- Да, - сказал он. - Ты прав. И я благодарен тебе за то, что ты вверяешь меня покровительству своего бога. Если тебя это не обидит, я буду просить моих богов, чтобы они хранили твой путь - хотя, кажется, ты не нуждаешься в их покровительстве. Я никогда еще не видел, чтобы человек держался так смело, как ты.

Гильдас с сомнением взглянул на него.

- Смело? А мне-то думалось, что рядом с Брегой я кажусь робким, как ребенок.

Он говорил серьезно, но Кромальхад все-таки расслышал в его словах чуть заметную лукавую смешинку.

- Брега боится... - он хотел сказать "нас", но успел поправиться: - их. Иной Народ. Она - как борец перед схваткой, который расхаживает по кругу и пыжится, чтобы показаться больше. Но если противник окажется намного сильнее и никакие ухватки не помогут, придется ей ложиться носом в землю и просить пощады. А ты...

Он поставил чашу и чуть придвинулся боком, а потом осторожно, даже как будто робко протянул руку к Гильдасу. Тому показалось, что на его плечо легла птичья лапа - так скрючились пальцы Кромальхада, цепляясь за него. Повернув голову направо и налево, по своему обыкновению, чтобы рассмотреть собеседника двумя глазами по очереди, Кромальхад сказал:

- Я надеюсь, что с тобой никогда не случится ничего дурного. Я хочу, чтобы ты был моим другом здесь.

Гильдас не стал спрашивать, будет ли сам Кромальхад ему другом. Он понял: это было большее, что тот мог ему сказать, здесь и сейчас.

Глава V

Кромальхад привязался к Гильдасу - сильнее, чем ожидал. Он шел за ним, как идет путник за проводником по незнакомой горной тропе, и незаметно для себя подступал все ближе, делался все доверчивей. Он перестал сторониться, когда Гильдас садился рядом на скамью, внимательно наблюдал за ним, когда тот ходил по дому, а потом даже начал увязываться следом, если Гильдаса звали к больному. Под пристальным взглядом Кромальхада лекарю иногда становилось не по себе... Кромальхад был все так же горд и независим, но теперь в его взгляде читалось что-то тоскливое, как у ручного животного, которое боится, что хозяин сейчас уйдет. Гильдас удивлялся поначалу: неужели Кромальхаду интересно смотреть, как он обихаживает больных, печет хлеб, латает одежду? Он хорошо помнил, с каким пренебрежением этот пришлый ирландец относился к Скаре и ее делам. Кромальхад смотрел напряженно, словно пытался запомнить каждое движение.

Ему понемногу становилось интересно все, что было связано с людьми... поскольку оно было связано с Гильдасом. Лекарь из Скары сделался для него провожатым в непонятном, незнакомом и по-своему любопытном мире людей, как только Кромальхад оставил прежнюю неприязнь. Он по-прежнему держался настороже, смотрел угрюмо, мало с кем разговаривал, но Скара привыкала к Кромальхаду, и Кромальхад привыкал к Скаре. Видали здесь и не таких нелюдимов. Брега была права: клан принял чужака, и он не посмел от этого отказаться. Кромальхад не любил людей, но, во всяком случае, он перестал их презирать, потому что у него появился друг.

Они разговаривали обо всем - точнее, Кромальхад больше спрашивал, боясь сказать лишнее, а Гильдас отвечал. Что за человек Коломба и какова его вера, как устроен мир, кто в нем самый сильный... Кромальхаду мучительно хотелось это знать. Прежний мир - мир Иного Народа - отверг его, а то, что было открыто Гильдасу, пугало Кромальхада. Он знал, что туда ему нет входа; половина Иной крови властно звала его назад, туда, где пустое серебристое небо озарялось сполохами Дикой Охоты, а холмы пели голосом Морриган. "Что мне делать? Кто я?" - безнадежно спрашивал себя Кромахи. Он уже почти смирился с тем, что заперт в человеческом теле и обречен жить среди смертных - долго-долго, может быть, до самого конца, каким бы ни был этот конец. Но что потом? Что потом? "Нуаду, примешь ли ты меня?" - кричал Кромахи.

Нуаду молчал.

"Ты сын человека", - сказал когда-то Старейший.

"Будь проклята человеческая кровь во мне!" - отвечал Кромахи.

Поначалу он смирился со Скарой, как пленник смиряется с темницей, откуда нет выхода до самой смерти. Гильдас скрасил ему безрадостное заточение - а потом Кромальхад научился улыбаться, видя его.

Однажды весной Гильдас спросил:

- Хочешь пойти со мной в Байл?

- Зачем? - спросил Кромальхад.

- Скоро день, когда наш Бог призвал своего Сына к себе на небо.

- И тот взлетел к нему? - живо спросил Кромальхад.

Гильдас улыбнулся.

- Да, можно и так сказать.

- И в Байле расскажут, как можно человеку летать без крыльев? - не унимался Кромальхад.

Гильдас вздохнул.

- Я же говорил тебе... если бы Сын Божий хотел, чтобы Его ученики научились летать, Он бы взял их на небо сразу. А они, когда Он вознесся к Своему Отцу, разошлись с великой радостью. Понимаешь?

Кромальхад серьезно задумался.

- Я понимаю, - наконец сказал он, нахмурившись. - Они радовались тому, что увидели своего бога живым. Но в этом нет ничего удивительного, Старейшие тоже умеют воскресать.

- Они радовались тому, что узнали истину и стали свободны. А еще они должны были выполнить свое предназначение здесь, на земле. Заслуженная награда всегда лучше незаслуженной.

Кромальхад помрачнел... видно было, что ему хотелось о чем-то спросить, но он не решался.

- Там, в Байле, будет говорить Коломба?

- Нет. Может быть, его ученик.

- Тогда, пожалуй, я останусь здесь.

Ему хотелось крикнуть: "Свободны? Люди не могут быть свободны, они - рабы своего хрупкого тела, своей недолгой жизни. Они ни над чем не властны и ни в чем не вольны. Какую истину мог открыть им Йеса, сын бога и земной женщины? Если его мать была смертной, значит, он знал, как тяжело быть слабым и беспомощным; но если его отец был богом, значит, Йеса умел облегчить себе это бремя. Если он поделился этим знанием с людьми, он и вправду велик... Какая тайна может быть выше для того, кто обречен на страдания, телесную дряхлость и смерть?".

- Какой главный закон у вашего бога? - спросил Кромальхад.

Гильдас задумался... он, видимо, подбирал слова. Наконец он ответил:

- Возлюби Бога и возлюби ближнего своего, как самого себя.

- И всё?

- И всё.

"Конечно, они открывают самые сокровенные тайны только посвященным. Это правильно", - подумал Кромальхад и успокоился. Вслух он повторил:

- Пожалуй, тогда я останусь здесь.

В Байле Гильдас задержался дольше, чем рассчитывал. Он думал остаться только на Вознесение, а потом вернуться в Скару, но в Байле ждали отца Уисдина с Айоны, и Гильдаса словно толкнуло... Он чувствовал, что Кромальхад не находит себе места, что он из тех людей, которые не знают покоя и вечно бродят по земле в поисках ответов на самые сложные вопросы. "Может быть, - думал Гильдас, - отец Уисдин скажет что-нибудь такое, что обрадует Кромальхада. Уисдин не только мудр, но и добр... еще никому он не отказал в совете. Может быть, он объяснит мне, как утешить друга".

Гильдас решил непременно дождаться гостя с Айоны. Он, конечно, немного покривил душой: ему захотелось бы послушать ученого отца Уисдина, даже если бы он не надеялся спросить у него совета. В конце концов, в Скаре не было своего священника, хоть местные христиане и поговаривали о том, чтобы пригласить к себе кого-нибудь, пускай молодого и ничем не прославленного, если община разрастется хотя бы до пятнадцати человек. Конечно, не всем везет так, как жителям Драмма, чей священник, отец Андра, однажды исцелил слепого, но ведь нужно с чего-то начинать. Может быть, их пастырю суждено будет прославиться именно в Скаре?