— Ради первого сентября на первый раз прощаю. Но учтите: беру вас на заметку. У вас теперь вроде как испытательный срок. А пока вы свободны.

И он указал нам на дверь. Мы, естественно, задерживаться у него в кабинете не стали. Как только мы оказались в коридоре, слезы на глазах у Адаскиной мигом высохли. Теперь она радостно и даже ехидно улыбалась.

— Ну, ты, Зойка, даешь, — покачал головой я.

— А вы, дураки, еще больше бы спорили, — усмехнулась она. — Очень его ваше мнение интересовало.

— Все равно я должен был ему свое мнение высказать, — все еще злился Тимка. — Надо же, такую чушь про нас молол. Сорвали мероприятие, — передразнил Николая Ивановича он. — Это они сами все чуть не сорвали.

— Эх, Сидоров, — покачала головой хитрюга Зойка. — Прямолинейность когда-нибудь тебя погубит.

— Пусть лучше погубит, — сердито пробурчал он, — но так, как ты, я не могу.

— А если бы не я, — стояла на своем Зойка, — мы бы все завтра, по меньшей мере, явились к нему с родителями.

Тимка ничего не смог возразить. Лишь заговорщицки произнес:

— Значит, Николай Иванович взял нас на заметку. Ну, ничего. Мы тоже его возьмем.

— И это будет совершенно правильно, — на сей раз одобрила его Зойка, и мы снова пошли учиться.

Отсидев скучнейший урок географии, мы на следующей большой перемене наконец попали в столовую. Она оказалась тоже что надо. Зал просторный. Стены под мрамор. И почему-то полно зеркал. Агата по сему поводу высказала догадку. Мол, зеркала для того, чтобы мы себя видели, когда едим, и вырабатывали изящные манеры. Хорошо, Будки при этом не было. Он обожает за едой хлюпать и чавкать, да так громко, что на всю столовую слышно. И я почему-то думаю, что его никакие зеркала от этого не отучат.

Обслуживание оказалось тоже на уровне. Никто не топчется с подносами, не обливает друг друга супом и не роняет тебе на голову макароны с подливкой. В новой столовой раздачу пищи поставили на поток. Прямо как в самолетах. Все порции разложены и запакованы. Остается лишь выбрать, что хочешь, и заплатить деньги. Дальше — неси свою герметически упакованную жратву на стол. А там уже спокойно распаковывай и ешь.

В общем, нам понравилось. Достаточно вкусно и удобно. Насытившись, Тимка вспомнил про Будку.

— Нет, какой гад, а? — принялся возмущаться он. — Смылся, а мы отдувайся.

— Кто гад? Куда смылся? Почему мы должны за кого-то отдуваться? — были пока не в курсе Агата и Зойка.

Я снова пожалел, что поделился с Тимкой подозрениями. Видимо, иногда невредно попридержать язык, пока не убедишься в чем-то наверняка. Даже если при этом перед тобой самый близкий друг.

Пока я предавался запоздалым раскаяниям, Тимка с таким самоуверенным видом прочел обвинительную речь Будке, словно его вина перед нами и впрямь была доказана.

Я тщательно пытался сгладить эту пафосную и пламенную речь. Девчонки слушали Тимура разинув рты. Когда он наконец умолк, Зойка с гневом воскликнула:

— Как же я сразу не сообразила! Ну, Собачья Будка! Главное, все рассчитал! Не придерешься. И, что характерно, Николай Иванович даже о нем не вспомнил.

— А к завтраму вообще забудет, — подлил масла в огонь Тимка. — Вот он и выкрутится. А мы теперь на заметке.

— С испытательным сроком! — добавила Зойка.

— Нет, — возразил я. — С испытательным сроком все пятеро. У завуча наши фамилии с утра на бумажке записаны.

— И вообще, — сказала Агата. — Куда мы так торопимся? Давайте все-таки с Митькой сначала поговорим.

— Это уж будьте спокойны, — потряс в воздухе кулаком Тимка. — Поговорю.

На этом большая перемена кончилась. И мы отправились к Приветовне на биологию.

С утра у нее настроение сильно улучшилось. Проведя краткую экскурсию по новому биологическому кабинету с зимним садом и пока еще пустым «живым уголком», если не считать одинокого ежа, который, кажется, благополучно впал в осенне-зимнюю спячку, она сказала, что мы можем идти домой отдыхать. Этим предложением мы с удовольствием воспользовались.

— Значит, так, — сказал Тимка, когда мы расстались с Агатой и Зойкой, которые почему-то спешили, — по-моему, домой тебе с этой сумкой лучше не заходить.

Я был с ним совершенно согласен. Если я вернусь с порванной сумкой, кто-нибудь из нашего многочисленного семейства непременно меня засечет.

— Поэтому прямиком идем в мастерскую, — продолжал Тимка.

Взглянув на его доверху набитый учебниками рюкзак, я предложил:

— А может, сначала к тебе заскочим? Хоть выгрузимся.

— Да ну, — поморщился Тимка. — Ходить туда-назад. Выгружать. Только время зря потеряем. Пошли уж как есть.

— Слушай, — забеспокоился я. — А ремонт будет дорого стоить? А то у меня с собой денег мало.

— Спокуха, — хлопнул меня по плечу Тимка. — Во-первых, недорого. А если денег все-таки не хватит, потом занесем. Я там всех давно знаю.

И, больше не тратя слов, он двинулся по Сретенке.

— А нам вообще-то куда? — поинтересовался я.

— До Сухаревки, — лавируя между снующими в обе стороны по узкому тротуару пешеходами, а порой и наступая им на ноги, следовал прямо по курсу Тимка. — Потом перейдем Садовое кольцо, дальше — сам увидишь.

— Нахал! Паразит! Хам! — крикнула мне прямо в ухо какая-то тетка.

Так всегда бывает, когда мы с Тимкой куда-нибудь спешим. Он идет впереди и всех толкает, а ругань достается мне.

Проигнорировав теткины вопли, я, сгибаясь под тяжестью сумки, продолжал следовать за другом. Наконец, мы перебрались на ту сторону Кольца, затем пересекли проспект Мира и, пройдя мимо книжного магазина, нырнули в арку с надписью: «Медицинская газета». За ней оказался тесный старинный двор, с четырех сторон огороженный домами и плотно заставленный машинами.

Тимка чувствовал себя тут как дома. Свернув от арки направо, он распахнул дверь и пустился по длинному коридору к освещенному проему, который перегораживал деревянный прилавок.

Достигнув его, друг мой даже не подумал остановиться. Наоборот, поднял уверенным жестом прилавок и бросил небрежно мне:

— Заходи, Клим.

Мы оказались в сапожной мастерской. Как раз когда я переступил границу, отделяющую заказчиков от мастеров, в помещении оглушительно загудел станок. Темноволосый мужчина, обтачивающий на нем каблук чьего-то ботинка, перекрывая механический гул, радостно воскликнул:

— A-а, Тимурчик! Чего давно не было?

— Так получилось, дядя Гоча, — откликнулся Тимка.

Дядя Гоча остановил станок и осведомился:

— Опять кроссовки порвет? Давай сделаю.

— Кроссовки сегодня не надо, — мотнул головою Тимур. — У нас вот тут сумка.

— Твоя? — внимательно и участливо посмотрел на него дядя Гоча.

— Нет, друга, — указал на меня Тимка. — Он учебники положил, она порвалась.

— Покажи, — перевел взгляд на меня Гоча.

Сняв с плеча сумку, я опустил ее на стол.

— Н-да-а, — протянул дядя Гоча. — Варвар ты, парень. Еще камней бы туда наложил. Зачем с такой сумкой так обращаться?

— Ну, я думал…

Видимо, вид у меня был очень расстроенный. Во всяком случае, дядя Гоча вдруг улыбнулся и бодро произнес:

— Сейчас Марина придет, застрочит тебе «молнию», как новая будет. — И он положил руку на спинку стула возле. швейной машинки. — Выгружай книги.

— Ну, что тебе говорили! — с такой гордостью воскликнул Тимур, будто сам сейчас собирался заняться моей оторванной «молнией».

— Фирма гарантирует, — подхватил дядя Гоча. — В пределах разумного для нас нет ничего невозможного. Марина! — высунул он голову в проем. — Где ты там пропала?

Входная дверь тут же хлопнула. Я посмотрел в конец коридора и обмер. Внутрь входили моя собственная бабушка с Мишкой и Гришкой.

Глава IV. ДРАМА В МАСТЕРСКОЙ

меня все внутри опустилось. Попасться сейчас на глаза бабушке с этой сумкой, да еще после утренних приключений..

— Тимка, там моя бабка, — отпрянув от проема, прошептал я.