— Тут ты прав, Репа крут, ничего не скажешь, он моей Таське такую пластику сделал, нос вот так приподнял и тут вот перед ушами убрал, как новая стала, — поддержал Двойкин.

— Слушай, у тебя этих Тасек три, кому из них он задрал — жене твоей, любовнице или дочери? — попросил уточнить Куравлёв.

— Жене, жене, дочери он гланды удалял. Тоже классно, руки, точно, золотые. А с той Таськой, которая любовница, я уж давно расстался. Он, кстати, и её лечил, уже только не вспомню, от чего.

— Конечно, медик он неплохой, тренируется на трупах каждый день… — не хотел оставлять цинического тона Куравлёв. — Кстати, о трупах. На что спорим, доживёт Кривцов или недоживёт…

Сергей Михайлович вошёл в свою приёмную, Подколесин вмаршировал в неё следом за ним. В приёмной за столом бдительно бездельничала, шурша тяжёлыми бархатами рубах и штанов, пожилая незнакомая секретарша с такими огромными круглыми и сверкающими глазами, что Кривцов принял их с первого взгляда за какие-то очки. У стола стоял дежурный офицер (генерал узнал старшего лейтенанта Прибаутова), слушая аудиокнигу из небольшого плеера. Офицер заканчивал полицейскую академию и писал изысканную дипломную работу под названием «Анализ особенностей следственных действий и уголовного розыска в середине XIX в. по роману Ф. М. Достоевского Преступление и Наказание». Теперь он изучал легендарный роман, но по ошибке купил диск не с Преступлением и Наказанием, а с Братьями Карамазовыми. Разницы он, впрочем, не уловил, поскольку вообще впервые слышал Достоевского, а уголовного розыска и в этом произведении вполне достаточно для самого глубокого анализа.

— Вот что, Алёша, быть русским человеком иногда вовсе не умно… — слышалось из плеера.

Прибаутов глядел на секретаршу, секретарша на Прибаутова, оба даже не заметили своего начальника. Кривцов прошёл быстро в свой кабинет, за ним, погрозив пальцем Прибаутову, проскочил Подколесин. Прибаутов глядел на секретаршу.

В кабинете генерал столкнулся с целой толпой людей, разом вдруг заговоривших с ним со всех сторон.

— Здравия желаю, товарищ генерал, — протянул руку фон Павелецц.

— Хорошо, что пришли, мы уже хотели за вами посылать, — сказал тунгус, внимательно разглядывая генерала. — У вас давление высокое, по лицу видно.

— Здорово, Михалыч, — улыбнулся сидевший на диване Человечников.

— Отпустите меня, я домой хочу, — воздыхал небрежно брошенный на стул Аркадий Быков.

— Вот моё удостоверение. Вот ещё бумага, смотрите, кем подписана. Вы, товарищ генерал, обязаны оказывать мне содействие. Моя фамилия Острогорская, — Маргарита приступила к Сергею Михайловичу. — Я нахожусь секретно в городе уже несколько дней. Но нет никакого смысла и никакой возможности скрывать нашу миссию ещё хотя бы одну минуту. Вы должны всё знать. Нам известно, что пропала ваша дочь. Нам также известно, что задержанный Быков оговорил себя, поскольку его били в камере, ему угрожали, его заставили взять на себя вину по делу об исчезновении Велимира Дублина.

— Павелецц, гнида, настучал, — подумал догадливо Кривцов. — Так вот ты какая, Острогорская… А тот узкоглазый тунгус, значит. А мне, значит, кирдык.

— Вы хотите, генерал, сами послушать, что говорит задержанный Быков? — посмотрела генералу в голову Острогорская.

— Да нет, зачем же, — застенчиво подумал Кривцов.

— Чего молчите? — впилась ему в мозг стальным голосом Маргарита.

— Да нет, зачем же, — застенчиво проговорил Кривцов.

— Конечно, Быков личность тёмная и, кажется, скверная, но он ли тут виноват? — спросила Маргарита генерала.

— … — уставился в пол генерал.

— Мы с Великом на рынке были, в палатку зашли пива попить. Ну это я пиво попить, а он мороженого поесть. Но мороженого в той палатке не оказалось. Это недетская палатка была, для взрослых, пиво только и плов. Ну я его отпустил за мороженым. Дал ему сто рублей, он ушёл. И не вернулся. Я искал, искал, бесполезно. Домой вернулся, ждал, ждал, нет его. И до утра нет, и утром нет. Я испугался — что отцу скажу? — и сбежал в Карелию, — воздыхал Аркаша.

— А чего вы верите-то ему! Нашли кому верить. Сами говорите — тёмная, скверная, а сами верите, — заверещал из-под генерала лейтенант Подколесин.

— Мы ему не верим. Но мы и вам не верим. Вы сколько дел о пропавших детях за последние годы не раскрыли и замотали? — ответил тунгус. — Мы идём в открытую. Вам не верим, но мы коллеги, вспомните об этом. И у вас есть предписание нам помогать. И мы вам готовы помочь — Машинку разыскать. Будем сотрудничать с вами. Делиться любой информацией. Но то же самое обязываем делать и вас. Не станете — пеняйте на себя. Найдём в ваших действиях или в вашем бездействии состав преступления — будете отвечать. Будете сотрудничать — наказание будет смягчено. Так что спешите искупить вину, потому как, сдаётся мне, вина на вас есть.

— Ты чё тут раскомандовался? Ты, чучмек безглазый! Ты с генералом как разговариваешь? Ты встань сначала, как положено, руки по швам, и спроси разрешения рот открыть, прежде чем вякать, жопа в галстуке! — вспылил генерал.

— Я хотел заговорить о страдании человечества вообще, но лучше уж остановимся на страданиях одних детей, — заявил из плеера Иван Фёдорович Карамазов.

— Михалыч, ты чего, успокойся, — Че втиснулся между опасно сблизившимися Мейером и Кривцовым.

— Нет, нет, нет! Не надо Михалычу успокаиваться. Надо, наоборот, Михалычу сильно беспокоиться, — подбросила горячих слов Острогорская, — Михалыч знает, что в его управлении принуждают людей к самооговору. Виновен ли Быков в похищении Велика? Возможно. Но — может быть, и нет. Есть ведь и другие версии. Возможно, в городе обосновался Дракон, неизвестный странствующий похититель детей. Может быть, Аркадий Быков и есть Дракон? Возможно. Но — возможно, и нет.

В городе видели Варвару, бывшую жену Дублина, мать Велика. Могла ли она похитить его? Спохватившись, раскаявшись через много лет — найти сына и вернуть себе? Могла. Почему не отрабатывается эта версия?

А вот сегодня мне сообщили из Москвы. Взяли Костю Мурзаева по кличке Мурза.

— Мурзу взяли? Того самого, из ватиканских?! — поразился Подколесин.

— Того самого, — подтвердила Маргарита. — Правая рука Вити Ватикана, большого бандита, почти вора, положенца на Марьиной Роще, Житомире и Женеве. Карающая рука Вити Ватикана. Мурза у него вроде шефа безопасности был, главный силовик. Взяли Мурзу со всей его библиотекой, датабазой, так сказать. Там все помечены были, кто враг, кто просто должен был, кто опасен, кого убить надо, за кем присмотреть, на кого нажать. Так вот, Глеб Глебович Дублин, отец Велика, у них должником числился. Документы будто бы у них выкрал на зарубежные счета. Около миллиона там было долларов. Они эти документы много лет искали и вот вышли на Дублина.

С ним должны разобраться известные коллекторы и киллеры Бурмистров и Рощупкин…

— Бур и Щуп! — воскликнул фон Павелецц.

— Именно! — сказала Маргарита. — И там они между собой. Мурза, Бур и Щуп, рассматривали и возможность похищения сына Дублина за выкуп в виде денег или документов.

— Интересно, — буркнул генерал.

— Интересно, — согласилась Марго, — но ещё интереснее, что ведь Дублин был любовником вашей жены, не так ли? А стало быть, мотив отомстить ему и наказать его таким жестоким способом, забрать у него любимого ребёнка, чтоб помучился… Такой мотив у вас ведь был. Михалыч…

— Я тебе не Михалыч! Я тебе товарищ генерал, соска московская! — совсем сорвался Кривцов, как будто стоэтажная пропасть разверзлась у него под сердцем, и сердце, грузное, тяжкое, каменное, полетело вниз, ко дну, к аду, увлекая за собой спутанную сеть из гудящих артерий, нервов и вен, в которой бился и запутывался и кричал о своём генеральстве маленький напуганный генерал.

— Ты мне не Михалыч, — закричала и Марго. — Ты мне преступник, скот, бездушная тварь, захватившая место, которое должен бы занимать добрый и сильный человек.

На тебя люди надеются, от тебя помощи, защиты, спасения ждут, а ты…