– Группу поддержки? – хмыкнул Муди.

– Она была чирлидершей в какой-то школе в Южной Юте, судя по отчету местной полиции. Поделилась дурью со своими подружками, ее поймали и обвинили в хранении наркотиков. Не посадили только потому, что она несовершеннолетняя, да и нарушение первое. И не продавала она его, а просто поделилась. Мы связались с местными властями, они сообщат семье.

– А камеры записали что-нибудь?

– Ага, все яснее некуда. Она вошла в холл около полуночи и перебралась через окошко на ресепшене, через стойку прямо в офис. Администраторша утверждает, что ключ от номера положили отдельно из-за проблем с кондиционером, на этот счет есть правила. Девушка была не дурочкой. Она взяла ключ, зная, что сможет остаться в комнате на ночь и никто об этом не узнает. Но это еще не все. Камера записала, как она приехала в мотель на машине и как на этой же машине уехал какой-то мужчина. Мы разослали ориентировку на ее машину.

– Отлично. Видимо, дело скоро закроют, – вздохнул Муди с облегчением.

– Точно. Скоро мы с ним покончим, – согласился детектив.

7 августа 1993 года

– Так. Послушайте. – Детектив Мартинес замахал руками, чтобы успокоить собравшихся на утренний брифинг. – Нам ответили из Южной Юты, у той женщины, которую мы нашли в «Стоувей» в прошлую пятницу, пятого августа, был двухлетний ребенок. На листовке перед вами – описание и фото женщины. Сейчас у нас нет никаких доказательств, что ребенок был с ней перед смертью. На камерах ребенка не видно, в комнате следов тоже не было. Семья покойной не видела ее и ребенка уже год, так что мы не знаем, когда они расстались.

Со СМИ уже связались, уведомили соответствующие агентства, передали информацию также в Службу криминальных расследований. Нужно снова прочесать окрестности, уже с листовками, чтобы фотографию увидели как можно больше людей. Может, кто вспомнит ее, была ли она с дочкой или нет. У нас нет ни одной ее фотографии, бабушка дала только общее описание. Предположительно, темные волосы и голубые глаза. Национальность: коренная американка, хотя отец вроде бы белый, что объясняет голубой цвет глаз. Ее мать умерла пять дней назад, а вы знаете, как быстро съезжают постояльцы «Стоувей». Мы потеряли драгоценное время, так что работать придется быстро. Давайте покончим с этим.

Сентябрь 2010 года

Звонок прозвенел десять минут назад, но меня это не сильно волновало. Вообще-то, мне было совсем все равно, так чего дергаться? Первый день в школе всегда был так себе. Но зато и учителя обычно не отмечали и не отчитывали перед всем классом за опоздания. Это был последний урок, и мысленно я уже была далеко, летела над пустыней, парила над полями в поисках силуэтов и очертаний. Я даже уже чувствовала прикосновение к дереву. С неохотой заставив разум вернуться назад в тело, я выпрямилась, чтобы все ахнули, когда я войду в класс. Всегда так делала. Отчасти потому, что мне нравилось внимание, но в основном потому, что если люди меня боялись, то не приставали. Учителя, чрезмерно дружелюбные «давай-станем-лучшими-подружками» девочки оставили меня в покое. А вот мальчики – только помани, если – и когда – мне будет нужен кто-то из них.

Войдя в класс, я откинула за спину смоляные пряди, спадавшие почти до талии. Глаза были густо подведены, а джинсы – такие узкие, что сидеть в них было очень некомфортно, хотя я и привыкла ходить так, чтобы они не давили… так уж сильно. Я лопнула пузырь из жвачки и презрительно изогнула бровь, оглядываясь в поисках пустого места. Все головы повернулись ко мне, а я медленно прошла по центральному проходу и скользнула на место прямо по центру в гордом одиночестве. Чтоб тебя. В опоздании есть свои минусы. Неторопливо сняла куртку и поставила сумку на пол, даже не удостоив взглядом нового учителя, который замолчал при моем появлении. Кто-то захихикал над такой беззаботностью, и я ядовито усмехнулась в ответ. Смех тут же умолк. Наконец я села на свое место и подняла взгляд, громко и глубоко вздыхая.

– Ну, продолжайте, – протянула я, поправляя волосы.

На доске большими буквами было написано: «мистер Уилсон». Я перевела взгляд на обладателя имени. Он смотрел на меня, подняв брови и слегка улыбаясь. Ему не мешало бы подстричься, темные кудри уже падали на лоб. Выглядело так, будто он пытался обуздать их, но в первый же день в средней школе Боулдер-Сити они подняли восстание и одержали победу. Разглядывая его, я не поверила своим глазам, изо всех сил стараясь не рассмеяться вслух. Он выглядел студентом. Нет, правда, если бы на нем не было поспешно завязанного галстука поверх голубой рубашки и брюк цвета хаки, я бы наверняка приняла его за какого-нибудь ассистента.

– Добрый день, – вежливо поздоровался он.

Британский акцент! И что же парень с британским акцентом делал в Боулдер-Сити, штат Невада? Его голос звучал дружелюбно и тепло, и ему как будто было безразлично мое демонстративное пренебрежение. Он взглянул на список, который стоял на пюпитре справа от него.

– Ты, должно быть, Блу Экохок…[2]

Он замолчал, недоверчиво рассматривая запись. Да, мое имя обычно озадачивало. Волосы у меня темные, но глаза голубые, и я не очень-то похожа на индианку.

– А вы, должно быть, мистер Уилсон, – в тон ответила я.

Класс рассмеялся, а мистер Уилсон улыбнулся.

– Верно. Как я уже сообщил твоим одноклассникам, ко мне можно обращаться просто «Уилсон». Конечно, не когда вы опаздываете или ведете себя неуважительно, в таких случаях я буду признателен обращению «мистер», – мягко закончил он.

– Что ж, в таком случае я лучше остановлюсь на «мистере Уилсоне». Потому что я обычно опаздываю и всегда веду себя неуважительно, – мило улыбнулась я в ответ.

Мистер Уилсон пожал плечами:

– Посмотрим.

Он смотрел на меня еще секунду. Разрез его серых глаз придавал ему немного скорбный вид, как у тех собак со слезящимися глазами и печальным выражением. Да, на весельчака он похож не был. Я снова вздохнула. Вот не хотела же учить историю. Никогда ее не любила. Еще и история Европы, хуже и быть не может.

– Больше всего я люблю литературу. – Мистер Уилсон наконец отвел взгляд от моего лица, приступив к описанию курса. Он произнес слово «литература» всего в четыре слога: «лить-ра-ту-ра».

Я поерзала, устраиваясь поудобнее, и сердито уставилась на молодого профессора.

– Вы, должно быть, задаетесь вопросом, почему я преподаю историю.

Не думаю, что кому-то это было интересно, но мы все были загипнотизированы его акцентом.

Он продолжил:

– Что такое история?

– Это рассказ о чем-то, – кто-то с готовностью прощебетал сзади.

– Именно, – мудро кивнул мистер Уилсон. – История – это рассказ. Чей-то рассказ. Еще мальчиком я понял, что читать книги мне гораздо интереснее, чем слушать уроки. Литература позволяет историям воплотиться. Возможно, это наиболее точное отображение исторических событий, особенно если это – произведения, написанные одновременно с происходящими событиями. Моя задача в этом году – познакомить вас с книгами, которые покажут вам мир, оживят историю и помогут вам увидеть ее связь с вашей жизнью. Обещаю не быть слишком нудным, если вы пообещаете хотя бы постараться слушать и учиться.

– А сколько вам лет? – кокетливо спросил чей-то девичий голосок.

– Вы говорите как Гарри Поттер, – проворчал какой-то парень с задней парты. Кто-то хихикнул, а кончики ушей мистера Уилсона, видневшиеся из-под густой шевелюры, тут же покраснели. Он проигнорировал и вопрос, и комментарий, начав раздавать листы бумаги. По классу прокатился недовольный гул: бумага означала письменную работу.

– Посмотрите на лист перед вами.

Мистер Уилсон ходил между рядами, раздавая бумагу. Закончив, прошел к доске и оперся на нее, сложив руки на груди. Посмотрел на нас несколько секунд, убедился, что все слушают, и продолжил: