В этот момент в кабинет директора школы влетела Петуния Дурсль, своим неожиданным появлением прервав уверенную речь племянника.

— Что опять произошло? — спросила женщина, крайне недовольная очередным срочным вызовом в школу.

— Миссис Дурсль, Гарри сегодня опять хулиганил, проявил неуважение к учителю английской литературы мисс Вивьен, более того, в процессе конфликта у нее оказались разбиты очки! — заявил директор.

— То есть, вы утверждаете, что мой племянник опустился до рукоприкладства?

— Что вы? Конечно нет! Я могу лишь предполагать, что очки мисс Вивьен разбились после слов: "Вы не видите дальше своего носа". И проблема заключается в том, что ваш опекаемый совершенно не умеет себя вести. На ближайшем педсовете я собираюсь поставить вопрос об исключении его из школы, возмещении ущерба школьному имуществу и здоровью учителей, а также о назначении штрафа, который вам как опекуну хулигана придется выплатить.

— Вы не сможете этого сделать! — безапелляционно заявил вышеупомянутый хулиган. — По закону об образовании сорок четвертого года образование для всех граждан Великобритании до шестнадцати лет является обязательным, и отчисление возможно только по причине регулярных пропусков занятий без уважительной причины, а у меня прогулов не имеется. Во-вторых, вопрос об отчислении решается совместно с родителем или опекуном отчисляемого при нарушении правил учебного заведения. Об этом ясно сказано в третьем параграфе устава школы. В-третьих, я лишь задал преподавателю вопрос о признаках коррупции у короля Артура, обозначенных в повестях Теренса Уайта.

— А еще он интересуется наркотиками! — заявил директор, осознав, что все его претензии разрушаются, словно карточный домик под напором железобетонных аргументов проблемного ученика.

Смерив оппонента уничижительным взглядом, мальчик укоризненно покачал головой:

— Я вас не перебивал! Но могу заявить, что ваше обвинение безосновательно. Я только хотел узнать, можно ли инкриминировать Мерлину умышленное причинение вреда жизни и здоровью людей за тот случай, когда он варил психотропное зелье для воинов короля Артура, — не обратив внимания на вытянувшееся лицо собеседника, Гарри спокойно продолжил перечисление: — В-четвертых, обвинения в порче чужого имущества абсолютно беспочвенны, и двенадцать человек в нашем классе могут свидетельствовать в пользу моей непричастности к вышеупомянутому инциденту. И если совет попечителей примет столь незаконное решение, мы незамедлительно обратимся в суд, и тогда уже присяжные будут решать, верить показаниям тринадцати детей или одного учителя, который утверждал, что доска гонялась за ним по всему классу. Как думаете, департаменту образования и навыков понравится, когда суд признает школу виновной в клевете?

Отчаявшись добиться своей цели привычными методами, которые доселе много лет безукоризненно работали с другими хулиганами, первое лицо школы решило пойти на крайние меры и принялось давить на жалость:

— Миссис Дурсль, я еще готов смириться с нездоровым любопытством вашего племянника и признать, что с отчислением немного погорячился. Однако после прошлогоднего случая, когда на учителя, настаивающего на недопустимости рассмотрения юридических вопросов на уроке живописи, упала доска, мне всё тяжелее найти педагогов, согласных работать с классом, в котором учится Гарри Поттер. Мистер Свенсон, проведя три месяца в больнице с переломом шейки бедра, ушел на пенсию, миссис Дервинтер, которую ваш племянник довел до нервного срыва чересчур оригинальной трактовкой произведений классической английской литературы, отказывается вести уроки в присутствии Гарри, а мисс Вивьен и вовсе поклялась, что теперь "и на пушечный выстрел не подойдет к этому исчадью ада".

— А это уже ваши проблемы! — заявила Петуния, сообразив, что ее гениальный воспитанник блестяще справился со своей защитой и выгонять его из школы уже никто не собирается. — Я не вижу ничего дурного в том, что мальчик всерьез интересуется юриспруденцией, и не понимаю ваших претензий. Вы — директор, и находить квалифицированных учителей входит в ваши прямые обязанности. А если вы с этим не справляетесь, одна жалоба в попечительский совет — и ваше место займет более компетентный специалист.

Что ни говори, а еженедельные консультации здорово подняли уровень знаний семейства Дурслей. Петуния хоть и не могла ориентироваться в законодательстве об образовании с той же легкостью, что и племянник, но свои права знала и была готова с истинно английским упрямством отстаивать их до последнего. Понимая, что снова ничего не смог добиться, и проблемного ученика придется оставить, директор тяжело вздохнул:

— Миссис Дурсль, я настоятельно рекомендую вам подумать о смене школы.

— Я подумаю, — величаво кивнула женщина.

На том и расстались. А дома родные, устав от частых директорских вызовов, попросили Гарри воздержаться от юридических споров с учителями. Всё же эта школа считалась лучшей в Литл-Уингинге, а ежедневно отвозить мальчика в другой город было не слишком-то удобно. Юный вундеркинд взвесил все "за" и "против" и пообещал подумать.

* * *

Годы шли. У семьи Дурслей все было хорошо. "Граннингс", медленно, но верно превращавшаяся в торговую корпорацию, процветала, поставляя дрели не только клиентам, проживающим на территории Англии и Уэльса, но и во Францию, Бельгию и даже Лихтенштейн. Жизнь, здоровье и имущество семейства Дурслей были застрахованы в надежной компании, а правовую поддержку обеспечивал племянник Гарри Поттер, который за последние полгода опубликовал две статьи на юридическую тематику в Оксфордском университетском журнале. Всё было хорошо.

Однако в конце июля девяносто первого года жизнь десятилетнего вундеркинда была омрачена проблемами с корреспонденцией. Письмо, которое Гарри послал в кэмбриджский колледж Кингс Эли было возвращено ему с пометкой: "Адресат не найден или не проживает по указанному адресу". Как такое могло случиться, Поттер не знал. Возможно, работники почты забыли общеизвестный адрес данного учебного заведения, также не исключено, что они внезапно разучились распознавать буквы и цифры, но более вероятна обычная халатность.

С одной стороны это удручало, ведь в письме Поттера содержались документы и чек на оплату первого семестра, которые должны были прийти в деканат колледжа еще двадцать пятого июля. Теперь же о поступлении в Кингс Эли в этом году можно было и не мечтать — все места были заняты, а очередь из желающих тянулась на километры. Но с другой — теперь ему будет, чем заняться! Исковое заявление о возмещении материального (стоимость доставки письма согласно текущим тарифам) и морального (страдания от упущенной возможности зачисления в выбранное учебное заведение) ущерба могло принести немалую прибыль и послужить отличной практикой для малолетнего юриста.

Именно поэтому двадцать девятого июля, сидя в гостиной дома четыре на Тисовой улице Литтл Уингинга Гарри Поттер сочинял претензионное письмо в адрес начальника департамента Королевской почтовой службы Великобритании и Северной Ирландии. Прикусив от усердия язык, Гарри выводил аккуратные строки на бумаге, которая станет основой крайне интересной и многообещающей судебной тяжбы. От этого занятия его отвлекло звяканье заслонки на дверной щели для писем — вероятно, доставили свежий номер "Юридического вестника".

— Дадли, принеси почту! — попросил мальчик, раздумывая, отсылки на какие нормативные акты следует добавить в конце эпистолярного шедевра.

Кузен, сидевший рядом на диванчике и штудировавший учебник по уголовному праву, послушно сбегал в прихожую и вернулся с конвертом:

— Это тебе, Гарри!

Отложив незаконченный опус, вундеркинд, которому еще не исполнилось одиннадцать, с любопытством осмотрел письмо. За свою недолгую жизнь Гарри успел получить немало корреспонденции — отчеты из налоговой, договора от журналов, где публиковали его статьи, ответы из колледжей, содержащие требования к абитуриентам. Он уже привык к конвертам из простой бумаги, обклеенным марками, с которых на получателя сурово смотрела королева (а она всегда смотрела на получателя, потому что приклеивание марки с изображенной королевой вверх ногами по английским законам приравнивалось к государственной измене). Но данное письмо было иным. На конверте из желтоватого пергамента красовалась темно-красная восковая печать со странным гербом, адрес был выведен изумрудными чернилами, а марка и вовсе отсутствовала.