– Когда я был маленьким, мама гладила меня, чтобы я уснул, – мягко произнес Донни. – Я бы мог погладить тебя, вот так.

Он провел рукой по моему плечу, потом осторожно коснулся моей спины, рисуя небольшие круги. Ощущения были приятными. Я молчала, сконцентрировавшись на кругах и руке, которая двигалась туда-сюда.

В конце концов я уснула под эти поглаживания, которыми Донни успокоил и утешил меня. А мне это было так нужно. Когда Шерил пришла домой, она разбудила нас обоих – Донни уснул в кресле у моей кровати. Шерил вытолкала его и заняла освободившееся место в кресле. Зажгла сигарету трясущимися руками.

– Донни сказал мне, что ты пыталась покончить с собой! Что тебе вообще взбрело в голову?

Я не отвечала. Я же не хотела умирать. Не совсем. Просто хотела еще раз увидеть Джимми.

– Я хотела снова увидеть папу.

Шерил смерила меня взглядом; ее губы все еще сжимали сигарету. Казалось, она размышляла над моими словами, взвешивала их так и эдак. Наконец она вздохнула и потушила окурок о лампу, рассыпав пепел по моей тумбочке.

– Ты ведь знаешь, что он не был твоим отцом, да? Хочу сказать, он был тебе как отец. Но он не был твоим родным отцом.

Я села на кровати и уставилась на нее, в этот момент ненавидя и презирая ее, думая, зачем она говорит такие ужасные вещи, особенно сегодня.

– Не смотри на меня так. Я говорю это не чтобы тебя задеть. Ты просто должна знать. Джимми сказал мне, что он остановился в закусочной у дороги в городке Рино. Там он продал несколько своих работ. Он сказал, что ты спала, свернувшись на скамейке у углового столика, и была немногим больше младенца. Ты ждала маму, которая играла на игровых автоматах. Сказал, что не знал, чья ты. Помнишь, каким он был, загорись на нем одежда, он и тогда бы на помощь не позвал. Вот и сидел там с тобой, поделился своим обедом. Сказал, что ты не плакала, не боялась его. Он прождал с тобой какое-то время, даже сделал тебе игрушку.

Шерил зажгла вторую сигарету и глубоко вдохнула дым, кивая в сторону моего комода.

– Вон она. Вон там.

Я затрясла головой, возражая, отрицая ее слова, отказываясь отдавать Джимми, а она собиралась забрать его у меня. Но она продолжала говорить, а я беспомощно слушала.

– Рассказал, что ты наблюдала за ним и проглотила всю картошку фри. Наконец твоя мать пришла. Джимми был уверен, что она разозлится на него, все-таки чужой человек – и сидит с ее ребенком. Но она скорее казалась удивленной, хоть и встревоженной.

Следующим утром он нашел тебя в своем пикапе. Ручка со стороны пассажирского сиденья сломалась, так что у него не получилось закрыть дверь накануне. А твоя мать смогла пробраться внутрь. Окна были приоткрыты, а ты лежала на переднем сиденье. К счастью, он нашел тебя ранним утром. По его словам, было очень жарко, и твоя мать поступила ужасно глупо, оставив тебя в машине, даже с приоткрытыми окнами. Может быть, она была под кайфом или пьяна. У тебя был рюкзачок, в нем немного одежды и куколка, которую он вырезал для тебя.

Он не знал, почему она оставила тебя. Может, решила, что он о тебе позаботится. Может, у нее больше никого не было и она не видела другого выхода. Но очевидно, что она последовала за ним и в какой-то момент оставила тебя там. Он вернулся к стоянке, туда, где впервые увидел вас обеих. Но ее там не оказалось, а задавать вопросы он побоялся, чтобы не привлекать к себе внимания.

Так что этот дурак оставил тебя у себя. А должен был бы в первую очередь пойти в полицию. Несколько дней спустя появились полицейские, стали расспрашивать управляющего. Он был другом Джимми, так что рассказал ему, что стряслось. Как выяснилось, они нашли тело женщины в местном мотеле. Распечатали листовки с ее фотографией из водительских прав и оставили одну управляющему. Ну, знаешь, что-то вроде: «Если вы что-то знаете, позвоните по этому номеру», которые полиция везде вешает. Это была твоя мать. Когда Джимми увидел фото, до смерти перепугался, уехал и забрал тебя с собой. Не знаю, почему он просто не оставил тебя там или не обратился в полицию. Просто уехал. Он не доверял полиции. Возможно, думал, что его обвинят в чем-то, чего он не совершал. Он даже не знал твоего имени. Ты просто твердила: «Блу, Блу, Блу». Так что так он тебя и назвал. Прилипчивое словечко, наверное.

Насколько я знаю, никто никогда не искал тебя. Ты же не была звездой рекламы. Три года назад, когда Джимми пропал, я думала, что мне конец. Я знала, что кто-нибудь поймет, что ты – не его дочь, и они посадят меня за то, что я не сдала его. Так что я просто сказала, что ты – его дочь, насколько мне известно. Они не слишком настаивали. У Джимми не было никаких записей, а ты говорила, что он – твой папа. Вот почему я тебя взяла. Я знала, что должна присматривать за тобой ради него и ради себя тоже. Да и ты вела себя хорошо. Надеюсь, и дальше будешь. Никаких больше фокусов, как сегодня. Мне только твоего трупа в квартире не хватало.

Следующие несколько месяцев Донни заглядывал к нам, когда Шерил была на работе. Он всегда был так мил со мной, всегда готов утешить. Немного ласки, прикосновений – как крошки для голодного птенца. В конце концов Шерил его бросила, может, почувствовала, что я ему уж слишком нравилась. У меня как камень с души свалился, когда я поняла, что его внимание было не совсем подобающим. Но я кое-чему научилась у него. Я поняла, что хорошенькую девочку захотят утешить. Приласкать, пусть и мимолетно, но мне хватит, чтобы прогнать одиночество, хоть и на краткий миг.

Жанна д’Арк сказала, что отказаться от самой себя и жить без веры – судьба хуже смерти. Три года я жила одной надеждой. Надеждой, что Джимми вернется за мной. В ту ночь надежда умерла, как и то, кем я себя считала. Не то чтобы я отказалась от себя, не совсем. Меня у меня оторвали. Маленькая черная птичка, которую подобрал Джимми, умерла медленной и мучительной смертью. Вместо нее появилась ослепительная синяя птица, громкий несносный павлин с красивыми перьями. Эта птица одевалась так, чтобы привлекать всеобщее внимание к своей красоте, и жаждала симпатии. Но это была только яркая цветастая маска.

Глория Оливарес, мама Мэнни и Грейси, почти никогда не бывала дома. Не потому, что она была плохой матерью или не любила своих детей. А потому, что должна была работать сутками, чтобы обеспечить их. Это была невысокая худенькая женщина, даже встань она на носочки, и то была не выше метра и пятидесяти сантиметров. День за днем она работала по восемнадцать часов в сутки, была горничной в том же отеле, где находилось казино Шерил, и еще убиралась в домах состоятельных жителей города. Не знаю, легально ли она работала в США и остался ли у нее кто-то в Мексике. Ее брат, Сэл, пару раз привозил мне дерево для работы, но брат с сестрой никогда не говорили об отце, и им точно никто не присылал деньги.

Глория заботилась о детях со всей ответственностью. Они всегда были в чистой одежде, умыты, накормлены и в тепле, но ей часто приходилось оставлять их одних, и с этим она ничего не могла поделать. Сейчас, когда они подросли, стало попроще, но Мэнни утверждал, что присматривает за Грейси с тех пор, как ему исполнилось пять. Может, поэтому он считал себя второй мамой своей младшей сестрички, хотя и был старше ее всего на два года. И, возможно, поэтому, когда Грейси так переменилась, он стал каким-то дерганым.

Грасиела была просто невыносимой и постоянно дерзила, и когда я принесла рождественский ужин, то обнаружила Мэнни ходящим туда-сюда, требующим, чтобы она вышла из своей комнаты. Бев дала мне всего по чуть-чуть с собой из кафе, и Мэнни был бы на седьмом небе, будь все в порядке. Но Грейси заявила, что она не голодна и что не будет «есть с той, кто спит со всеми подряд». Грасиела вела себя со мной попросту отвратительно с тех пор, как Брэндон заявился ко мне домой месяц назад. К сожалению, чем безразличнее становился Брэндон, тем быстрее росла агрессивность и решительность Грейси.