– Почему ты молчал, идиот?! Почему мне ничего не сказал?! – я, будучи не в силах выдержать этот пронзительный взгляд, зажмурился и выдавил, давясь болью, поселившейся где-то в словно сжатом горле:

– Я… не смог… – нервы были натянуты до такой степени, что, казалось, вот-вот порвутся, словно истончившиеся струны и напряжение было столь велико, что я не смог сдержать слёз и крика, которые рвались наружу. Я не мог поверить в своё спасение; произошло невозможное – Карл каким-то образом оказался здесь, хотя должен был быть за несколько миль отсюда. Не случилось, не случилось того, чего я так боялся!..

– Господи боже, я должен был догадаться, что ты окажешься следующим… – пробормотал он, обнимая меня, а после набрасывая мне на плечи край алтарного покрывала. – Успокойся, Габриэль, вот так... – он вытер ладонью мои слёзы и слегка взъерошил волосы на затылке. – Всё уже хорошо, ты его больше не увидишь. Пойдём, мой мальчик, пойдём. Я отведу тебя к сестре Милдред, у неё есть чудный чай с лепестками пиона. Тебе нужно отдохнуть, а завтра мы поговорим, согласен?

– Да, – всхлипывая, ответил я, на подгибающихся ногах идя с ним между скамьями к выходу. Я был готов на что угодно, лишь бы быть подальше от Дэвида. Лишь бы быть поближе к Карлу.

Приведя в госпиталь, Карл посадил меня на одну из кроватей, вложив в руки сложенную ночную сорочку, какие лежат под каждой подушкой. Предложив мне одеться, он скрылся в комнатке сестры Милдред, а я, двигаясь словно во сне, сбросил скатерть и начал меланхолично натягивать на себя одежду, путаясь в рукавах.

Через пять минут в госпитале появилась встревоженная монахиня, неся в руках поднос, на котором стояла дымящаяся чашка, испускавшая душистый чайный аромат.

– Ну, здравствуй, беда ходячая, – проворчала она, ставя свою ношу на прикроватный столик. – За что же Господь так с тобой… – она вручила мне в руки горячую чашку и приказала:

– Пей до дна и спать. Перенервничал – нужно отдохнуть. Пей! – я, давясь, послушно выпил обжигающую жидкость, к слову, очень приятную на вкус. Отставив чашку, Милдред помогла мне забраться под одеяло и я уснул, едва голова коснулась подушки.

Проснулся я, когда уже рассвело. По моим меркам было примерно восемь часов утра. Госпиталь был пуст.

Почти десять минут я лежал, не в силах вспомнить, почему я здесь оказался. События вчерашнего дня нечёткими тенями проплывали где-то далеко, словно лодки в тумане, и мой разум отказывался воспроизводить мне картины воспоминаний.

Наконец, отчаявшись что-либо припомнить, я поднялся на руках и сел, скрипнув матрасными пружинами.

Раздался негромкий стук каблуков – из своей комнаты вышла сестра Милдред с одеялом. Заметив, что я проснулся, она кивнула, накрыла ближайшую кровать и стремительно вышла.

Я, находясь в некотором замешательстве от её странного поведения, огляделся, но никого, кроме себя, не обнаружил. Решив подождать её и спросить, в чём дело, я облокотился о спинку кровати и вновь попытался вспомнить, что произошло вчера. На этот раз дело сдвинулось с мёртвой точки – в моей памяти всплыл образ Дэвида Лэмли. Я вспомнил, как меня касались шероховатые руки, вспомнил запах ладана – часовня, и вспомнил свой страх – как далёкие раскаты грома – и стук двери… Но не более. Всё было расплывчато и туманно, на уровне ощущений.

«Да что же это такое!» – я зарылся пальцами в волосы и потряс головой.

В реальность меня вернул вновь возникший звук шагов, но уже множественный. В госпиталь вошёл священник, сестра Милдред и ещё двое незнакомых мужчин в чёрных сюртуках.

– Габриэль, как ты себя чувствуешь? – спросил мой наставник.

– Отец Карл… – пробормотал я. – Наверное, хорошо...

– Мистер Фостер, мы из Скотланд-Ярда. Вы не против, если мы зададим вам несколько вопросов? – спросил один из незнакомцев – черноволосый мужчина лет сорока, садясь подле меня на поставленный монахиней стул. Я, находясь в лёгкой растерянности, кивнул.

– Тогда, пожалуй, начнём. Вам знаком человек по имени Дэвид Лэмли?

– Да, – ответил я.

– Можете описать, как он выглядит?

Я описал.

– Что ж, похоже, вы его и вправду знаете, – качнул головой тот. – Вы можете рассказать, что произошло вчера?

– В-вчера? – меня слегка пугали эти люди. – Я…

– Смелее, мистер Фостер. Здесь вас никто не укусит. Мы хотим помочь вам, – произнёс констебль, пытливо глядя на меня.

– Я… – я попытался вспомнить подробности, но не смог. – Я помню, что отец Дэвид забрал меня после урока сестры Маргарет и отвёл в заросли жасмина в углу двора.

– И что было потом? – осторожно спросил полицейский.

– А потом… – я не знал, как это лучше выразить. Мысли путались в голове. – Он раздел меня. Он гладил меня, целовал и…ну… – я не нашёл в себе сил продолжить. Мне было стыдно и одновременно хотелось взглянуть на отца Карла, но я не смел.

– Габриэль, всё, что ты скажешь – очень важно для следствия, – внезапно услышал я голос наставника. – Ведь всё, что с тобой произошло, может быть связано со смертью Кристофера. Соберись, мой мальчик, не бойся рассказать.

– Я понимаю, но… – мне стало трудно дышать. – Я не знаю, как…

– …Как назвать то, что он с тобой делал? – подсказал констебль.

– Да, – кивнул я. – Он трогал меня... везде. Везде… – внезапно, меня начала бить дрожь, и откуда-то из глубины поднялся такой страх, что я обхватил себя руками, слыша встревоженный голос Карла:

– Прошу вас, господа, на сегодня достаточно. Мальчик устал, приходите завтра. – Те заворчали, поднимаясь.

– Тоже самое он делал с Кристофером. Только что-то хуже, – выдавил я, не обращая внимания на косноязычие. Следователи замерли, прекратив разговоры. Язык почти не слушался меня, а голова стремительно пустела, но я продолжил:

– Если бы он сделал это со мной, я бы тоже умер.

После того, как констебли ушли, а сестра Милдред снова напоила меня успокоительным и дала поесть, в госпитале вновь появился Карл.

– Преподобный, – я сел на кровати. – Кто были эти люди?

– Это полицейские, Габриэль, – ответил он, опускаясь на стул рядом. – Они пришли выяснить подробности происшествия. При наличии доказательств вины Лэмли, его лишат духовного сана и отправят в тюрьму.

– Отец Карл, почему вы тогда оказались в часовне? – спросил я. – Ведь вы же должны были приехать только через три дня.

– Прежний священник пошёл на поправку и сказал, что дальше справится сам. Раз в моей помощи отпала необходимость, я вернулся. Спать не хотелось, поэтому я просто гулял по двору и думал о том, что ты мне сказал в тот день, когда тебя в саду нашли сёстры. Ты упоминал про алтарь. И я решил сходить в часовню – быть может, меня посетит какая-нибудь догадка. На подходе к ней услышал крик, а когда вошёл туда, увидел… это безобразие. – Карл нахмурился, и я почувствовал его поднимающуюся злость. – Его посадят, Габриэль. Уж я-то сделаю всё возможное, чтобы ноги подобной твари больше не было в этой школе… – он, казавшийся таким усталым, глубоко вздохнул, успокаиваясь, и я, желая хоть как-то приободрить его, обнял за шею, чувствуя, как он дружелюбно взъерошил мне волосы на затылке, а затем отстранился.

– А ты усвой вот что, Габриэль… – он на мгновение замялся, а после продолжил:

– Если заметишь, что кто-то из твоего окружения ведёт себя как Дэвид, немедленно скажи мне об этом и держись от этого человека подальше. Ты не совсем обычный ребёнок, Габриэль. Я понял это сразу, как только тебя увидел. Ты очень красив, мой мальчик. Чрезмерно красив – и в этом вся беда. Красота – это метка Дьявола. Очарованным ею не избежать трагичной судьбы, и хозяину своему она всегда приносит больше горя, чем радости.

– Но ведь Мария и Иисус тоже красивы. Разве они могут иметь какое-то отношение к дьяволу? – удивился я. Карл усмехнулся и покачал головой:

– Это другая красота, Габриэль. Ты видишь её, потому что знаешь, кто эти люди, и как чиста их суть. Я о другой красоте, о плотской… как бы тебе объяснить… – он подумал, а после встал и скрылся в комнатке сестры Милдред. Появился через пару минут, неся в руке что-то.