– Это девка, которая языка хлопнула.

– Не совсем похоже. Бум разбираться, но позже. Сейчас задача: найти входы и вскрыть систему обороны.

– Понял.

Двинулись через 15 минут, признаков наличия объекта нет. Горы да лес. Даже тропинок нет. Глухомань! Встретили трех не пуганых медведей, поедавших раннюю клюкву. Щелчок справа, затем три щелчка. Что-то нашли! Двинулись в ту сторону. Через шестьсот метров увидели поднятую руку Муртаева. Даёт сигнал подойти.

– Здесь была дорога, командир. Все ёлки и кусты высаженные. Есть предложение двигаться вдоль неё.

– Толково, только внимательнее по веткам, могут быть объёмники и телекамеры.

Через семь километров обнаружили камеру слежения. Старая, восьмидесятых годов выпуска. Провода оборваны и не ремонтировалась. Скорость движения замедлилась до предела. Группа движется со скоростью черепахи, внимательно осматривая всё. Обнаружили спираль Бруно, уложенную между деревьями. Большое количество ИК-датчиков. Датчиков объёма нет. Они появились позже, и в этой системе не применялись. Набрасываем двойную сетку на Грачёва и укладываем туда листья и хвою. Его задача найти распределительный столб и замкнуть бело-зелёный и зелёный провод системы. Где-то подо мхом стоят АК-306, готовые нанести неотвратимый удар 30-мм снарядами. Николай слился с лесом, движения практически незаметны. Через три часа раздался щелчок, что он выполнил работу. Под проволокой прошли пять человек из группы, и движутся в густой поросли к центру площадки, где должен находиться пункт входа «пять». Трое караулят столб, под которым проведена перемычка.

Еще через два часа доклад об отходе. Вышли все.

– Командир! Центральный вход через вентиляшку заминирован, натыкано объёмников выше крыши, там не пройти. Надо искать другой путь. Вот здесь и здесь: два поста, по одному часовому.

– Странно, но караул не прореагировал на отключение теле и ИК-камер. Здесь никто не появился.

– Может быть: ходом и нахрапом? Мне показалось, что часовые пьяны.

– Хрен его знает! Ладно, пойдём все.

Группа двинулась вперёд. Уже стемнело, тепловизоры нормально работали. Посты освещены слабой синей лампочкой, всё как положено. На посту солдатик, которого Сергей внимательно рассмотрел. Зачуханный, в грязном обмундировании, старый потёртый СКС со следами ржавчины на затворе, он достал из-за пазухи большой кусок хлеба, тушёнку, расковырял её тупым консервным ножом, вытащенным им из загашника на грибке, и с аппетитом ел бутерброд. Затем достал из куртки плоскую бутылку и долго колдовал, добавляя что-то из бутылки и фляги, которую носил на поясе. Пить из крышки было неудобно, солдатик закашлялся, в этот момент его и сняли. От него разило плохим техническим спиртом с растворенной в нем резиной. С испугу он обмочился.

– Где вход на позицию? – тихо спросил его Сергей.

– Дяденька, не бейте! Здесь! Здесь вход, но у меня ключа нет, только у разводящего. Он оттуда шило носит!

– Когда смена?

– Как придут. Утром, наверное. Нас уже три месяца не меняют, а из молодых нас двое. Я и Витька, он на втором посту, возле складов.

– Коля! Смени часового у складов!

– Есть! – и три тени скользнули в сторону второго поста.

– Как разводящий открывает дверь? Там есть охрана?

– Есть. Прапорщик Санин.

– Посмотри, какой ключ?

– Не знаю, дяденька! Я его никогда не видел! Вот эта дверь открывается, а там – звонок.

– Сколько человек в карауле?

– Наш взвод.

– Сколько!?

– Сорок или больше, все там. На внешние посты уже месяц никто не ходит. Кормят плохо, горячего совсем не дают. А лейтенант ушёл куда-то и не вернулся ещё. Там сержант Прохоров командует. Он – зверь! В законе!

Потрогав осторожно дверь, Сергей убедился, что она заперта. Включив фонарик на зажигалке, рассмотрел замок. Обычный, повышенной секретности, с двумя бородками. Но разбираться со взводом с помощью 9 разведчиков было нежелательно. Могли объявить тревогу, и всё пойдёт через одно место.

Вернулся Коля со складов. Доложил, что часовой снят.

– Есть вход, командир.

– Посмотрите: куда ведёт, и доложите. Аккуратнее. А мы смену подождём. Будет что интересное…

– Понял!

Коля ушёл во тьму ночи, а Сергей продолжал возиться с внешним замком. В приёмнике раздался щелчок. Он отстранился от замка и шагнул в темноту. У караульного помещения зажглась лампочка. Три человека с карабинами, бидоном и ведром, шли по направлению к посту номер 1. Захват прошёл тихо. Возглавлял группу сержант Марков. Из бидона несло «шилом». В кармане сержанта нашли ключ от двери. После того, как кляп у Маркова выдернули, он попытался закричать, причём уставными командами. Сбой дыхания ему обеспечили. Сергей достал своё удостоверение и раскрыл его перед сержантом.

– Я – подполковник Главного Разведывательного Управления ГенШтаба Стрельников, командир отдельной бригады специального назначения. Видишь?

Сержант мотнул головой.

– Заорёшь – выключу надолго. – Сержант отрицательно покачал головой.

– Товарищ подполковник! Нас не меняют на позиции с 19-го июня, я уже должен быть дома, а всё ещё здесь!

– Дом где?

– Здесь недалеко, в Челябинске.

– Не попадёшь ты домой, сержант. Нет твоего дома. Война началась 19-го. Сюда зачем шёл?

– За спиртом. Вот клюкву принесли, Санин обещал на шило поменять.

– Зови Санина и без шуток, сержант.

– А про войну – правда.

– Правда, и за то, что происходит на позиции, тебе «вышка» корячится. Дошло?

– Дошло, тащ полковник.

– Действуй. – сержант долго жал на звонок, разведчики замерли чуть в стороне от двери. Из переговорки раздался крутой мат, дескать, кто тут среди ночи звонит!

– Это я, тащ прапорщик, как обещал, клюкву на опохмелку принёс, кисленькую.

– Кисленькую – это хорошо! – послышалось из-за двери и что-то щёлкнуло за дверью. Сергей прижал контрольный ключ к приёмному устройству, блокируя тревогу, а мужики уже крутили руки прапору. Тот не сопротивлялся, ибо не был в состоянии. Только мычал что-то, пытаясь вырвать руку. Его разоружили, извлекли из кармана ключ-вездеход. Вызвали Николая и его бойцов. Через семь минут начали штурм. Впрочем, назвать это действо штурмом, язык не поворачивался. Никто не сопротивлялся, в основном, все спали, находясь в состоянии сильного опьянения. Сопротивление встретили только у КП, но обошлось без стрельбы. Расчёт был обезоружен, из помещения вывели всех, кто был не в состоянии нести службу. Сергей прошёл в комнату начальника дежурной смены. Тот спал, подложив под голову портупею с пистолетом. Лыка не вязал. Несколькими ударами его разбудили, но толку от него не было никакого, два лейтенанта подхватили его и унесли в подсобное помещение. Выяснив у старшего смены, кто из начальства есть ещё на КП, послали за ним старлея в сопровождении двух разведчиков. Привели майора с сильно помятым и заспанным лицом.

– Что здесь происходит! Кто дал вам право находиться на… – майор полетел в угол.

– Кот! Опохмели его! – сказал Сергей и отвернулся. Старлей с ужасом смотрел на то, как опохмеляют комбата.

– Опохмелился, рядовой?

– Я – майор Михайлов, командир 138 батареи войсковой части 36491. Вы находитесь на позиции, которую занимает моя батарея. Вы ответите за это!

– Но ты об этом не узнаешь. И музыки на твоих похоронах не будет. Ты, сука, в курсе, что уже три месяца идёт война?

– Какая? – спросил майор, и пьяно икнул.

– Ядерная, рядовой, а твоя батарея её пропила!

– Нас отключили от связи за неуплату 17-го июня. Связи нет! Нас не меняют уже три месяца.

– А некому менять. Полуночного нет.

– Как нет?

– Ты полковника Зорькина знаешь?

– Знаю, был нашим командиром 15 лет.

– Узнаёшь? – Сергей показал ему фотографии мёртвого полковника, его карту и письмо. Тот посмотрел на монитор, и прижал руку к разбитым губам. – А это то, что осталось от Ленинграда. Снято 25-го июня. Читай! – майору Сергей сунул ему письмо Зорькина. Майор несколько раз провёл руками по ушам, стряхивая многодневный пьяный синдром. Взял письмо и стал читать. Зорькин был умным ракетчиком, он знал уязвимые места своей дивизии, догадывался, что его дивизию легче отключить, чем уничтожить. Майор вчитывался в текст, силясь представить себе, что произошло.