- Я уже и не помню, но больше двадцати, это точно, – слегка язвительно улыбнулся Парис, описывая небольшие круги со своим партнером по комнате, – Так что с вашей стороны рассчитывать на то, что я остался неприкосновенен, было бы ужасно глупо.
- О, как бы ни так, – ухмыльнулся Эйдн. – Ты остался чист, как свежевыпавший снег, мой ангел. Твоё тело, твои губы и волосы – всё осталось лишь моим. Даже твои руки... – он стянул шёлковую перчатку и приник губами к узкой тонкой ладони и пальцам. – Даже их никто не коснулся за этот вечер.
- Тогда вам повезло, сеньор Дегри. Однако, как вы ревнивы. – Парис обвил его рукой за шею, чувствуя, как Эйдн теснее прижал его к себе за талию. Но танец оставался танцем – непонятным, очень медленным, словно забытым, что он таковым является. Ещё мгновение – и станет непонятно – целовать или продолжать эти едва заметные па.
- Разумеется, ревную, ведь я люблю тебя... – он склонился к уху любовника и прошептал:
- ...мой первый мужчина.
От этих слов Парис вздрогнул и уткнулся лбом в плечо Эйдна. Он понял, что сломался. Вся его гордость и твёрдость, все тщательно установленные бастионы его воли были сметены с той же лёгкостью что и восемь лет назад, в ту зимнюю ночь, когда он услышал этот шепот дьявола: «Стань моим». Тёмный, пугающий и одновременно ласковый и нежный. В этом был весь Эйдн. В этом был его – Роззерфилда – самый невероятный, найденный за все прожитые годы, мир.
- Я тоже, – еле слышно ответил Парис, ощущая, как покидает вторую его руку перчатка и с лёгким шорохом падает на пол.
- Вот и все... – прошелестел Эйдн, переплетая пальцы на руках обоих и касаясь губами закрытых век возлюбленного, – А сейчас – будь только моим, мой юный бог...
Открыв глаза, я мгновенно встретился с встревоженным и вопросительным взглядом Лорана. Свернувшись под одеялом в рубашке и брюках и подложив под голову связанные поясом от халата руки, он пристально смотрел на меня. В неопределённо-тёмных от ранних утренних сумерек глазах читалось: «Что произошло?!»
Заметив моё пробуждение, он тут же озвучил терзавший его вопрос, но он имел несколько другую формулировку: «Это был ты?»
Несомненно, он, как и любой другой человек, испытывал определенные ощущения, дававшие знать о недавнем половом акте.
Я лежал и молча смотрел на него. Мне не хотелось давать вообще какой-либо ответ на эту тему. Слова не требовались, Лоран и так все понял. Его лицо исказилось в гримасе и он, уткнувшись лицом в кровать, трясясь, выдавил:
- Грязная шлюха...
- Тсс...- сев, я накрыл его собой и стиснул в объятиях. – Прости меня, Лоран. Это я виноват.
- Ч-что?.. – Морель слегка повернул голову и я продолжил:
- Это была его месть мне. За то что я тогда его оставил мучиться на всю ночь.
Медленно поднявшись, Лоран посмотрел на свои связанные руки-ноги и прошептал:
- Даже сейчас ты не хочешь дать мне уйти?..
- Да, – ответил я.
- У меня нет будущего, Андре. Я болен и постепенно это меня убъет – либо пулей жандармов, либо сифилисом, либо собственными руками.
- Мы ещё только начали бороться, Лоран. Сейчас мы стоим на месте, но мы найдём способ, как от него избавиться, обещаю. Но поиск только начат, ещё рано опускать руки, – я слегка встряхнул его, чтобы привести в чувство.
- Но это же отвратительно, – он рывком поднял на меня лицо с блестящими от слез глазами, – отвратительно, Андре! Я ненавижу сам себя! У меня руки по локоть в крови, я ложился со столькими, что даже не помню их числа! Маньяк и шлюха в одном лице! Я очернён до кончиков волос, мне не оправдаться никогда ни перед самим собой, ни перед небесами! Как ты можешь всё ещё любить меня, когда я сам себя презираю?!
- Лоран... – устало сказал я, – я хочу, чтобы ты понял одну вещь: я люблю тебя, а не Монстра, и ты ни в чём не виноват. Твоя сущность не прогнила и не воспалилась. Ты ни разу не убивал, и ни с кем не спал, кроме меня. Ты невинен как дитя... – я заправил одну из прядей ему за ухо и развязал путы на руках. – Ты мой Амати, которого мне всегда хочется целовать и без которого я уже не представляю жизни. Это Ты – тот, который сейчас сидит передо мной.
- Но тело, – прошептал юноша. – Ведь ты материален. Ты не бесплотный дух. Неужели оно у тебя не вызывает отвращения после всего, что совершило?
Помолчав примерно с минуту, я признался:
- Я не буду врать тебе, что нет, и будто меня не волнует, что этими руками убито множество людей, что им обладало энное количество. Несомненно, это причиняет мне некоторую боль, но её вполне компенсирует осознание того, что твоя живая и светлая половина сердца принадлежит мне. Что ты любишь меня. Ведь это так?
- Да, – едва заметно кивнул он и внезапно замер, уставившись куда-то в простыни.
- Что случилось? – тут же спросил я, мгновенно проматывая в голове все варианты идентификации монстра. Но оцепенение долго не продлилось. На его смену пришла слабая, словно неуверенная улыбка. Господи боже, он спятил?!
- Нет... не на месте...
- Что? – я слегка склонился к нему, пытаясь разобрать это нечеткое бормотание. Лоран наконец поднял голову и в его глазах загорелась невиданная мной ранее искра.
- Мы не стоим на месте, Андре!
- Почему ты так решил? – непонимающе нахмурился я, глядя в его озарённые какой-то нечаянной догадкой глаза.
- Потому что Он тебе мстит. Подумай сам: Ему нравится ощущать тебя. Он тебе мстит, но до сих пор даже не предпринял попытки тебя убить. Ты понимаешь, что это значит?! – его лицо сияло от возбуждения.
- Что?! – я действительно не мог понять, чего от меня хочет добиться это ангелоликое создание. Лоран, наконец, заметно успокоился и произнес:
- Это значит, что не только моя живая половина принадлежит тебе.
Рождественский сочельник подкрался незаметно и в тот же день, за обедом, Эйдн и Парис соизволили посвятить нас в правила клуба, в который мы все должны направиться в эту ночь.
- Это приглашения, которые вы должны будете показать на входе, поэтому повнимательнее с ними – не потеряйте, – Эйдн вручил мне и Лорану по запечатанному плотному конверту. – Можете открыть и посмотреть. Внутри, кроме пригласительного, должна быть карточка с паролем, который от вас потребуют назвать. Не забудьте его, иначе вас опять же, не пропустят... – он выдохнул, закатив глаза. Видимо, Эйдн сам не понимал, к чему нужны были все эти изощрения, пусть даже клуб являлся элитным. – Также каждый посетитель должен иметь при себе маску, поскольку это бал-маскарад.
- Что это за клуб? – поинтересовался я, оторвав взгляд от конверта, – Как он называется?
- Как это ни странно, но у него нет определенного названия. В приглашении он значится, как «орден высшего сословия», но маркиз Дюбуа, с которым я имел честь беседовать на балу, называл его просто «братством». Это мужской клуб, который, как мне туманно описали, находится «за чертой Парижа». Ровно в десять вечера к пансиону подъедет специализированный экипаж, который отвезёт нас туда, а после доставит обратно. Первый на моей памяти клуб, который настолько погряз в формальностях.
Зимняя хмарь нагоняла тоску и сонливость, и мы по завершении трапезы решили до вечера разойтись по своим комнатам, немного вздремнуть, поскольку, как предположил Эйдн, бал будет длиться всю ночь, и свежие силы нам еще пригодятся.
- Подумать только – мировые лидеры, собранные в одном месте... Меня это немного тревожит, – пробормотал я, уже лёжа в номере, на диване с тигриной шкурой, и разглядывая данный мне конверт. Хрупкий Лоран, примостившийся рядом, чья голова лежала у меня на груди, задумчиво теребил скрипичными пальцами кончики моих волос. Такой тёплый и такой любимый, что при одной только мысли что придется вставать и тащиться в какое-то малознакомое место, полное именитых снобов, становится тошно.
- Почему? – молчавший до этого Лоран слегка передвинул голову и обратил свое лицо на меня. Какие же у него всё-таки ангельские черты, особенно губы – почти иконописные, неуловимо чувственные. Святая невинность с запретным плодом в руках.
