Литмир - Электронная Библиотека

Михаил Александрович Бакунин

Наука и народ

Чего мы ищем? Чего мы хотим? Того же самого, чего хотели и искали живые люди всех времен и всех стран: Истины, Справедливости и Свободы.

Да не побоится читатель, что мы затеряемся в заоблач­ных рассуждениях о том, что такое Истина? Мы знаем, что за облаками ее не найдешь. Под этим словом мы ра­зумеем простую, естественную логику, присущую всему действительному, или всеобщий порядок явлений, подме­ченный человеческим разумом как в мире вещественном, так и в мире социальном.

Мы, разумеется, отрицаем самым решительным обра­зом произвольное и нелепое разделение мира действи­тельности на физический и духовный; но считаем полез­ным сказать несколько слов о том, как произошло это разделение, пожалуй, естественное и в историческом смысле необходимое, но тем не менее имевшее на судьбу человечества самое плачевное действие. Оно было поро­ждено в начале истории как бы недоразумением едва проснувшегося разума, не сознававшего себя и, потому не подозревавшего, что он сам ни более ни менее как одно из естественных порождений природы. Лишенный, та­ким образом, возможности действовать самосознательно, трезво, разум проявился сначала в поэтических грезах и в религиозных представлениях, а потом в форме мета­физического самоуглубления и отвлеченного самостро­ения и стал искать в едином себе причины всего. Но раз противупоставив себя как нечто отдельное и самосто­ятельное не только всему внешнему миру, но даже и не­посредственному производителю своему — человеческому организму, он непременным образом должен был раздво­ить единый мир действительности на мир «физический» и на мир «духовный».

С тех пор как мы узнали физиологическое происхо­ждение всей нашей умственной деятельности, мы с одинаковою необходимостью пришли к сознанию нелепости подобного раздвоения.

Един мир, и едино средство для познания назначения законов или порядков его для добывания Истины Наука; не метафизика и не отвлеченные умопостроения, а наука, основывающая свои рассуждения на опыте, упо­требляющая одинаково метод дедуктивный и метод ин­дуктивный и проверяющая беспрестанно свои гипотезы строжайшим наблюдением и анализом фактов.

Таким образом изгнано из науки все сверхъестествен­ное, все неразумное: понятие о боге и все другие понятия, вытекающие из него или соприкосновенные с ним. Един­ство и самая возможность рациональной науки впервые поставлены. Остается восстановить то же единство и тот же разум в жизни. Жизнь человека, коллективная и ин­дивидуальная, от начала истории по самое настоящее вре­мя делится, как известно, между двумя противополож­ными, друг друга отрицающими, друг друга уничтожа­ющими мирами: духовным и материальным, земным и небесным. К небесному стремятся все религиозные по­мыслы и чувства, все идеальные движения души; к земно­му все интересы земли, все материальные хотения и по­хоти живого человека. Первому миру приписывается все, что называют истиною и добром; второму — все грехи и вся ложь. Историческая судьба человека, переходя че­рез многоразличные пути и ступени развития, была до сих пор результатом этой непримиримой борьбы двух миров, соединение которых в один мир, в одну дружную жизнь после многих серьезных попыток, сделанных в раз­личные времена искусством, религией, политикою, и, на­конец, метафизикою,— оказалось решительно невозмож­ным. Человек не умел и, пока оба мира в его сознании будут существовать друг от друга отдельно, он никогда не успеет освободиться в жизни своей от пагубного раздво­ения: одна часть его существа будет в непрерывной борь­бе с другою, а результатом такой борьбы может быть только «преступная анархия» — бунт материи или торже­ство духа, покорение материи, водворение порядка — доб­родетельное рабство.

Итак, чтобы окончательно освободить человека, надо положить конец его внутреннему раздвоению — надо из­гнать бога не только из науки, но и из самой жизни; не только положительное знание и разумная мысль челове­ка, но и воображение и чувство его должны быть избавлены от привидений небесных. Кто верит в бога, тот при­знает существование отдельного духовного или небесного мира, кто допускает в малейшей мере сверхъестествен­ный, для разума непостижимый порядок вещей, тот обре­чен на неминуемое и безвыходное рабство. Люди науки освобождаются от него путем науки и только в области на­уки, но не в действительности, не в жизни. Потому что жизнь каждого человека, как бы он ни был учен и му­дрен, находится, вследствие закона общественной соли­дарности, в прямой и непременной зависимости от жиз­ни всех, от жизни народа; народ же своею верою обречен на рабство. Кто поэтому хочет быть сам свободен дейст­вительно, в жизни и в деле, тот должен устремить все усилия свои на уничтожение народной религии.

Вот главный пункт, по которому мы расходимся с пози­тивистами — последователями Опоста Конта.

Огюст Конт, точно так же как Прудон, Шопенгауэр и некоторые из новейших английских мыслителей, при­нял за основание своей позитивно-философской системы известное учение Еммануила Канта о неспособности че­ловеческого ума проникать в сущность вещей.

Наш разум,— говорит кенигсбергский философ1,—обнимает только явления как внешнего, или физического, так и внутреннего, или духов­но-нравственного мира, как жизни природы, так и исторического разви­тия общественной жизни; обнимает лишь взаимные отношения явле­ний, многоразличные виды их соприкосновения и связи между собою, а также порядок их следования одного за другим, их происхождения и исчезновения в пространстве и времени, одним словом, все, что мы называем законами природы. Но сущность вещей, существование их для себя, независимо от нашего сознания и вне всякого к нему отноше­ния, вещь, так как она есть по себе (Ding an Sich), и действительная причина, ее порождающая, для нас недоступны. У нас недостает ни органов, ни средств, чтобы добраться до них.

Нет средств, потому что всякая вещь, являющаяся нам необходимым образом, облекается в формы, или категории, которые принадлежат не ей, а нам, нашему сознанию, присущи нашему разуму прежде всякого опыта, т. е. прежде всякого столкновения его с какими бы то ни было предметами. Эти формы, или законы, нашего чистого созерцания, нашего чистого представления, рассуждение и умозаключение, Кант называет чистыми априористическими категориями разума. Таковы, например: категория пространства и времени, величины и количества, качества, меры, сущности, отношения, явления, причины и действия, взаимодействия, случайности и необходимости и т д

1 Мы приводим здесь не собственные слова его, но смысл сказанно­го им в сочинении, известном под названием Критика Чистого Разума

Вся беда Канта состояла в его идеализме, вследствие которого он приступил к критике чистого разума, не по-заботясь узнать о его физиологическом происхождении, и стал его разбирать как нечто абсолютное, существу­ющее независимо от всего. Нашедши в нем, таким обра­зом, формы, или законы, мышления, выработанные в нас веками, но принятые им за формы, присущие самому ра­зуму и потому будто бы независимые от всякого опыта, Кант естественным образом заключил, что, так как всякая вещь может являться нам только через посредство этих форм, которые принадлежат не вещи, а нам, то мы мо­жем знать ее только так, как она нам является, а не так, как действительно по себе существует.

Если б Кант поверил современнику своему Юму, утверждавшему ему наперекор и совершенно сообразно с истиной, что мнимо априористические формы сознания не что иное, как продукты бесчисленного множества бес­сознательных или позабытых нами впечатлений и опытов; если б, главным образом, Кант дожил до того времени, когда всем лучшим умам стало ясно, что разум не искра, упавшая с неба, а не более как деятельность самого мозга, следовательно, продукт нашего телесного организма, он не противупоставил бы идеальный мир сознания действи­тельному миру вещей, не разделил бы их искусственною пропастью и, разумеется, догадался бы, что между явлени­ем и вещью по себе нет и не может быть разницы.

1
{"b":"572979","o":1}