Брега пристально посмотрела на него.

- Не бойся, никто не потребует твоей крови. Проси у того, кого ты обидел, прощения до тех пор, пока собственными устами он не скажет: "Я тебя прощаю". Я, Брега из Скары, говорю тебе: ты не войдешь в свой дом, пока не получишь прощения. Так и скажи матери, когда она будет тебя звать, и упаси вас обоих боги нарушить мой зарок. Я кладу его, чтобы с тобой не случилось худшего, запомни.

- Это тяжело, - пожаловался Бойд.

- Это справедливо. Тогда удача не отвернется от тебя, боги не будут гневаться, и тот, кого ты обидел, уж точно не пошлет тебе вслед проклятие. Выбирай, чего ты страшишься больше.

Брега знала, что долго раздумывать нет времени. Мальчик, пускай и случайно, причинил чужаку зло, и Кромальхад, сын Бронаг, его не простил. Он как будто увертывался, этот странный ирландец, не похожий на ирландцев. Он отказывался говорить и слишком долго таил обиду на мальчишку... так долго, что впору было заподозрить неладное. Что если гость собрался мстить или наложить на Бойда проклятие? Кто его знает, этого чужака, пришедшего из неведомых краев, хмурого и неразговорчивого. Упаси боги, проклятие легло бы не на одного Бойда, а на весь клан.

Брега испугалась. А вдруг их вздумал навестить Неблагой охотник, притворившийся человеком? Но ведь Гильдас, впустивший незнакомца в дом и разделивший с ним хлеб, наверное, почуял бы, что дело нечисто. Пускай вместо того чтобы повесить над дверью подкову или рябиновую ветку, брат начертил на стене крест, до сих пор бог Коломбы хранил его не хуже, чем Старейшие хранили Брегу. Иногда ей казалось, что Гильдас совершенно бесстрашен, что ее многолетнее ученичество прошло даром и не принесло никаких плодов. Выходя в холмы и на пустошь, туда, где ее мог заметить Иной Народ, Брега подавляла в себе страх и старалась всё делать правильно, как ее учили другие Мудрые. А Гильдасу... ему как будто нечего было подавлять. Он просто знал, что с ним не случится ничего дурного - ну или надежно уверил себя - но, так или иначе, Гильдас ходил по холмам уверенной походкой человека, отошедшего от своей двери не более чем на десяток шагов. Чего-то здесь Брега не понимала. Брат не бахвалился, нет, и не бросал Иному Народу вызов, он вообще не хотел ни враждовать с ним, ни привлекать к себе на службу, как Морэг из Комханна - и потому не платился за свою самонадеянность.

Гильдас как будто забыл о том, что Иной Народ бывает опасен и мстителен - точнее, что-то позволило ему об этом забыть, поскольку приняло под свою защиту. Иногда Брега завидовала брату.

И тогда она подумала: пусть мальчишка проведет ночь на дворе, замерзнет и испугается, пусть лучше не вернется домой... что угодно, лишь бы в поселок не вошло неведомое зло, будь то проклятие, болезнь или любая другая беда, которую мог навлечь на них разгневанный чужак. Пусть Бойд получит прощение заслуженно, если на то будет воля Старейших - и оно достанется парню нелегко.

Теперь нужно было сделать так, чтобы Кромальхад его все-таки простил.

"Чужак, чужак... он до сих пор чужой для нас, - рассудила Брега. - Так пусть станет своим! Он не посмеет от этого отказаться - и тогда уже не сможет навредить клану, как если бы ничем не был с ним связан".

Оставив Бойда под навесом, Брега надела плащ и отправилась к брату. Легким кивком приветствовав Гильдаса, она без дальних слов обратилась к Кромальхаду, стругавшему миску у очага:

- Отныне здесь ты - уксх мак, приемыш. В клан нельзя войти без кровного родства, но Скара принимает тебя, сын Бронаг. Если хочешь, чтобы твои друзья или родные, которые сейчас далеко, узнали об этом, сегодня подходящая ночь.

- И кто же понесет им весть обо мне? - насмешливо спросил Кромальхад. Кажется, эта женщина в плаще из козьей шкуры, растрепанная, в грубых башмаках, мнила себя всезнающей.

Однако Брега ничуть не смутилась. Она ответила Кромальхаду такой улыбкой, что он сам на мгновение оторопел.

- Тебе это лучше знать, - сказала она. - Если не веришь мне, просто не выходи ночью из дому, только и всего.

Кромальхад повернулся к Гильдасу.

- А ты что скажешь?

Тот пожал плечами.

- Брега умеет видеть и слышать - и то, что ходит во тьме, видит и слышит ее. Мне служит надежной защитой имя Йесу. А что защитит тебя?

- Мне не нужна защита, - буркнул Кромальхад.

Они как будто и вправду не понимали, что он сильнее любого из них. Ночь не страшила его так, как обыкновенных смертных, потому что он был частью ее, и существа, которые бродили там, были ему не чужими...

Или нет?

Кромальхад решил: будь что будет. Если его не узнают, если ему суждено столкнуться с заплутавшим Неблагим охотником или с огненным псом, который не распознает в нем Иной крови - что ж, значит, такова судьба.

Он вышел из хижины, едва перевалило за полночь. Луна пошла на убыль, ветер так и свистал, насквозь пронизывая одежду. Кромальхад прошел вдоль края утеса. Выло и стонало на пустоши, выло и стонало в море... страха он не чувствовал, но не чувствовал и знакомого зова. Пусто было в небе, пусто на земле. Никто не видел его, не звал присоединиться к охоте или веселому пиру. Кромальхад на всякий случай кликнул Фиахну, хоть и знал, что она наверняка прячется, чтобы не угодить в когти к сове. Да и захочет ли она вообще показываться после того, как люди убили ее брата? Лишить Кромальхада друзей - вот это было жестоко.

Ему мучительно захотелось перекинуться, хотя бы ненадолго взмыть в серебристое небо...

...и тогда он услышал то ли стон, то ли всхлип.

В этом звуке не было угрозы, только страх, и все-таки Кромальхад прянул в сторону. Никогда не знаешь, что может подстерегать тебя во мраке.

Под оградой, скорчившись, сидел Бойд.

Кромальхаду неприятно было его видеть, он хотел уйти - но не ушел. Бойд, заплаканный и испуганный, беспомощный, как птенец, вызывал жалость, а вовсе не гнев.

- Почему ты сидишь здесь? - спросил Кромальхад.

Это прозвучало чересчур резко, как будто он бранил Бойда - и тот съежился еще больше, глядя на Кромальхада снизу вверх.

- Я не могу вернуться домой, - глотая слезы, сказал мальчик.

Ему было страшно, и он замерз, но не осмелился нарушить приказ Бреги.

- Почему? - удивился Кромальхад.

Бойд вздохнул.

- Потому что ты не простил меня.

Кромальхад сел на камень рядом с ним. Он пытался пробудить прежние чувства, вспоминая окровавленное тельце Фиаха у себя на ладонях, - и не мог больше ненавидеть Бойда. Теперь мальчик вызывал только сострадание и, что было совсем неожиданно, какое-то странное уважение. Кто бы ни отдал такой немилосердный приказ, но Бойд провел полночи на дворе, при зловещей ущербной луне, под вой и свист ветра, без всякой защиты... и все-таки не ушел под крышу, хотя, наверное, очень хотел сбежать. Он, как последний уцелевший воин, защищал деревню сам не зная от чего, но от чего-то очень страшного.

Бойд снова всхлипнул. Плакать рядом с Кромальхадом ему явно не хотелось, но он так устал и замерз, что уже не владел собой. Даже сидя за три шага, Кромальхад чувствовал, что мальчик непрерывно дрожит. С трудом разомкнув губы, он произнес:

- Я прощаю тебя. Не плачь и ступай домой.

Бойд недоверчиво взглянул на него, а потом, не говоря ни слова, медленно поднялся и зашагал восвояси.

Он стал взрослым в ту ночь.

Гильдас ждал Кромальхада, сидя у очага. Когда тот вошел, лекарь протянул ему чашу, а сам, повернувшись в ту сторону, где на стене были нарисованы две линии, осенил себя знаком креста.

- Зачем? - подняв брови, спросил Кромальхад.

- Я благодарю Бога за то, что ты вернулся целым и невредимым.

Кромальхад нахмурился.

- Со мной ничего не могло случиться.

- Кто может быть в этом уверен?

Кромальхад хотел ответить, что он-то уверен... и осекся. Не так давно он был твердо уверен, что никто и никогда не лишит его благословенных Даров Морриган. И тогда он смягчился.