Марию поразили не столько незапертая дверь и очевидное присутствие в квартире посторонних — к Борису, бывало, часто захаживали и засиживались до утра какие-то его приятели, — сколько доносившиеся из-за портьеры, прикрывавшей проход в её комнату, негромкие звуки фортепьянной игры. Звучало что-то из сюит Баха. Войдя в комнату, где под потолком в старинной бронзовой люстре ярко пылали все рожки, она увидела за роялем тёмноволосого худощавого молодого человека в чёрном концертном костюме в тонкую серебристую полоску и при галстуке вишнёвого цвета. Молодой человек, заметив вошедшую в комнату Марию, неожиданно резко взглянул на неё, и, не доиграв аккорда, поднялся из-за инструмента.
Едва переведя дыхание, Мария выпалила:
— Извините, Боря меня о вас не предупредил. Мне нужно кое-то посмотреть… под крышкой рояля.
— Конечно, давайте я вам помогу! — незнакомец быстро переместился и помог приподнять тяжёлую крышку.
— Нет. И здесь ничего нет, старый «немец» подвёл, — растягивая слова, задумчиво произнесла Мария. — Простите. Вы не выручите пятью тысячами рублей? Там внизу такси ждёт, мне надо заплатить.
— Хорошо, — пожал плечами незнакомый молодой человек. — Меня зовут Алексей. А как зовут вас?
— Мария.
— Очень приятно. Я не нахожу у себя пять тысяч, поэтому возьмите вот это — здесь двести долларов. Это даже должно быть немного больше. Возьмите на всякий случай ещё одну бумажку — пусть будет триста.
— Огромное вам спасибо, Алексей! Я тотчас же вернусь!
Из трёх бумажек, переданных водителю Борисом, кавказец принял в оплату за поездку только две и вернул третью вместе со сдачей в тысячу рублей. Мария ничего не сообщила брату о присутствии в квартире постороннего, поэтому на лице Бориса нетрудно было заметить недоумение — он не мог припомнить, чтобы прятал в рояль доллары, и тем более не факт, что там под крышкой вообще могли оставаться какие-то деньги. Возможно, что все свои наличные деньги он бросил в машине в гараже под «Ритцем», а квартира была в этом смысле пустой. Так что находка сестрой трёхсот долларов — чем не чудо?
Однако, стоя в ярко освещённом холле в ожидании лифта, Борис с удивлением обнаружил, вертя в пальцах стодолларовую купюру, что она имеет заметные отличия как от современных банкнот, так и от банкнот предыдущей серии, ходивших по миру в девяностые годы.
«Странно. Очень странно, — подумал он, пристально всматриваясь в знакомые изображения и детали. — Цвет какой-то серый. Более блёклые буквы. На щеке у президента Франклина вроде как нет бородавки… Кажется, имеются лишние надписи, они точно есть, только я не могут сказать, где именно. Надо бы сравнить… А вот это — что это такое? Ну да! Вот это фокус!»
— Смотри-ка, Маш! — и он протянул банкноту сестре. — «Series of 1934». Откуда ты такой раритет нашла?
— Ниоткуда. Ты ведь денег, где положено, не оставил. Зато Алексей, твой приятель, одолжил.
— Какой ещё приятель?
— Какой-какой… Ты думаешь, я всех знаю, кто к тебе приходит? Молод и красив, как лорд Галифакс. И, кстати, очень недурно на фоно играет. Не хуже тебя. А может быть — даже лучше.
— Да, да, припоминаю… Я же ждал Смирнова и Гутмана, поэтому дверь оставил открытой. Только с чего это они на ночь глядя припёрлись? И даже не позвонили?
Тут приехал лифт, и спустя менее чем минуту Борис с сестрой уже входили в свою квартиру.
К удивлению Марии, теперь гостей было двое. Рядом с приветливым тёмноволосым молодым человеком в прихожей стоял столь же изысканно одетый господин чуть ниже ростом, с круглым и немного напряжённым лицом.
— Я уже успел представиться, — начал знакомство тёмноволосый. — Меня зовут Алексей. А это — мой товарищ и коллега, Василий Петрович.
— Борис. Я — Борис. А это Мария, моя сестра… А вы, выходит, будете с «Мосфильма»? От Гутмана, наверное? Насчёт моего сценария?
— И да, и нет, — ответил круглолицый. — У моего друга имеются кое-какие соображения, которые ему хотелось бы с вами обсудить.
— О чём речь? Сейчас же и обсудим, — с этими словами Борис помог сестре снять шубу, водрузил её на плечики и широким жестом пригасил всех переместиться из прихожей вглубь квартиры. — С извинениями за простоту и неподготовленность прошу пройти и разместиться на кухне! Чувствуйте себя, как дома!
Войдя на кухню сам, Борис с ужасом обнаружил, что холодильник пуст, а все купленные в пятницу припасы давно и безнадёжно съедены. Зато на дверце холодильника гордо красовалась початая водочная бутылка — та самая пятая, за которой, как теперь выяснялось, он не напрасно возвращался от кассы в торговый зал.
— Пусто. Какая досада! — театрально развёл руками Борис. — Я сейчас сбегаю в круглосуточный подвальчик, тут рядом. Подождём пять минут?
— Спасибо, — сказал в ответ круглолицый незнакомец, представленный Василием Петровичем, — мы не с пустыми руками. Ваши пять минут — наши пять секунд, не так ли, Алексей Николаевич?
С этими словами он прошёл в прихожую, откуда принёс саквояж, из которого извлёк круглую буханку ржаного хлеба с ароматной твёрдой коркой, несколько упаковок с нарезками колбасы, сёмги и осетрины, кирпичик голландского сыра и пачку сливочного масла.
Борис с Марией с восторгом глядели на выложенные на стол яства, поскольку один не ел с воскресенья, вторая — не вкушала битый день с самого утра. Мария сбегала куда-то за четырьмя хрустальными рюмочками, в них налили водки, и задорно чокнувшись, все выпили первый тост за столь нечаянную встречу.
Борис только начал приходить в себя после трёхдневного запоя, едва не ставшего для него роковым, и после тоста первым делом про себя отметил, что теперь, когда его гости тоже выпили, он может более не опасаться ненароком дыхнуть на кого-либо своим перегаром. Второй мыслью было не спешить с расспросами о судьбе его сценария, отданного продюсерам на «Мосфильм», и не затевать прежде времени иных разговоров — в том уязвимом положении, в котором он находился всё последнее время, куда более разумным представлялось сначала выслушать предложения гостей, по интонациям попытаться уловить их настрой и распознать планы, и лишь после этого попытаться перейти к обсуждению деловых вопросов.
Похоже, импровизированное полуночное застолье оказалось более чем уместным, поскольку голодны были решительно все его участники. Мария взялась нарезать и намазать маслом хлеб и выразила восхищение превосходным вкусом ржаной буханки.
— Когда я нашёл этот хлеб на полке в магазине, — охотно пояснил Алексей, — то не ожидал, что он окажется не нашим, а заграничным. Но он и в самом деле неплох.
— У нас, похоже, всё разучились делать, даже хлеб, — пояснил Борис. — Хороший бензин и тот из Финляндии теперь привозят.
— Во всём должны быть свои плюсы и минусы, — вывернулся Алексей, явно не желавший вступать в обсуждение актуальных экономических проблем.
— Минус в том, что мы не выпили за знакомство! — предложила тост Мария.
— Я только «за», — ответил Алексей, взглянув на Марию излишне смело и отчасти резко, отчего она, опустив рюмку, немедленно отвела глаза в сторону.
— Кстати, я должен вам триста долларов, — вспомнил Борис. — Можно, я завтра их отдам? Я оставил деньги на парковке, в своей машине.
— Конечно, — ответил Алексей, отрезая сыр. — Когда тебе будет удобно.
И сказав это, смутился от неожиданной фамильярности.
Однако идея перейти с «вы» на «ты» оказалась удачной и вполне востребованной, за что рюмки были немедленно вновь наполнены и выпиты до дна.
— У тебя оказалась очень странная купюра — тридцать четвертого года, — продолжил взятую тему Борис. — Я первый раз держал такую в руках. Это из какой-то коллекции?
— Да, из коллекции, — немного помолчав, ответил Алексей. — А что?
— Да ничего. Я просто думаю, что у коллекционеров её цена выше номинала раза в два-три. Но это не вопрос, я оплачу, если надо.
— Зачем? Триста долларов, и ни сантима больше.
— Спасибо!
После небольшой паузы, в течение которой участники трапезы разделывались с колбасой и осетриной, разрумянившийся от водки Петрович заметил, что по его мнению гастрономические стандарты отечественных внезапных застолий не менялись на протяжении как минимум последней сотни лет.