- Как и обещал, я буду рядом.

- Да, так будет лучше.

Больше мы ни о чем не говорили. Накуренные душистым ладаном комнаты дворца и широкое мягкое ложе с обнажённой Барсиной ждали нас.

- Филэ!

- Люблю тебя, Александр, помни об этом.

- Разве я могу забыть как дышать, разве моё сердце может забыть, как биться? Ты моя жизнь Гефестион, и если кто-то попытается отнять тебя, клянусь, я пойду даже против Зевса и всех богов вкупе с ним. Поэтому будь спокоен, я тоже люблю тебя и эта ночь, ничего не изменит.

Сколько раз я потом говорил себе твои слова: – одна ночь, одно лёгкое увлечение, одно удовлетворённое желание – ничего не изменит! Неправда! Изменяло! Да, ты всегда возвращался, вымаливать прощение, с подарками и слезами на глаза, а я создавая видимость примирения все глубже погружался в горестное отчаянье, которое и привело к закономерному концу.

Накрытая полупрозрачной кисеёй, надушенная сверх меры и уже влажная Барсина ждала раскинувшись на шёлковых подушках. Её не удивило, почему в спальню вошли двое, сбросив одежды легли сбоку и принялись страстно целоваться. Вскрикивая от любовных прикосновений, завели постельную игру. Наученная мною, женщина ждала знака, и не смела даже шевелиться. Мне хватило совсем мало времени чтобы довести любовника до оргазма, изучивший твои предпочтения я несколько раз потёрся пахом о член, закинув левую ногу на поясницу, и сразу почувствовал готовность к соитию. Надо было только щёлкнуть пальцами и направить… но, о боги, как сложно отдать возлюбленного другой, даже на время, даже под моим ревнивым оком, даже ради ребёнка. Задыхаясь от горячности, жадно ласкал тебя, шепча в сотый раз о своей любви. Умолял, быть верным и не покидать моего тела. Я уже не хотел малыша, и мне было наплевать на гнев, я хотел только одного, чтобы ты принадлежал мне всецело, и если на поле сражения, согласен был делиться с военачальниками и солдатами, то на ложе желал царствовать в одиночку.

- Гефестион, мне надо! Я вот-вот кончу! Отпусти!

- Нет Александр, не хочу, не могу! Умоляю только в меня, заполни моё тело, нам не нужен Геракл.

- Нужен, филэ!

Я никогда не забуду, как ты резко вышел из меня и рывком раздвинув ноги Барсины вбился в её влажную промежность. Я рыдал, кусая подушки, не сдерживая крики боли, я хотел задохнуться, как некогда Протей, только потому что, сейчас был тебе не нужен. Впервые, осознание оторванности сотрясало, рвало душу на куски. Я обезумел. Схватив тебя за плечи, попытался стащить с Барсины, располосовал кожу ногтями, вырвал, не один клок золотых волос и по мелкой дрожи твоих ягодиц догадался об испытанном оргазме. Не помню, как и почему, я покинул спальню, побрёл куда-то, натыкаясь на запертые двери и мебель, заковылял прочь, ища место где можно выорать, рвущееся из груди вопль израненного сердца.

Утром ты нашёл меня, нежно успокоил и на руках отнёс в нашу спальню, ты был предупредителен, ты был трепетен, ты был таким …каким я хотел.

А вскоре мы узнали радостную весть – у нас будет Геракл!

Не желая сидеть на месте, мы вскоре отправились дальше на восток, перешли с боями Граник, впервые встретились с персидским войском и наголову разбили его. Казалось, ты забыл Барсину. Во всяком случае не упоминал её имени, помня об испытанных мною страданиях и только однажды, войдя в палатку и снимая потный панцирь, просто так сказал.

- Меня известили о приближающихся родах. Барсина едет сюда, чтобы родить нам сына в походной палатке.

- Возможно, будет девочка.

- Невозможно, филэ. И перестань уже ревновать. Лучше приготовься к ритуалу.

Нежность уходила из наших отношений, точно по капле из дырявого шлема капала на раскалённый песок, чтобы никогда не возвратиться.

- Конечно, Александр. Давай поговорим о греческим наёмниках, мне кажется они слишком многое требуют, в то время как последний бой, показал их несостоятельность.

- Несостоятельность заметил только ты, потому что скакал позади меня, а вот Кратер говорит обратное и ему следует доверять. Смирись филэ, воинские стратегии не по твоей части, лучше занимайся своими инженерными штуками и поставками на армию.

- Согласен, Александр. Прости мою бестактность.

- Ничего, я не сержусь. Иди ко мне филэ, в твоих объятьях я забываю все тревоги.

Барсина приехала в конце весны и судя по огромному животу, там действительно находился мальчик. Поддерживаемая под руки служанками, она сошла с повозки, приветствовала тебя поклоном. Со своей стороны ты мило поинтересовался её здоровьем, погладил живот и вдруг пригласил на ужин. Я к месту прирос, когда так просто ты предложил ей место за нашим столом, от злости ничего не ел и только косился на колыхавшееся чрево.

“Потаскуха! Дрянь! Ничтожество! Да как она может смотреть на моего Александра! Скорей бы роды, и я самолично выкину её из лагеря, а если будет возражать – придушу”.

Три дня длилась моя вежливость, три дня внутренне бесился, не показывая вида и услышав первый стон Барсины понял, кончено!

- Несите простыни. Грейте воду. Больше воды! Несите её, осторожнее. О боги, помогите нам!

Носился как угорелый царь Македонский, устраивая Барсину на заранее привезённом широком ложе.

- Гефестион! Гефестион! Где тебя носит! Ложись рядом!

- Александр!

- Все хорошо дорогой, ты сейчас будешь рождать. Вот, положи под спину эту подушку. Не бойся, я никуда не уйду. Держись за мою руку.

Барсина перестала существовать, был только я, только мои глаза и мои крики. А кричал я знатно, играя роль даже порвал на тебе хитон, и чуть не сломал пальцы. Включившись в ритуальную игру, ты умолял меня потерпеть, ругался на врачей, заклиная дать обезболивающего настоя своему филэ и вырвав из рук стакан, поил меня обычной водой, расстраиваясь фальшивыми муками. Стирал невидимый пот и целовал в лоб. К счастью, роды Барсины продлились недолго, как и наше совместное представление. Врач принимавший роды, поднял над головой новорождённого и провозгласил.

- Мальчик.

Немедля, даже не обмыв младенца понёс ко мне. Положил между раздвинутых бёдер, пачкая их в родильной крови. Тёплый комочек шевелился, пиная меня и смешно крякал, вместо обычного крика.

- Александр, я родил сына! О боги, благодарю, благодарю вас! У нас сын Александр. Возьми его!

Заходясь в радостном вопле заорал я на весь лагерь, пугая даже лошадей и охраняющих псов. Ты, покачиваясь приблизился и нагнувшись поднял ребёнка, улыбаясь, благословил и передал врачам для купания и пеленания. Бросился ко мне, душа в объятиях. Бешено целуя.

- О мой филэ. Ты родил Геракла, а говорил - невозможно! Смотри – вот он! Так кто был прав?! Все, все исполнится филэ, все о чем мы мечтали ещё в Миезе, все начинает исполняться!

Вцепившись, я всхлипывал в тебе плечо, чувства отцовства переполняли.

Странно, но ты быстро охладел к Гераклу, за множеством забот, вскоре забыл о его существовании. Оставив сына с Барсиной, объявленной его кормилицей, погрузился в военные тяготы. Я же напротив, полюбил малыша, пусть и не похожего на тебя – весь в мать смуглый, черноглазый малыш, заполнил моё сердце. Понимая невозможность оставить его в обозе, я постарался окружить его заботой издалека, позволяя Барсине жить в дворце Тира,но, приказал каждую декаду посылать мне письма с отчётом о здоровье сына и сам, с любой оказией посылал ему подарки. Если получалось, приезжал, на день, два, играл с Гераклом, возил его на спине, кормил мёдом с ложки, ловил ему жуков, неосознанно ища в каждом движении Геракла твои черты.

Ведь мы настоящая семья: ты, я и наш ребёнок.

========== 15. Сисигамбида ==========

Битва при Иссе, войдёт в историю. Не сомневаюсь. Двигаясь по побережью и подчиняя себе малые города, ты, не имея гигантского персидского флота, властвовавшего на морях, решил взять измором непобедимых мореходов, отрезав им порты. Наши немногочисленные корабли, запертые в узких бухтах, груженные продовольствием и оружием, не могли и носа показать из укрытий пока галеры Дария бороздили морские волны. Вынуждаемые грабить местное население, мы опустошали без жалости ранее богатейшие равнины. Каждый солдат, по моему приказу, имел за плечами мешок в котором хранился небольшой запас еды – валеное мясо, сухой хлеб, немного оливкового масла, на бедре висел бурдюк с вином. Принуждённые брать не всегда хорошую воду, из рек и озёр, мы доливали её хмельными напитками, и все равно многие мучились от болей в животе и поноса. Ты не знал сомнений, вёл тридцать пять тысяч пехоты и всадников, числом пять тысяч, узкими горными ущельями, намереваясь выйти к тыл армии Дария, которая согласно донесениям наших лазутчиков двигалась навстречу. Порой приходилось преодолевать морские заливы, берег был сильно изрезан и чтобы сократить путь, мы шли прямо по воде. Часто уровень её доходил до шеи, тогда, подняв над головой мечи и копья, македонское войско упрямо ползло по дну моря, вперёд, на встречу с судьбой. Было бы неправильным сказать, что в нашем войске не было наёмников, конечно были. Греческие гоплиты, фессалоникийская тяжёлая конница, рядом с македонцами шли недавние враги, а теперь охочие до грабежа иллирийцы и фракийцы, последние, предпочитали спины коней, пешему строю. Разношёрстная армия тем не менее оказалась сплочённой и тут я приписываю себе большую часть заслуг, ведь, пока ты занимался выбором места для встречи с Дарием, я изо дня в день разбирал многочисленные претензии разрозненных отрядов, мирил вспыхивающие ссоры, казнил если надо, зачинщиков. Я рыл колодцы, строил временные лагеря, прокладывал дороги, одним словом, не давая своим инженерам роздыха, делал все для продвижения войска вглубь страны. Следил за сохранностью оружия, и как всегда верховодил в обозе. Вот здесь мой авторитет был непререкаем, ни одна шлюха не могла раздвинуть ноги без моего ведома, ни один купец продать лишний каравай хлеба, любое неповиновение каралось. Временами, ты отвлекаясь уходил в горы поохотиться, любил пострелять юрких лис или загнать кабана, на глазах всех армии упражнялся в беге за колесницей, вспрыгивая в неё на полном ходу. Оставшись наедине, я частенько выговаривал тебе за излишнюю беспечность.