Но если ее выделял сан, не меньше оснований сказать, что еще больше ее выделяли достоинства. Я мог бы вам поведать о том, как она разбиралась в произведениях ума: понравившиеся ей считались достигшими совершенства. Я мог бы добавить, что самые мудрые и опытные восхищались ее живым и проницательным умом, без труда охватывавшим величайшие предприятия и с легкостью проникавшим в самые потаенные интересы. Но к чему долго говорить о том, что можно выразить одним словом? Король, чье суждение — надежнейшее мерило, уважал таланты принцессы и тем вознес ее выше всех наших похвал.
Меж тем ни это уважение, ни великие преимущества были не в силах нанести урон ее скромности. Будучи просвещенной, она не кичилась своими знаниями и не была ослеплена светом собственного ума. Засвидетельствуйте мои слова, о вы, кого эта великая принцесса почтила своим доверием. Можно ли было встретить ум более возвышенный? И притом более послушный? Многие, из страха показаться слишком уступчивыми, не склоняются перед разумом и ожесточаются против него. Мадам была далека как от самомнения, так и от слабости, и в равной степени заслуживала уважения тем, что была способна и давать мудрые советы, и их принимать. Мудрый совет легко распознать, если всерьез предаваться столь милому принцессе занятию — занятию новому, почти незнакомому особам ее возраста и положения. Она изучала свои недостатки, и ей нравилось, когда ее искренне наставляли, — безусловный признак сильной души, которая не становится рабой своих заблуждений и не боится рассматривать их вблизи, втайне полагаясь на ощущаемую ею способность их преодолеть. Именно намерение продвинуться в этом постижении мудрости приохотило ее к чтению истории, которую не зря именуют мудрой советчицей властителей. Там величайшие короли получают лишь тот ранг, какого заслуживают их добродетели; там, рукой смерти лишенные своего положения, без двора и свиты, предстают они перед судом народов и веков. Там обнаруживается, что создаваемый лестью блеск наружен и что поддельные прикрасы, как бы тщательно их ни наносили, долго не удерживаются. И там наша восхитительная принцесса постигала долг тех, чьи жизни составляют историю, постепенно утрачивая вкус к романам и к их бесцветным героям; стремясь учиться на правдивых примерах, она презрела эти тщетные и опасные выдумки. Так, под цветущим видом, под этим юным обликом, который, казалось, сулил одни забавы, она скрывала серьезность и рассудительность, удивлявшую тех, кто с ней беседовал о делах.
Поэтому ей можно было без опасения доверить величайшие тайны. Прочь от дел и общества людей, души бессильные, лишенные веры, не умеющие удержать свой нескромный язык! Мудрец говорит: «Что город разрушенный, без стен, то человек, не владеющий духом своим» (Притч., 25:28), [358] оказывающийся во власти первого встречного. Сколь выше подобной слабости была Мадам! Ни неожиданность, ни интерес, ни тщеславие, ни прельщение тонкой лести или тихой беседы, когда сердце, изливаясь, случайно выдает секрет, не могли понудить ее нарушить тайну; и эта надежность, обретавшаяся в принцессе, чей ум был столь пригоден для великих дел, побуждала доверять ей важнейшие тайны.
Не думайте, что, дерзкий толкователь государственных тайн, я собираюсь рассуждать о ее поездке в Англию или уподоблюсь этим умозрительным политикам, которые, следуя за собственными идеями, изображают Советы королей и, не имея ни малейших знаний, пишут хроники своего времени.[359] Об этом славном путешествии я скажу лишь, что оно принесло Мадам еще большее восхищение. Все с восторгом твердили о ее доброте, которая, несмотря на обычные для двора распри, склонила к себе все умы. Нельзя отыскать похвалы, достойные той непостижимой ловкости, с которой она обращалась с делами самыми деликатными, излечивала скрытое недоверие, нередко не позволявшее прийти к согласию, и разрешала споры, примиряя самые противоположные интересы. И можно ли без слез вспомнить знаки уважения и нежности, расточавшиеся ей королем, ее братом? Этот великий король, более чувствительный к достоинству, нежели к крови, без устали дивился великолепным качеством Мадам. О неизлечимая рана! То, что во время этого путешествия было предметом справедливого восхищения, ныне стало для него предметом страдания, не знающего границ. Принцесса, достойнейшая связь между двумя величайшими властителями мира, почему вы были так рано у них похищены? Благодаря заботам Мадам, они знали друг друга: благородные стремления примирят их умы, и бессмертной посредницей меж ними будет добродетель. Но если их союз и не стал менее прочен, все равно нам вечно предстоит оплакивать утрату, которую он понес, лишившись нежнейшего украшения, как и то, что столь дорогая всему миру принцесса сошла в могилу, когда доверие двух столь великих королей вознесло ее на вершину величия и славы.
Величие и слава! Можем ли мы расслышать эти звуки посреди триумфа смерти? Нет, господа, я не могу более терпеть эти громкие слова, которыми людская спесь стремится оглушить себя, дабы не замечать собственного ничтожества. Пора показать, что все смертное, чем бы снаружи оно ни украшалось, дабы казаться великим, по сути не способно возвыситься. Послушайте глубочайшее рассуждение — не философа, что дискутирует в школе, не монаха, что размышляет в монастыре: я хочу устыдить мир с помощью тех, кого мир более всего почитает, тех, кто лучше всего его знает, и, дабы его убедить, я обращусь лишь к восседавшим на троне мудрецам. Как вещал царь-пророк, «вот, Ты дал мне дни, как пяди, и век мой как ничто перед Тобою» (Псал., 38:6). И это так, христиане: все, что имеет меру, конечно; и все, что рождено для конца, выходит из ничего, чтобы вновь туда погрузиться. Если наше бытие, если наша сущность — ничто, как назвать все то, что мы на нем возводим? Здание окажется не крепче своей основы, а случайности бытия — реальнее самого бытия. Когда естество держит нас в низости, на что способна судьба, дабы нас возвысить? Ищите, вообразите самые приметные различия меж людьми, и вы не найдете ни более явного, ни более ощутимого, нежели то, что возвышает победителя над побежденными, распростертыми у его ног. Меж тем придет черед, и этот триумфатор, кичащийся своими титулами, окажется в руках смерти. Тогда несчастные поверженные призовут к себе горделивого завоевателя, и из глубин их могил раздастся глас, громом разящий всяческое величие: «И ты сделался бессильным, как мы! и ты стал подобен нам!» (Исаия, 14:10). Так пусть судьба не пытается извлечь нас из ничтожества и преодолеть низость нашего естества.
Но быть может, ежели не судьба, то свойства нашего духа, великие замыслы и обширные мысли могут отличать нас от других людей. Остерегайтесь тому верить, ибо все наши помыслы, когда они не о Боге, находятся под властью смерти. «Выходит дух его, — говорит царственный пророк, — и он возвращается в землю свою; в тот день исчезают (все) помышления его» (Псал., 145:4) — а значит, и мысли завоевателей, и мысли политиков, в своих кабинетах лелеявших всеобъемлющие замыслы. Они окружают себя бесконечными предосторожностями, предвидя все, кроме смерти, которая в один миг уносит все их замыслы. Поэтому Екклесиаст — царь Соломон, сын царя Давида (ибо мне радостно показать вам, как на одном и том же троне наследовалась одна доктрина), [360] — именно поэтому, говорю я вам, Екклесиаст, называя заблуждения, которым подвержены сыны человеческие, причисляет к ним и мудрость. «И сказал я в сердце моем: „и меня постигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделался мудрым?“ И сказал я в сердце моем, что и это — суета» (Екклес., 2:15). Ибо есть поддельная мудрость, которая, оставаясь в круге смертных вещей, вместе с ними погребает себя в небытии. А потому я ничем не услужил Мадам, говоря вам о ее прекрасных качествах, восхищавших весь свет и подвигавших ее на высочайшие стремления, до которых дано подняться принцессам. До тех пор, пока я не поведаю вам о том, что воссоединяло ее с Господом, эта блистательная принцесса будет в моей речи лишь величайшим примером, способным убедить честолюбцев, что им не отличиться ни рождением, ни величием, ни умом, ибо смерть, перед которой все равны, во всем имеет над ними столько силы и ее рука столь молниеносна и всевластна, что поражает самые почитаемые головы.
