— Но я тут при чем?

— Вася, победи ее, стерву эдакую! — Антошкин молитвенно сложил руки. — Я нутром чую, что ты ее обштопаешь.

— Во что играли, — деловито спросил Гвидонов.

— В очко. И все время новой колодой.

— Это не имеет значения, — беспечно сказал Василий и первым вошел в дом.

Мадам Фук. картинно откинувшись в кресле, улыбкой встретила гостей.

— Маэстро Вася, хэллоу! — сказала она и, щелкнув пальцами, поинтересовалась: — Что будем пить? Коньяк? Виски? Водка?

— Мы не за этим пришли, — голосом дружинника и еще, наверное, на правах знакомого объявил Антошкин и положил на стол кинокамеру. — Триста долларов!

— Двести и пятьдесят, — сказала мадам и, не глядя, отсчитала и придвинула Василию стопку ассигнаций. — Но я не смогу играть, Антон. Моя карта, думаю, ушла. Будет играть мой помощник.

Антошкин категорически возразил:

— У нас, дома, так не принято. Вы, мадам, выиграли, вы, мадам, и играйте.

— Я сейчас. — Картежница соскользнула с кресла и, сделав ручкой, растворилась в глубине полутемного зала.

Соотечественники молчали и почему-то не решались сесть вокруг стола. Нина, посмотрев в окно, увидела неподалеку голубой «мерседес», точь-в-точь на каком они приехали к мадам Фук. «Да тут их как бездомных собак!» — подумала она о голубом «мерседесе» и сразу насторожилась, явственно услышав голос продавца люстр. Голос доносился из-за портьеры. Именно туда шмыгнула хозяйка. Нина хотела поделиться своими догадками с Гвидоновым и Антошкиным, но те словно окаменели. Стоят столбами — и ни звука. Но оба вздрогнули, заслышав громкий, заливистый смех мадам Фук и следом ее решительное «о’кей!»

Ну, а дальше началось что-то невообразимое. Несусветное. Цирк. Появилась мадам Фук. Следом два вышколенных, хоть и с бандитскими рожами, официанта. Рядом с карточным столиком они установили еще один с батареей разномастных флаконов и бутылок. Посреди умопомрачительных заморских закусок глянцевито поблескивала антошкинская банка с черной икрой.

Слов не было. Была жажда. И был аппетит. Ну и, конечно, была игра в карты. Но ленивая, без азарта. И, по мнению Антошкина, ни во что и без всяких правил. Какое-то время карты крутятся в руках мадам Фук, потом у Гвидонова. Совершенно немыслимые комбинации мельтешат перед глазами то у одного партнера, то у другого. Ну разве не диво, когда из новой колоды Василий выбрасывает пять тузов и притом одной масти, а мадам Фук из валетов и королей выстраивает шеренгу кентавров? Но, как говорили мудрецы, все проходит. Кроме чудес.

В какой-то звездный час (город не пускал ночную тьму) соотечественники целыми и невредимыми обнаружили себя в такси: у Антошкина и Гвидонова через плечо висели кинокамеры, а в руках у Нины Фугасовой топорщились невиданной красоты цветы. И еще: неподалеку от знаменитых пирамид таксист вручил им три билета и пожелал от имени мадам Фук приятного времяпровождения. Симпатичный мальчик в ливрее усадил троицу на стулья приблизительно в полукилометре от пирамиды Хеопса и они приготовились наблюдать какое-то зрелище. Надо сказать, что аналогичное любопытство проявили и соседи наших соотечественников: зрителей поднабралось тысяч десять. Они жужжали и курили. В какой-то миг ночную тьму прострелили мощные лучи прожекторов. Ярче, чем днем, засияли великие пирамиды Хеопса, Хефрена, Микерина, устрашающе воззрился на мир Сфинкс.

Такое надо видеть ночью. И видеть только то, что вырвано яркими снопами света. И тогда твое я, венец природы, сожмется до песчинки. Даже если перед этим ты побывал у мадам Фук и подержал во рту экзотический кальян.

А песчинка-человек и впрямь появилась у пирамиды Хеопса. Она взметнула блошиные лапки — разнесся тысячекратно усиленный голос:

— Сегодня вы посетили одно из самых фантастических мест в мире. Здесь, на плато Гиза, тысячелетия стоит величественнейшее создание разума человека. Кто бы ни ступал по этим пескам, будь то император, торговец или поэт, все замирали в благоговейном трепете.

Сейчас вы увидите, как исчезнет покров ночи, и перед вашими глазами предстанет сама история — история цивилизации. Ее молчаливые свидетели выиграли битву со своими постоянными врагами — ветром и песком. И глас пустыни дошел до нас через века.

Вдруг заговорил Сфинкс:

— Каждое утро вижу я Солнце, поднимающееся над дальним берегом Нила. Его первые лучи предназначены мне, они касаются моего лица, обращенного к нему. На протяжении пяти тысяч лет я наблюдаю все восходы солнца. Я — верный страж у ног моего Господина, настолько верный и бдительный, настолько близок к моему повелителю, что он подарил мне свой облик, свое лицо. Я — верный друг фараона, и я на самом деле Он — Фараон. Но имя, которое так и осталось со мной, было дано греческим путешественником, отцом истории — Геродотом. Он назвал меня Сфинксом, будто я родился в его стране. И теперь это имя стало моим навечно. (Заря освещает храмы на переднем плане). Я стою недалеко от Нила, и мне видно все плато Гиза, с его памятниками от обычных до фантастических размеров. Все это — гробницы.

И вновь заговорил человек:

— Цивилизации подобны островам в океане варварства и невежества. А на этом острове цивилизации Сфинкс стоит пять тысяч лет. У подножия таких каменных гор все кажется преходящим и незначительным. И все же эти горы создал человек! Имена фараонов, чьими гробницами являются эти сооружения, дошли до нас через века. Их слава пережила время. (Освещается пирамида Хеопса). Это гробница Хеопса — фараона четвертой династии, существовавшей пять тысяч лет назад. Фараон построил эту величественную пирамиду, чтобы победить смерть.

Рабы Хеопса собрали это сказочное сооружение из 3 миллионов блоков камня. В центре пирамиды в специальной комнате должна была вечно лежать мумия Фараона. У подножья пирамиды, в скале был воздвигнут храм, где хранились барки Хеопса, барки ночи. В этих больших деревянных лодках умерший фараон мог продолжать свой путь в вечность.

То, что осталось от фараона — это маленькая фигура из слоновой кости, сохранившая для нас его благородные черты: орлиный нос, волевой подбородок. На фигурке высечены иероглифы, донесшие до нас название пирамиды, данное Хеопсом: «Хеопс — властитель Горизонта». (Освещается пирамида Хефрена).

— А вот пирамида Хефрена, тоже с надписью «Хефрен — Великий». Но из уважения к своему отцу Хеопсу, Хефрен построил себе пирамиду, немного уступавшую в размерах пирамиде Хеопса. А вот пирамида Микерина, третья величественная гробница, которая дополняет великолепную панораму пирамид, вошедших в историю как одно из семи чудес света.

Хотя пирамида Микерина меньших размеров, но она, пожалуй, самая впечатляющая, так как является завершением огромного замысла.

Велики и могущественны были фараоны, которые остались на этом берегу Нила навечно. Они и поныне правят своими придворными, погребенными вокруг них.

В этих маленьких пирамидах лежат министры, здесь захоронены чиновники, управляющие двором фараонов, верховодные жрецы, шуты, архитекторы, куртизанки, — у каждого свое место. Это город мертвых, напоминающий города и дворцы живых, с триумфальными арками, павильонами, коридорами, потайными комнатами и мощными стенами.

В лабиринте этого города мертвых давайте найдем гробницу матери Хеопса, а в ней носилки с золотыми иероглифами, которые рабы приготовили для путешествия в вечность со своим сыном.

Мечта о бессмертии… Чтобы осуществить эту мечту, бальзамировщики готовили тело умершего фараона в течение двух месяцев, освобождая его от внутренностей, кроме сердца и почек.

Скрытая в таинственной пирамиде, сохраняемая многочисленными статуями, снабженная всем необходимым для будущего путешествия, лежит в саркофаге мумия фараона, в которую должна вселиться душа. Разве может душа уйти в небытие без тела?

И по сей день в пирамиде слышатся запахи цветов, кедрового масла, мирты и других лекарственных трав…

…Антошкин сильно ущипнул себя. Не может быть, чтобы то, что он видел и слышал, было правдой. Так не бывает. И он это совсем не он, рядовой советский турист. Он здесь не турист. Он сейчас странник. Странник по векам. Он один к одному понимает иноземную речь, в которой нет ни намека на русский говор, он взглядом проникает за каменную твердь пирамид и слышит, носом чует запах древней мирты.