Антошкин замер у витрины и сколько простоял — не помнит. Он любовался девушкой, ее кошачьими движениями, и, если бы не колода карт в руках, Антошкин бы решил, что красавица работает кассиром. К ней подходили мужчины, она бросала им три-четыре карты и следом выдавала, судя по размерам, крупные купюры. С милой улыбочкой, со «спасибо». Но вот она совершенно случайно посмотрела в окно и увидела Антошкина. Радостно улыбнувшись, она поманила его рукой: «Мол, почему не заходите? Или вам деньги не нужны?».

— Нужны, — вслух сказал Антошкин и, не чувствуя ног — сами понесли! — через пять секунд сучил ими перед столиком красавицы.

— Русский? — с легким акцентом спросила девушка, пододвигая пачку сигарет.

Антошкин смутился.

— Нет, иностранец, — ответил он.

— О-о! — удивилась красавица. — Я вижу галстук и думаю русский.

— Ошиблись, — с достоинством отозвался Антошкин. — Я этот галстук в Улан-Баторе покупал.

— Очень хорошо. Будем играть очко?

Антошкин пожевал губу и, вспомнив мужиков, только что унесших в клюве уйму крупных купюр, махнул рукой:

— Давай в очко!

Девушка выдвинула ящик стола и ловко вылущила оттуда новую колоду карт. Вихрем завертелись они в ладонях.

— Вы можете звать меня Маша. А вас?

— Да какая вы Маша? — не поверил Антошкин. — Жанна или Луиза скорее. А я Антон.

— У Антона доллары?

— Доллары.

— Ставка десять долларов.

Не успел Антошкин заупрямиться, как в его руки вспорхнул крестовый туз. Следом король. И снова туз.

— Ставка двадцать долларов.

— Да, но я…

Двадцать долларов Антошкин выиграл. Снова выиграл. Проиграл. Выиграл. Чтобы избежать двусмысленности, Антошкин выудил из пистона два доллара и присовокупил к крохотной кучке выигранных денег. Через минуту кучка испарилась, как сон. Красавица «Маша» откинулась в кресле и задымила черной сигареткой.

— Кинокамера? — лениво спросила она.

— Триста долларов, — твердо объявил внутренний голос, а гортань лишь продублировала утробный приказ.

— Двести, — не менее твердо сказала «Маша».

— Двести пятьдесят.

— Ставка — пятьдесят, — согласилась красавица и раскупорила новую колоду.

Но и с новой колодой Антошкину не повезло. Словно какая-то сатанинская сила вымывала доллары из-под его руки. И как он ни осторожничал, как ни пялился на карточную колоду, пытаясь уличить «Машу» в шулерстве и отбить свои деньги — напрасный труд. Красавица была вне подозрений, а карточная фортуна, сильно прогнувшись, глумливо отвернулась от него. От огорчения у Антошкина защипало в носу. В поисках платка он похлопал по карманам пиджака, брюк — тонкий слух «Маши» уловил посторонний звук. Она спросила:

— Что есть под костюмом?

Антошкин расстегнул пуговицы и показал краешек голубой банки. «Маша» слегка побледнела.

— Это есть патроны для автомат? — В голосе — испуг.

— Какие еще патроны! — отмахнулся Антошкин. — Черная икра — и выложил банку на стол.

— Кавьяр? Так много? Сколько доллар?

— Сто, — не советуясь с внутренним голосом, решительно объявил Антошкин.

— Даю сто доллар! — не торгуясь, сказала «Маша» и отсчитала Антошкину деньги.

…Гвидонову, похоже, нравилось, что в экскурсиях его теперь непременно сопровождала Нина Фугасова. Не спрашивая, брала под руку — и вперед. У Африкана Салютовича после истории с дезертиром подозрительности резко поубавилось и он, поскольку приказ не отменялся, безропотно телепался позади Василия и Нины. Поначалу они разговаривали мало, понимая, что он для Нины всего-навсего общественная нагрузка. Лишь неделя минула, как они познакомились, и за это время Гвидонов прошел и через «ваше высочество», и общественное поручение и… бойкот. Сначала они попросту симпатизировали друг другу, и, подхвати сегодня Нина под руку, скажем, доцента Волобуева, Василию бы это очень не понравилось:

— Давай на откровеняк? — предложила Нина.

— Давай.

— Ты не женат?

— Я ведь говорил: нет.

— В круизе вы все не женаты, а в магазинах гарцуете только вокруг женских шмоток. А почему ты не спрашиваешь, замужем я или нет?

— Спрашиваю.

— А я и сама не знаю.

— Это что-то новенькое!

— Я думаю, не женится он на мне. И уедет он к первой жене и детишкам в славный город Биробиджан.

Они подошли к бассейну, и в это время из гостиницы выплыл величавый администратор в шикарном белом костюме и, поклонившись, спросил:

— Мистер Гвидонов? Вас просят к телефону. — И подал Василию массивную красную трубку.

— Слушаю вас, — неуверенно проговорил Гвидонов в трубку.

— Вася, это ты? Вася, мне хана!

— Кто это?

— Это я, Антошкин. Вася, спасай!

— В чем дело? Откуда ты?

— Вася, мне хана! Выручай, иначе за последствия не ручаюсь.

— Объясни мне толком, в чем дело?

— Вася, друг, я проигрался в карты. Вдрызг! Еще немного, и я проиграю наш теплоход.

— Что ты мелешь?!

— Вася, спа-а-сай, — похоже, что Антошкин заплакал.

— Где ты находишься?

Трубка на миг замолчала и Гвидонов услышал, как Антошкин обратился к своим обидчикам:

— Где я нахожусь? — И потом в трубку, — Вася, я, оказывается, у мадам Фук. Ее любой таксист знает. Вася, и захвати мою кинокамеру.

— Но ведь ты ее с собой унес!

— Вася, приедешь — объясню. И кавьяр, говорит, — тьфу! — и икру привези.

— Ты совсем сдурел! Где я ее возьму?

— Приезжай — век не забуду.

Администратор снова поклонился, взял из рук Гвидонова телефонный аппарат и испарился. Василий пересказал разговор Нине. Та решительно объявила:

— Антошкин, конечно, ишак. Но выручать надо.

— Как ты себе это представляешь? — засомневался Гвидонов.

— Не знаю. На месте будет виднее. Едем.

— Но ведь надо предупредить Хохлаткину, Африкана…

— Перетопчутся. Едем!

Захватив кинокамеру Антошкина, Василий и Нина выскользнули из гостиницы. Нина проголосовала, и из потока машин вдруг выплыл голубой «мерседес» (не такси) и подрулил к тротуару. Рядом с водителем сидел смуглый улыбчивый мужчина. Он приоткрыл дверцу машины и спросил:

— Вы русские? Садитесь, пожалуйста. Мы с удовольствием подвезем вас.

«Как они нас вычисляют?» — задумался Гвидонов.

«Завал!» — про себя охнула Нина. — Ведь это тот самый чувак, который продал мне люстру!»

— Садитесь, прошу вас.

Нина первой нырнула в «мерседес», не мешкая, расположился рядом и Гвидонов.

— К мадам Фук, — не то скомандовал, не то попросил он.

— О! — изумленно протянул смуглый мужчина. — Рискованный адрес. Верите в удачу?

— Наш товарищ заблудился около этой мадам, — пояснил Гвидонов.

— Ну-ну, — отозвался продавец люстр и что-то быстро сказал водителю. Потом он вновь обратился к Василию и Нине. — Вы, наверное, удивлены, что я довольно прилично разговариваю по-русски? Согласитесь, удивлены?

— Есть малость, — согласился Гвидонов.

— А удивляться нечему. Я учился в Москве. Сфера моей коммерции — Ближний Восток. Но это пока… — он многозначительно поднял палец, — грандиозный секрет.

Нина мучилась: «Узнал ее продавец люстр или нет? Может, намекнуть? А зачем? И все-таки странная эта встреча».

Спустя четверть часа «мерседес» подкатил к апартаментам мадам Фук. У входа маячил донельзя смурной Антошкин. На «мерседес» он не обратил внимания, потому как шарил взглядом по той самой улочке, откуда всего лишь час назад появился он сам. Но то был совсем другой Антошкин: независимый и по-своему богатый.

— Быть может, понадобится моя консультация? — на прощание осведомился продавец люстр.

— Нет-нет, спасибо, — торопливо отозвался Гвидонов и, подхватив под руку Нину, шагнул к Антошкину.

— Вася! Друг! — взревел растроганный Антошкин, бросаясь навстречу соотечественникам, и лицо его, как под фотовспышками, сияло улыбкой и кривилось, суровело и падало в бездну, попрошайничало и гневалось… — Вася, она тут из меня мартышку сделала! Разорила, стерва! Пустила по миру!