'Завидую тебе, подруга, - в первый же день бурного счастья Лулу искренне молвила Кэнэкта, - и ещё должна сознаться в скверном поступке'. 'В том, что была с одним из карликов - там, в замке Глюм?' - неожиданно для себя самой догадалась Бианка. Подруга молча кивнула.

'Но я ведь на тебя не в обиде! - столь же искренне призналась Лулу. - И потом, ты вернула мне Чичеро! Всего Чичеро!' - она порывисто обняла подругу. Та не отстранилась, но и не совершила встречного движения.

'Что? Ты сомневаешься, - поняла Лулу. - Ну, хочешь, я поделюсь с тобой тем карликом, что тебе приглянулся? Это кто - Дулдокравн?'. Кэнэкта снова молча кивнула. Тогда Марципарина шепнула: 'Он твой! Всегда, когда позовёшь'.

После таких слов, пусть и сказанных сгоряча, может ли она подругу в чём-нибудь упрекнуть?

Именно там, в замке Окс, где большое число отставных наложников прозябало в бездействии, не посещаемое ни одной из хозяек, для обеих женщин ковались узы. Тройная цепь связала Лулу Марципарину Бианку с посланником Чичеро, цепь одинарная, но немногим менее прочная соединила одноглазого Дулдокравна с её подругой. Что и говорить, опасный опыт. Но в те дни он казался таким изящным выходом из запутанного положения.

* * *

А потом идиллия резко закончилась. У Чичеро нашлись другие дела, кроме как миловаться с невестой. Нашлись даже раньше, чем подошёл оговоренный срок его возвращения в тюремный замок Плюста. Всё-таки, любой посланник Смерти, он первым делом посланник Смерти, ну а девушки - потом, в свободное время.

Выяснилось, что посланнику во что бы то не стало надо собрать и завезти в Цанц тени мёртвых крестьян. И даже если Плюст его всё равно не отпустит, отлынивать от дела не след. Зачем? Наверное, для очистки рыцарской совести. Мол, 'он старался'. А значит, радостные минуты, часы и дни общения с любимой надо принести в жертву - чему? Посещению окрестных великанских замков. Как же не навестить великана Ногера в замке Батурм? А Югера в замке Гарм? У обоих ведь мёртвых крестьян куры не коюют...

А после того - едва попрощавшись с любимой в замке Окс, и даже в уме не взвесив счастливую возможность преступить клятву - лететь, подобно крылатому абалонскому скакуну, скорее в родную тюремную камеру. Чтобы занять в той камере самое лучшее, самоё тёплое, самое устойчивое место.

Чичеро поступил по-рыцарски - очень может быть. Но и глупо, и жестоко, и смертельно обидно для трогательной и ранимой души его невесты Марципарины.

И скажите потом, что Чичеро не нуждался в футляре. Нет же, нуждался - без футляра таким нельзя! И эту свою нужду воплощал при первой возможности. Воплощал, только бы сбежать от счастья с Марципариной в очередную свою тюрьму!

Только и разницы между тюрьмами Чичеро, что в размерах. Замок, он всё же малость покрупней сундука будет. И ещё в сундуке не отбрешешься злою волею какого-нибудь там тюремщика Плюста. Сам провинился, сам поклялся искупить, сам себя засадил. Сам разбил невестино сердце.

После долгой череды некрократических проповедей и молитв за семью десятками самых дорогих гостей Цига зашли специальные служительницы и отвели в трапезную залу, расположенную в подвальном этаже собора. Как и следовало надеяться, Оксоляна тоже удостоилась чести. Единственная посетительница ложи 'для принцесс' - шутка ли!

Гостей усадили за длинный стол, крытый праздничной чёрной скатертью и уставленный дорогими яствами исподнего мира - 'пищей мёртвых'. Как верно предсказал Карамуф, здесь были могильные черви в лимонном соусе, запечённые в собственном соку личинки бабочек моли, хорошо проваренные чёртовы огурцы.

Во главе стола уселась сама Ангелоликая. Ну, или один из её ангельских ликов - Оксоляна их пока что не различала. Хвост стола подковообразно изгибался, и в центре изгиба на невысоком постаменте помещалась выточенная из тёмного камня скульптура - задумчиво сидящий на стуле мужчина с отбитым носом.

Что же нос-то назад не приставили? Оксоляна мысленно фыркнула на этот непорядок, но осеклась. Негоже испытывать недовольство, ведь гостей наверняка проверяют. Пусть лучше кто-то другой попадётся, не она.

Так и есть. Кого-то уже прорвало:

- А кто это там, в конце стола - безносенький? - ляпнула голосистая гостья Цига из какой-то торговой гильдии - там они все бойкие на язык.

- Ваш вопрос адресован Ангелоликой? - с иронией спросила сама Ангелоликая и метнула в несдержанную мужичку короткий гневный взгляд.

Торговка заохала, принесла многословные извинения, а её товарка по гильдии с низким поклоном поспешно пояснила:

- Данея раскаивается. Будьте любезны простить её бестактность, Ангелоликая, она ведь не со зла. Просто ни я, ни она не можем припомнить, кому из деятелей Цига посвящён памятник. Не вашему ли батюшке?

Объяснение ещё бестакинее, чем объясняемое, внутренне улыбнулась Оксоляна. Уж она-то найдёт возможность помолчать, если сказать нечего, но так позориться нипочём не станет.

- Кто ещё хочет это знать? - с искромётным весельем спросила Ангелоликая.В ответ раздался гул голосов. Ещё бы не захотеть узнать, кому посвящена статуя, которая, уж наверное, поставлена тут не случайно, а если бы вдруг случайно, то её, наверно, давно уже тут бы и не стояло...

- Значит, кто-то всё-таки хочет узнать? - голос Ангелоликой совершенно неожиданно зазвучал зловеще. То есть, всё-таки гости сказали что-то не то и её прогневили? Ничего ведь не предвещало!

Голоса гостей перепуганно примолкли, поблекшие лица заозирались: может, кто-то знает, как ответить правильнее всего. И тут Оксоляну осенило: ведь это проверка! Ну конечно: Ангелоликая смотрит, кто из всей собранной кучи гостей не растеряется. Ведь тот, кто не робкого десятка, может быть полезен некрократии, а весь робкий десяток - отсеется без сожаления.

И, пока никто другой не догадался, царевна поспешила воскликнуть:

- Я очень хочу узнать... - голос предательски дрогнул, но устоял. - Будьте добры, расскажите, Ангелоликая. Если только не трудно... - сказала и сама же с испугом уставилась в бесцветные глазки навыкате. Что, ошиблась?

Нет, предугадала!

Ангелоликая озорно улыбнулась, показав миру зубы довольно крепкие, но не чрезмерной длины. Затем глазки навыкате из образа строгой женщины-чернильницы погрузились вглубь черепа, протянув за собой радиальную сеть добрых тётушкиных морщинок.

- Что же, больше никому не интересно? - и в голосе зазвенела едва ли не обида. Слишком легко отступились.

Любопытство тотчас вернулось. Гул интересующихся голосов постепенно набрал прежнюю силу.

- Хорошо, - дала себя уговорить Ангелоликая, - расскажу вам, кто с нами сидит. Я так и думала, что вы примете его фигуру за памятник, и это действительно памятник - в некотором роде. Памятник Управителю Цанцкого воеводства Умбриэлю Цилиндрону.

Ангелоликая попыталась выдержать паузу, но не тут-то было.

- Так он не из Цига? - изумилась торговка Данея.

- Из Цанца. Сказано же. Чем ты слушала? - поддержала тему ещё одна.

- Тогда мне неясно, зачем эта статуя здесь стоит.

- А затем, что этот Цилиндрон когда-то был в Цанце главным. А теперь Владычица Цига его приютила.

- Приютила его старую статую? - Данея упорствовала в глупости.

Оксоляна, которая обо всём уже вспомнила и догадалась, ценою огромных усилий не ввязалась в этот непочтительный разговор. Ангелоликая держит паузу, значит, надеется всех удивить разгадкой - что же её перебивать? Нет, Оксоляна самая хитрая. Она не будет произносить верного ответа, но станет его думать. Ангелоликая как прочитает её мысли, так обрадуется. Скажет, 'царевна умна, но деликатна'.

- В том-то и дело, что это не статуя, - таинственно усмехнулась Ангелоликая, - а Умбриэль Цилиндрон собственной персоной. Только он малость, хе-хе, окаменел. А стоит он здесь, потому что между правителями Цига и Цанца как-то вышел спор, кто ближе и милее Владыке Смерти...