Обнажённые, разгорячённые бегом, мы крепко обнялись, даря поцелуи и вместе сошли к ликовавшему войску.
Весь день пировали, за неимением лож, а ты приказал не брать с собой ничего лишнего, сидели на подушках. Пили из одной чаши и ели с одного блюда. Роскошные яства, хотя я бы предпочёл единственный в своём роде ритуальный хлеб. Да, тот самый, который готовят во всех македонских семьях на свадьбах, из грубомолотого зерна, ячменный или овсяной. Самый обычный, серый каравай, разрезаемый мечом жениха и подаваемый им невесте. Я утешал себя, говорил - это неважно, у нас теперь новые обычаи и клёклый грязного цвета хлеб остался в прошлом, но Аид меня раздери, - я хотел его! Всю жизнь хотел отведать с тобой кусок пресного, жёсткого хлеба. Боги посмеялись над моей незамысловатой мечтой, и я действительно один раз в жизни ел вожделенный свадебный дар, на пару с самым презираемым мною человеком. Жрал! Давился! Рыгал, от выпитого вина, как уличный пёс, подъедал объедки, брошенные с хозяйского стола. Мучимый ненавистью и злобой.
Все это было еще впереди, а сейчас ничто не предвещало печального конца, возбуждённый твоим вниманием, целовал любимые губы не скрываясь и открыто ласкал твою грудь. Ночь была восхитительна, словно в первый раз, ты стал предупредителен, боясь оскорбить меня настойчивостью, осыпал нежностью. Приказав рабам устлать наше ложе лепестками роз и лилии. Утром я нашёл шип, глубоко вонзившимся мне в спину. Со смехом выдрал и выбросил.
Глупец, это было последнее предупреждение оскорблённой богини, и она готовилась обрушить на нас свой гнев.
Троя тогда представляла собой небольшой городок и от былого величия там остались только разрушенные стены Илиона, да храм, где на деревянной стене, ссохшейся от времени, висел щит Ахиллеса, сберегаемый жителями как святыня. Ты высказал желание взять его, мотивируя тем, что являешься прямым потомком знаменитого героя, даже согласился оставить свой, отличный бронзовый щит взамен, с золотой и серебряной насечкой стоивший три таланта! Необдуманно решил поменять на ветхую рухлядь! Я не понимал твоей цели, но как и всегда не возражал, только тайно отсыпал в руки жрецов некую сумму за молчание. Ты же до сего дня считал будто бы троянцы отдали щит только из почтения к тебе, эх ты, доверчивый, если бы не моё золото не видать тебе раритета. Умело скрыв факт продажи, я лишь мило улыбнулся и приготовился восхищаться старьём.
- Александр царствует, а Гефестион правит.
Поговорка, ставшая притчей во языцех, со дня поклонения могилам героев вышла на поверхность, и даже самые недоверчивые воины, с скрипом в сердце согласились с её достоверностью. Нет, я никогда не возражал тебе открыто, на советах всегда сидел молча. Порой за все время обсуждения, не поднимал глаз от земли давая возможность высказаться всем твоим стратегам и военачальникам. Не оспаривал, на взгляд разумного человека провальные проекты и только, если ты излишне начинал горячиться, клал ладонь на вздрагивающее запястье. Ты понимал, и успокаивался. Вечером, вдвоём, мы заново обсуждали события следующего дня и порой на утро ты был совсем противоположного мнения. Воины ворчали, заметив, как утром я выхожу из твоей палатки. Усталый и разбитый ночными совещаниями, заканчивающимися всегда одинаково – бурным изъявлением чувств на влажных простынных.
- Этот сын Аминтора приобрёл небывалую власть, вертит Александром как пожелает. Потеряв стыд, тот смотрит на мир между раздвинутых бёдер Гефестиона. Позор царю.
- И правда, - слышалось в ответ, - единственный, перед кем пасует наш лев Александр, это его филэ. Вот увидите, скоро он потребует, чтобы мы воздавали тому равные с монархом, почести.
Не хочу описывать наши битвы и походы, найдётся немало желающих рассказать о них и их рассказы будут много красочнее моего повествования, я и не преследую цель дать хронологию твоих побед, я хочу понять когда… когда ты разлюбил меня. Я ищу в наших отношениях первую трещинку, ставшую в последствии непреодолимой пропастью. Возможно, алмаз попал под резец огранщика после завоевания Тира?
Ты пришёл ко мне, с ходу обнял и мягко укусив за ухо, прошептал.
- Нам пора обзавестись наследником. Мне уже двадцать четыре, да и ты не мальчик.
Не первый раз, ты заговаривал о наследнике повергая меня в ужас возможностью измены, вот и на этот раз, я встрепенулся, испугано посмотрел на возлюбленного.
- И что ты предлагаешь?
- Помнишь Барсину, вдову Мемнона? Лучшего греческого наёмника Персии и наместника Тира.
- Толстую, простоволосую бабу, истошно голосящую у твоих ног?
- Не утрируй Гефестион, не такая уже она и толстая, к тому же ты видел четырёх её мальчиков, в возрасте от пяти до двенадцати лет. Они прекрасны! Так вот. Я хочу, чтобы она родила нам сына! Здорово, правда!
Мир перевернулся в моей душе, а тело затрясло в ознобе, я едва усидел на стуле, забывшись, запустил ногти тебе в руку.
- Александр, это плохая идея.
- Напротив, отличная, филэ. Я проведу с ней ночь, она забеременеет, а когда придёт время родить, ты ляжешь рядом в постель и будешь орать во все горло, так словно тебя сотрясают муки и тогда выношенный её лоном ребёнок, станет твоим. Нашим! Гефестион разве не об этом мы мечтали! Неужели ты смирился и уже не хочешь Геракла!
Ты был настолько воодушевлён и настолько захвачен новым чувством предстоящего отцовства, что даже на время забыл о воинских подвигах. Как я мог возражать, да и вынужденный секс с женщиной не измена.
- Тогда я хочу видеть все! И если она позволит себе лишнее, клянусь, убью на месте!
- Вот и договорились, значит, как только Аристандр высчитает лучшее время для зачатия, мы вместе потрудимся и получим долгожданного сына!
Ушёл.
А я ещё долго не мог прийти в себя, вновь и вновь вспоминал ту женщину, пытаясь понять чем она привлекла тебя. После изнурительной осады Тира, когда под градом камней из катапульт я возводил со своими инженерами дамбу, рискуя каждое мгновение погибнуть, а ты бросался в атаки, на высокие стены островного города, мог ли я тогда предполагать, что там нас там ждёт. Сгорая от мучительной ревности, не нашёл ничего лучше, чем встать и приказать притащить мне эту женщину, но не бить и упаси вас Гефест, не оскорблять.
Она не была толстой, даже напротив, сохранила в свои тридцать с небольшим неплохую фигуру, тонкую талию и широкие, даже слишком женственные бедра. Облокотившись, на слоновой кости подлокотник,я некоторое время смотрел на неё, теряющуюся в неведенье.
«И эта женщина станет матерью моего сына. Интересно, унаследует ли ребёнок светлые кудри Александра, его стать и ум, сможет ли будущий правитель Македонии быть таким же отличным воином и мудрым царём»?
Наверное мой взгляд очень пугал Барсину и она пыталась уйти от оценивающих глаз, сжавшись, мелко дрожала.
- Александр говорил с тобой?
- Нет, господин.
- Значит это буду я. Слушай меня, женщина и подчиняйся. В ночь, какую пока не знаю царь войдёт к тебе и ты зачнёшь от него ребёнка.
Барсина перестала дрожать с надеждой и страхом взглянула на меня.
- Выносишь и передашь мне. Твой малыш будет усыновлён царской семьёй. Он вырастет правителем и его ждёт прекрасное будущее. На большее не рассчитывай, ты лишь лоно, нужное Македонии, потому начинай с сегодняшнего дня молиться Гере и Гестии покровительницам женщин, дабы они как можно скорее наполнили твоё чрево. Я со своей стороны, беру тебя под покровительство, тебе будут выделены покои, слуги, выдана одежда. До зачатия буду платить по одной тетрадрахме в день, что вполне щедро. Позже, так как твои запросы возрастут, увеличу довольствие вдвое. Я все сказал, целуй мою руку и благодари.
В то время я ненавидел Барсину, позже мы стали чуть ли не друзьями. Оценил, её если не ум, то хотя бы сообразительность и готовность подчиняться. Вскоре день был назначен, готовясь к ночи, ты нервничал. Пожалуй, ты меньше волновался когда вёл войска на приступ, сейчас же собираясь переспать с женщиной, казался растерянным.