— Это девка, которая языка хлопнула.
— Не совсем похоже. Бум разбираться, но позже. Сейчас задача: найти входы и вскрыть систему обороны.
— Понял.
Двинулись через 15 минут, признаков наличия объекта нет. Горы да лес. Даже тропинок нет. Глухомань! Встретили трех непуганых медведей, поедавших раннюю клюкву. Щелчок справа, затем три щелчка. Что-то нашли! Двинулись в ту сторону. Через шестьсот метров увидели поднятую руку Муртаева. Даёт сигнал подойти.
— Здесь была дорога, командир. Все ёлки и кусты высаженные. Есть предложение двигаться вдоль неё.
— Толково, только внимательнее по веткам, могут быть объёмники и телекамеры.
Через семь километров обнаружили камеру слежения. Старая, восьмидесятых годов выпуска. Провода оборваны и не ремонтировалась. Скорость движения замедлилась до предела. Группа движется со скоростью черепахи, внимательно осматривая всё. Обнаружили спираль Бруно, уложенную между деревьями. Большое количество ИК-датчиков. Датчиков объёма нет. Они появились позже, и в этой системе не применялись. Набрасываем двойную сетку на Грачёва и укладываем туда листья и хвою. Его задача найти распределительный столб и замкнуть бело-зелёный и зелёный провод системы. Где-то подо мхом стоят АК-306, готовые нанести неотвратимый удар 30-мм снарядами. Николай слился с лесом, движения практически незаметны. Через три часа раздался щелчок, что он выполнил работу. Под проволокой прошли пять человек из группы, и движутся в густой поросли к центру площадки, где должен находиться пункт входа 'пять'. Трое караулят столб, под которым проведена перемычка.
Еще через два часа доклад об отходе. Вышли все.
— Командир! Центральный вход через вентиляшку заминирован, натыкано объёмников выше крыши, там не пройти. Надо искать другой путь. Вот здесь и здесь: два поста, по одному часовому.
— Странно, но караул не прореагировал на отключение теле и ИК-камер. Здесь никто не появился.
— Может быть: ходом и нахрапом? Мне показалось, что часовые пьяны.
— Хрен его знает! Ладно, пойдём все.
Группа двинулась вперёд. Уже стемнело, тепловизоры нормально работали. Посты освещены слабой синей лампочкой, всё как положено. На посту солдатик, которого Сергей внимательно рассмотрел. Зачуханный, в грязном обмундировании, старый потёртый СКС со следами ржавчины на затворе, он достал из-за пазухи большой кусок хлеба, тушёнку, расковырял её тупым консервным ножом, вытащенным им из загашника на грибке, и с аппетитом ел бутерброд. Затем достал из куртки плоскую бутылку и долго колдовал, добавляя что-то из бутылки и фляги, которую носил на поясе. Пить из крышки было неудобно, солдатик закашлялся, в этот момент его и сняли. От него разило плохим техническим спиртом с растворенной в нем резиной. С испугу он обмочился.
— Где вход на позицию? — тихо спросил его Сергей.
— Дяденька, не бейте! Здесь! Здесь вход, но у меня ключа нет, только у разводящего. Он оттуда шило носит!
— Когда смена?
— Как придут. Утром, наверное. Нас уже три месяца не меняют, а из молодых нас двое. Я и Витька, он на втором посту, возле складов.
— Коля! Смени часового у складов!
— Есть! — и три тени скользнули в сторону второго поста.
— Как разводящий открывает дверь? Там есть охрана?
— Есть. Прапорщик Санин.
— Посмотри, какой ключ?
— Не знаю, дяденька! Я его никогда не видел! Вот эта дверь открывается, а там — звонок.
— Сколько человек в карауле?
— Наш взвод.
— Сколько!?
— Сорок или больше, все там. На внешние посты уже месяц никто не ходит. Кормят плохо, горячего совсем не дают. А лейтенант ушёл куда-то и не вернулся ещё. Там сержант Прохоров командует. Он — зверь! В законе!
Потрогав осторожно дверь, Сергей убедился, что она заперта. Включив фонарик на зажигалке, рассмотрел замок. Обычный, повышенной секретности, с двумя бородками. Но разбираться со взводом с помощью 9 разведчиков было нежелательно. Могли объявить тревогу, и всё пойдёт через одно место.
Вернулся Коля со складов. Доложил, что часовой снят.
— Есть вход, командир.
— Посмотрите: куда ведёт, и доложите. Аккуратнее. А мы смену подождём. Будет что интересное...
— Понял!
Коля ушёл во тьму ночи, а Сергей продолжал возиться с внешним замком. В приёмнике раздался щелчок. Он отстранился от замка и шагнул в темноту. У караульного помещения зажглась лампочка. Три человека с карабинами, бидоном и ведром, шли по направлению к посту номер 1. Захват прошёл тихо. Возглавлял группу сержант Марков. Из бидона несло 'шилом'. В кармане сержанта нашли ключ от двери. После того, как кляп у Маркова выдернули, он попытался закричать, причём уставными командами. Сбой дыхания ему обеспечили. Сергей достал своё удостоверение и раскрыл его перед сержантом.
— Я — подполковник Главного Разведывательного Управления ГенШтаба Стрельников, командир отдельной бригады специального назначения. Видишь?
Сержант мотнул головой.
— Заорёшь — выключу надолго. — Сержант отрицательно покачал головой.
— Товарищ подполковник! Нас не меняют на позиции с июня, я уже должен быть дома, а всё ещё здесь!
— Дом где?
— Здесь недалеко, в Челябинске.
— Не попадёшь ты домой, сержант. Нет твоего дома. Война началась 19-го. Сюда зачем шёл?
— За спиртом. Вот клюкву принесли, Санин обещал на шило поменять.
— Зови Санина и без шуток, сержант.
— А, про войну — правда?
— Правда, и за то, что происходит на позиции, тебе 'вышка' корячится. Дошло?
— Дошло, тащ полковник.
— Действуй. — сержант долго жал на звонок, разведчики замерли чуть в стороне от двери. Из переговорки раздался крутой мат, дескать, кто тут среди ночи звонит!
— Это я, тащ прапорщик, как обещал, клюкву на опохмелку принёс, кисленькую.
— Кисленькую — это хорошо! — послышалось из-за двери и что-то щёлкнуло за дверью. Сергей прижал контрольный ключ к приёмному устройству, блокируя тревогу, а мужики уже крутили руки прапору. Тот не сопротивлялся, ибо не был в состоянии. Только мычал что-то, пытаясь вырвать руку. Его разоружили, извлекли из кармана ключ-вездеход. Вызвали Николая и его бойцов. Через семь минут начали штурм. Впрочем, назвать это действо штурмом, язык не поворачивался. Никто не сопротивлялся, в основном, все спали, находясь в состоянии сильного опьянения. Сопротивление встретили только у КП, но обошлось без стрельбы. Расчёт был обезоружен, из помещения вывели всех, кто был не в состоянии нести службу. Сергей прошёл в комнату начальника дежурной смены. Тот спал, подложив под голову портупею с пистолетом. Лыка не вязал. Несколькими ударами его разбудили, но толку от него не было никакого, два лейтенанта подхватили его и унесли в подсобное помещение. Выяснив у старшего смены, кто из начальства есть ещё на КП, послали за ним старлея в сопровождении двух разведчиков. Привели майора с сильно помятым и заспанным лицом.
— Что здесь происходит! Кто дал вам право находиться на... — майор полетел в угол.
— Кот! Опохмели его! — сказал Сергей и отвернулся. Старлей с ужасом смотрел на то, как опохмеляют комбата.
— Опохмелился, рядовой?
— Я — майор Михайлов, командир 138 батареи войсковой части 36491. Вы находитесь на позиции, которую занимает моя батарея. Вы ответите за это!
— Но ты об этом не узнаешь. И музыки на твоих похоронах не будет. Ты, сука, в курсе, что уже три месяца идёт война?
— Какая? — спросил майор, и пьяно икнул.
— Ядерная, рядовой, а твоя батарея её пропила!
— Нас отключили от связи за неуплату 17-го июня. Связи нет! Нас не меняют уже три месяца.
— А, некому менять. Полуночного нет.
— Как нет?
— Ты полковника Зорькина знаешь?
— Знаю, был нашим командиром 15 лет.
— Узнаёшь? — Сергей показал ему фотографии мёртвого полковника, его карту и письмо. Тот посмотрел на монитор, и прижал руку к разбитым губам. — А, это то, что осталось от Ленинграда. Снято 25-го июня. Читай! — майору Сергей сунул ему письмо Зорькина. Майор несколько раз провёл руками по ушам, стряхивая многодневный пьяный синдром. Взял письмо и стал читать. Зорькин был умным ракетчиком, он знал уязвимые места своей дивизии, догадывался, что его дивизию легче отключить, чем уничтожить. Майор вчитывался в текст, силясь представить себе, что произошло.