Морриган держала в руке копье. Две дюжины воинов и дев на вороных конях - все в кольчугах и с оружием - ехали следом.

На плече у Морриган сидел ворон.

Князь, которого с двух сторон поддерживали Дункан и Энгус, привстал на колени. Старый Комгалл склонил голову перед суровой Девой Войны, которая почтила своим присутствием поле боя. Многие видывали в грозовые осенние ночи, как мчится по небу Благой двор, но никому еще не доводилось встречать Старейших лицом к лицу. Оба они, и Комгалл, и раненый, истекающий кровью князь Макбрейн едва дышали - от страха и от восторга. Казалось, вернулись времена прадедов, когда боги сходили на землю, чтобы принять участие в делах людей, когда битвы были кровопролитны и радостны, а посмертная участь ясна - во всяком случае, для тех, кто пал с оружием в руках...

- Ты пришла рассудить нас, Могучая? - спросил Комгалл, не сводя взгляда с копья в руке Морриган. Наконечник был обагрен кровью.

Конь Морриган коснулся земли. Люди расступились, а она, не обращая на них внимания, молча подъехала к тому месту, где лежал убитый Кромахи. Гильдас, закрыв лицо руками, стоял на коленях над ним. Он не пошевелился, даже когда Морриган подъехала вплотную. Свита, все так же молча и бесстрастно, следовала за ней.

- Я пришла забрать то, что не принадлежит людям, - сказала Морриган, и от ее голоса, звучавшего словно литая медь, загудели холмы. - Отойди, человек.

Гильдас, двигаясь, как во сне, посторонился, чтобы дать ей место. Морриган, не сходя с коня, сняла плащ, встряхнула его и бросила наземь, накрывая мертвого ворона.

- Иди ко мне.

Гильдас не знал, чего она хотела - но, должно быть, случилось то, чего Морриган никак не ждала. Птичье тельце - жалкий комок под плащом - стало вдруг вытягиваться и удлиняться, пока не обрело явственные человеческие очертания. И тогда лицо суровой девы стало цвета грозового облака...

Острием копья Морриган с высоты седла поддела плащ и сдернула его долой.

...и в третий раз Гильдас увидел весь мир алым, белым и черным. В его ушах прозвучали слова: "Я ухожу к моему отцу". Это произнес голос Кромахи, и Гильдас готов был поклясться, что его друг говорил улыбаясь...

На земле лежал человек. Гильдасу показалось, что он еще дышит, может быть вздохнул в последний раз - но нет, Кромахи был мертв, несомненно мертв, из огромной раны на груди уже не текла кровь, и руки быстро теряли живое тепло. Но его глаза не подернула белесая пелена, как у мертвых птиц - взгляд, хотя и неподвижный, был совсем человеческим.

Энгус опустился на колени.

- Прости меня, Могучая. Я не знал, что Кромальхад принадлежал к твоей свите. Он жил среди нас как человек. Никто не знал...

- Я знал, - тихо произнес Гильдас. - Знал и не сказал вам. Я боялся за него.

И вновь Морриган даже не взглянула на людей. Обратив лицо к небу, она громко сказала, словно пожаловалась кому-то:

- Я хочу забрать его и не могу! Что-то не его пускает.

- Значит, он принадлежит миру людей, - ответил Нуаду. - И ты ничего не можешь с этим поделать.

- Он принадлежит твоему Дому и моей Свите! Его мать была Иной крови!

- Но его отец был человеком.

- То есть, бессильным рабом.

Нуаду улыбнулся.

- Ты никогда еще не говорила так о людях.

- Я в бешенстве! Человеческая кровь слаба.

- Ну так попробуй забрать с собой его сына. Не можешь? Кромахи выбрал свой путь, и ты сама это видишь. Не нам бороться с судьбой.

- С чьей?

- С нашей.

- Ты говоришь так, как будто тебе ничуть не жаль его, Старейший, - в ярости проговорила Морриган.

- Мне жаль Кромахи , и я знаю, что наложил на него тяжелый гейс. Три раза он мог обернуться безнаказанно, а на четвертый его должны были убить те, кого он считал друзьями и соратниками. Кромахи не знал этого - но, думается мне, даже если бы знал , он все равно бы это сделал. У него появились друзья среди людей, а значит, мы утратили над ним власть, Морриган.

Дева Войны гневно тряхнула копьем.

- Что происходит, Нуаду? Я чувствую, как меняется мир.

Старейший ответил не сразу...

- Боги уходят.

Только тогда Морриган посмотрела на людей.

- Он желает остаться с вами. Похороните его, как положено у вас.

- Просишь ли ты виру за его смерть, Могучая? - негромко спросил князь.

Морриган покачала головой.

- Нет. Не мной был назначен этот гейс, и не мне требовать уплаты.

Она обвела взглядом воинов и женщин и приказала Бреге:

- Подойди сюда.

Брега, как обычно, держалась почтительно и чуть-чуть дерзко, словно не желала, чтобы ее заподозрили в излишнем раболепии. Чего ей было страшиться? Она ведь всё делала правильно, как ее учили. Но Гильдасу показалось, что сестра неимоверным усилием сдерживала себя, чтобы не пасть перед Морриган ниц от ужаса. Только ценой огромного самообладания Бреге удавалось не бояться Иного... Пытаясь говорить с ним на равных, она скрывала страх, точь-в-точь как дети, храбрясь перед старшими, скрывают дрожь и слезы. Встав перед Морриган, Брега не поклонилась - только слегка склонила голову, и Дева Войны улыбнулась...

- Ты единственная, кроме твоего брата, знала, что Кромахи не простой человек, потому что тебе дано видеть и слышать, - сказала Морриган. - Почему ты никому не сказала?

- Я не знала наверняка, - ответила Брега. - А когда убедилась в этом, слова Кромахи стали словами человека. Судьба должна была исполниться.

- Я не виню тебя.

- А я и не оправдываюсь.

Морриган улыбнулась вновь - горько и страшно. Свита за ее спиной напоминала каменные изваяния.

- Я не могу сделать подарок твоему брату, который стал другом Кромахи среди людей: его хранят иные силы, они и наделяют его Дарами. Я сделаю подарок тебе. Ты хотела бы стать сильной лекаркой; я дам тебе это. Более того, твой дар ты сможешь передать другой женщине - только женщине. Дочери. Или ученице.

Брега нашла глазами молодую Мэрид. Лишь тогда она поклонилась Морриган, по-прежнему не отводя взгляда, словно боялась, что копье с наконечником, как будто покрытым ржавчиной, вонзится в нее.

Наконец Морриган взглянула и на Гильдаса.

- Его отца звали Сэйрас, - сказала она.

Потом Дева Войны набросила на плечи плащ, напоминающий сложенные вороновы крылья, и издала странный звук, похожий на птичий клекот. Вместе со своей свитой она взмыла в воздух... кони перебирали копытами, точно шагая по невидимым ступеням, и так вся кавалькада поднималась над головами людей, пока не скрылась за облаками. Но и тогда еще доносился некоторое время перестук копыт, и слышалось легкое позвякивание кольчуг, какое бывает, когда всадники шевелятся в седлах.

Дункан, не сводя глаз с неба, тихонько потянул к себе топор. Но Энгус, обеими руками поддерживая обессилевшего князя, сказал:

- Если ты, Комгалл, хочешь боя, мы сойдемся с тобой один на один - или подожди, пока наш князь оправится от раны. Но сейчас мы не будем драться. Ты слышал, что сказала Могучая. Мы должны похоронить Кромальхада, это воля Старейших. Наши распри могут и подождать.

Комгалл задумался...

- Скара не будет драться сейчас, - повторил Энгус. - Чтобы на нее не обрушились беды, никто из нас не возьмется за оружие, пока Кромальхад не будет погребен. Я, Энгус, сын Алана, сказал. И если ты, князь Комгалл, вздумаешь возобновить бой, то покроешь себя позором навеки. Ты нападешь на безоружных, на тех, кто не подумает тебе сопротивляться, пока воля Старейших не будет исполнена.

Старый Комгалл склонил голову.

- Да будет так.

Комгаллы, подобрав оружие и унося раненых, зашагали прочь. Тогда Дункан отложил топор - и зашатался. Брега едва успела его подхватить.