Париже, мне не придется насиловать себя. Но чувства! Тут я разобраться пока не могу. Может, я привыкну и полюблю его? Или наоборот, привыкну и даже то, что есть сейчас, став привычкой, утратит силу? Я боюсь остаться у разбитого корыта. И то, что это будет где-то далеко — лучше это или хуже? Другая бы радовалась, что выходит замуж за иностранца, а я боюсь.

— Я понимаю тебя, девочка, — кивает Елена, — Я всегда знала, что ты не легкомысленная. У тебя год впереди. И я, кажется, знаю, что еще нужно сделать, чтобы ты чувствовала себя уверенней.

Этот год я прожила, прощаясь. Не так, как если бы уезжала навсегда, а так, словно знала, что в начале лета — умру. Я много времени проводила у сестры, играя с ее крошечной дочерью. Сашку я вместе со Светой отвела в школу. После занятий на кафедре его сразу рекомендовали в третий класс, и мы со Светланой, взявшись за руки, со слезами на глазах смотрели, как он стоял в шеренге самый маленький, с огромным букетом цветов, с красивым ранцем, который ему прислал в подарок Ив. Саша отыскал нас в толпе родителей и помахал букетом, улыбаясь. Коля защитил диплом и работал в Русском музее. Виделись мы теперь довольно часто в филармонии, куда они с подросшим Сашкой ходили два раза в неделю, или когда я приходила заниматься с Сашей языками. Мы строили планы Сашиного будущего. Светлана мечтала приехать ко мне в Швейцарию рисовать Альпы. Мы разговаривали обо всем, только не о моем замужестве. Я не могла говорить об этом. Однажды я поссорилась с сестрой, когда она, чтобы успокоить и убедить меня, заявила:

— Тысячи женщин выходят замуж по расчету: за деньги, обеспеченность, уверенность в будущем, и счастливы, даже если сами не любят. Считай, что у тебя тоже брак по расчету, но у тебя расчет в том, что твой муж будет любить тебя.

— Я не могу жить, как вампир, только поглощая блага и любовь. Так жил со мной Сергей. Я почти ничего от него не получала и знаю, как это тяжело. Я не могу так бессовестно обмануть Ива, я поговорю с ним. Это надо прекратить.

— Ты блаженная, — всплеснула руками сестра, — Ты такая же сумасшедшая идеалистка, как твой Коко. Если тебе до слез жалко твоего преуспевающего Ива, то почему ты ни разу не пожалела Колю?

— А что с ним такое, почему я должна жалеть его?

— Раз ты такая непроходимая дура, что не понимаешь, уходи, глаза бы мои на тебя не смотрели!

— Ну, так скоро и не будут! — и я ушла рассерженная и расстроенная.

Среди всех этих душевных волнений я написала работу по современной французской литературе, дополнив ту, что защитила в Сорбонне, и она была принята как кандидатская. Защищала я ее в январе, а в феврале приехал Сергей. Я хотела пожить это время у сестры, но Елена, улыбаясь, предложила мне переехать в свою квартиру и протянула ключи. Оказывается, они с Иваном Семеновичем тайком построили мне кооперативную квартиру и заплатили почти все деньги за нее. Я была растроганна и расстроена. Елена сказала, что это надо было сделать раньше, с ними у меня не было никакой личной жизни, но зато теперь эта квартира даст мне уверенность, что я всегда смогу вернуться к себе домой. Я бросилась к Елене на шею.

— Знаешь, мне почему-то кажется, что я обязательно вернусь. Я не верю, что приживусь там.

— Лизочка, даже несколько лет благополучной жизни тебе необходимы, — Елена как маленькую погладила меня по голове, — Ты приобретешь уверенность в себе. Ведь ты до сих пор чувствуешь себя брошенной женой? — я киваю.

Я покупаю немного мебели и с удовольствием привожу в порядок квартиру, словно собираюсь жить в ней всю жизнь. Сестра дарит мне посуду, а Елена красивый китайский ковер и безделушки.

Когда мы встречаемся с Сергеем, я бесстрастна. Я сразу прошу оформить развод и ни о чем постороннем с ним не говорю. Но он дома узнает, что я собираюсь замуж за иностранца, и приходит в неистовство.

— Ты делаешь это назло! И ты наверняка изменяла мне с ним в Париже, иначе откуда бы он так хорошо знал тебя, чтобы жениться! Ты и раньше изменяла мне, ведь ты была далеко не невинна, когда жила со мной до свадьбы в Комарово!

Я сижу с пылающими щеками. Иван Семенович встряхивает Сергея за плечи и говорит:

— Мне стыдно, что ты мой сын. Ты оскорбляешь близкого нам человека.

— Сергей, я прошу только об одном — тихо вставляю я, — давай оформим быстрее развод.

— Если ты возьмешь вину на себя, — зло говорит Сергей.

— С удовольствием. Я и чувствовала вину все эти два года, — и я быстро ухожу. Не хочу его видеть! И что это он так разозлился? Словно не он был инициатором нашего развода.

Встречаемся мы только в ЗАГСе.

Чтобы немного развеять гнетущее впечатление, я устраиваю новоселье. Светлана дарит мне несколько своих картин и мой портрет, нарисованный год назад. Мужчины тут же начинают вбивать гвозди, чтобы развесить их. Комната сразу становится жилой и обретает стиль. Я целую Елену и прошу:

— Вы мне разрешите до свадьбы побыть у вас? Я так привыкла жить с вами.

— Лизочка, мы без тебя тоже не можем. Вчера Иван сел за стол и говорит: что-то Лиза запаздывает!

Как только уезжает Сергей, я сразу перебираюсь обратно в нашу (теперь уже — только его) комнату. Первую ночь, лежа на тахте, где вчера еще спал мой теперь уже бывший муж, я проплакала от обиды на его несправедливость и от воспоминаний, как мы спали здесь вместе. Неуловимый мужской запах в комнате напоминал мне о нем и было очень тоскливо. Я уже не любила его, как первые годы, но знала, что навсегда останусь под магическим влиянием этого человека, который принес мне боли больше, чем счастья, но был первой настоящей любовью в моей жизни. Я задумалась, была ли я по-настоящему счастлива с тех пор, как уехала из дома, и не могла решить — да или нет.

В Лугано я конечно не поехала, слишком сложно было оформлять вызов, Ив не понял, что я не могу просто купить билет и прилететь навестить жениха. Но мы переписывались, иногда я получала по нескольку писем сразу. Он писал мне о работе, о сестрах, писал, что делает сам ремонт в той части дома, которую отец нам выделил, у нас будет три комнаты. Ив спрашивал, какого цвета сделать обои в спальне, и гостиной, сообщал, что начал покупать для меня фонотеку, чтобы я не чувствовала себя оторванной от культуры, к которой привыкла. Эта трогательная забота удивляла меня и примиряла с необходимостью отъезда. Наконец, наступила весна. Я ходила почти в невменяемом состоянии, ожидая и страшась момента, когда мое «да» сделает все неотвратимым. Елена, моя сестра, Светлана, замечая лихорадочное состояние и панику в глазах, старались убедить меня в том, что нет причин для страха и все будет отлично, но я не могла успокоиться. За две недели до приезда Ива я уже ходила как в трансе и придумывала всяческие предлоги для отступления, в то же время замечая, что думая об этом замужестве так много, я привыкла к этой мысли и почти хочу этого. Да, я хочу выйти замуж за Ива, уехать далеко и начать новую жизнь, где не будет места воспоминаниям и оскорбленному самолюбию, всему, что не дает покоя мне здесь.

В это время мне позвонил Коля и попросил заехать к нему на работу. Я подъехала на площадь Искусств и мы встретились у памятника Пушкину. Коля был очень напряжен и как-то черен лицом, меня это поразило, я взяла его за руку и спросила, не болен ли он. Он мотнул головой, глядя куда-то в сторону.

— Бетси, ты ведь скоро уезжаешь навсегда. Не могла бы ты исполнить одну мою просьбу, последнюю.

— Конечно! Все, что попросишь! — вопросительно взглянув на него, ответила я.

— Пожалуйста, позволь мне провести с тобой одну ночь, на прощание, — и быстро добавил, — Если бы ты не уезжала так далеко, и я мог бы видеть тебя — я бы не просил.