Когда Ярослав дома, вряд ли выйдет что-то долгое и полноценное, но обычных ласк сейчас предостаточно.

Кладу руки на плечи психолога, сзади соединяя крест-накрест кисти, и интересуюсь:

- Тебе не кажется, что демонстрировать наши отношения твоим клиентам – это моветон?

Давно хотел это сказать, но постоянно забывал, или не представлялось такой возможности.

- Я демонстрирую их только одному клиенту – Глебу. И ему это действительно нужно. Он сам пока не может разобраться в себе, надо же помочь ребёнку, - улыбается, а я отстраняюсь.

- Ну ты и Брут. А если он расскажет об этом матери, и она что-нибудь скандальное про нас напишет?

- Ты откуда такие подробности вызнал? – мешает, удерживая за талию.

У меня же постепенно пропадает интерес в сексуальной игре, заменяемый желанием устранить намечающиеся проблемы. Для секса время всегда найдётся.

- С нами же Соня гуляла, а у неё брат-журналист, знаком с матерью Глеба.

Против парня совершенно ничего не имею – приятный впечатлительный мальчик, но как представляю скандальные заголовки на газетных страницах – прямо дрожь берёт. Сколько уже я читал такого – не сосчитать. Работа журналиста: выведывать подробности личной жизни на радость читателям. Не очень хочу заиметь себе черный пиар.

С Глебом мы познакомились тогда, когда я зашёл к Андрею домой. Тот обещал свозить Яра в так называемый МакДональдс, но, как иногда бывало, задерживался. Механический женский голос в трубке раз за разом оповещал, что «Абонент не може прийняти ваш дзвінок», и пришлось идти к нему, так как Яр засел за какой-то онлайн игрой типа «Танчиков» и отрываться куда-либо, кроме обещанного магазина фаст-фуда, отказывался.

Андрей действительно задерживался с новым «подопечным», и я оторвал их от работы.

В конечном счёте мальчик ушёл, а мы втроём пошли в одно вполне себе молодёжное кафе.

- Понятно, откуда ноги растут, - усмехается психолог, всё-таки притягивая ближе и утыкаясь лбом в лоб. – Ты сердишься?

- Да не особо, - честно признаюсь. – Только как-то неудобно. Не люблю выставлять напоказ что-то личное.

И речь не только о сексе, поцелуях, отношениях.

- Извини, обещаю, больше такого не будет, - и я действительно знаю - подобное не повторится.

Он, как и я, слишком дорожит нашими отношениями.

Мы оба пытаемся не причинять друг другу хлопоты, поэтому стараемся не посвящать в мелкие проблемы и неурядицы, хоть и встречаемся очень давно. К тому же Андрей категорически отказался переехать в мой дом, после получив такой же отказ от меня переехать к нему – у него работа, у меня сын. Может, попозже, когда Яру будет лет восемнадцать и я смогу доверить ему дом.

- О чём задумался? – шепчет любовник, мягко улыбаясь.

Мотаю головой:

- Неважно, о всяких глупостях.

Он хочет что-то ответить, но вдруг в кармане звенит телефон – ума не приложу, кому понадобилось звонить в такое относительно раннее время.

- Да. Андрей Борисович слушает.

Из сумбурного потока быстрых слов, перемешавшихся с короткими женскими всхлипами, я разобрал только «пропал» и «это моя вина», которые буквально прокричали в трубку.

- Ирина Сергеевна, не беспокойтесь, я постараюсь его найти… Да, я вам перезвоню, - отключается и обречённо вздыхает. – Вчера вечером Глеб сбежал из дома и до сих пор не вернулся.

Ну вот, помяни черта.

- Это его мать звонила?

- Да, она в панике. Глеб всегда был спокойным, даже когда она намеренно выводила его из себя, а тут вспылил и ушел, хлопнув дверью. Что думаешь? – мягко целует в губы, оставляя после себя привкус мятного леденца.

Сколько его помню, он всегда их обожал.

Прикусываю губу, не отпуская, и проникаю языком в рот. Поцелуй такой ленивый, домашний, как у супругов, проживших вместе не один год.

Позволяет мне вести, и я с чувством провожу по его зубам, языку, словно приглашая поиграть в какую-то занимательную игру.

В каком-то смысле поцелуи - это и есть игра. Как у детей прятки или салки, так у более взрослых – поцелуи. Только нам все эти «кто умелее», «кто лучше» не нужны, достаточно лишь получать удовольствие от процесса.

Он отвечает, на прощание чуть прикусывая мою нижнюю губу.

- Нечего тут думать – мать сказала что-то такое, что его сильно задело. Осталось понять, кого или чего это касается, - чтобы восстановить дыхание, требуется лишь пара глотков воздуха. Соглашаясь, кивает, а меня вдруг осеняет.

Достаю из кармана джинсовых бриджей телефон и пролистываю телефонную книгу. Останавливаюсь на нужном номере, а на вопросительный взгляд психолога только прикладываю указательный палец к губам:

- Сейчас.

Его тёплые крепкие руки у меня на талии дарят ощущение надёжности и защищённости. Будто зимой кто-то заботливо накрыл шерстяным пледом.

Проходит некоторое время, сопровождённое ожидающими гудками, прежде чем из динамика раздаётся сиплый голос:

- Блять, щеночек, ты что, свечку держишь, чтобы прервать меня на пике процесса?

- А ты всегда трахаешься в середине дня? – отвечаю вопросом на вопрос.

Андрей прислоняет мою голову ближе к своей, чтобы услышать весь разговор, а я второй свободной рукой бесцельно скольжу по его широкой спине, рассеянно рассматривая лодку на картине. Когда я о чём-то задумываюсь, она всегда, словно магнитом, притягивает взгляд. Прямо волшебство какое-то.

- Нет, только по праздникам, - едко, хоть и немного хрипло парирует.

- Ладно, проехали. Салют, Дим.

- Салют, салют, - тяжко вздыхает, прикрывая трубку рукой. – Давай через две минутки продолжим, достань лучше ещё кокса, - открывает. – Это я не тебе, щеночек.

- Я понял.

Дима любит баловаться наркотиками, особенно перед сексом, деля дозу напополам с партнёром. Меня он тоже пытался подключить, но я отказывался. Слишком уж живые воспоминания навевает.

Хорошо ещё, что об этом никто из моих близких так и не узнал, а то Лера закатила бы скандал и ему, и мне, а Ванька просто стал моей тенью и при приближении Димы без слов придушил паршивца, ничуть не сожалея о содеянном.

Теперь, кстати, узнал и Андрей, напряженно вглядываясь в мои глаза. Понимая, о чём он хочет спросить, я отрицательно покачал головой. Он с облегчением расслабился.

- Так чего ты от меня хочешь, узурпатор?

Хмыкаю:

- Кто из нас ещё узурпатор. Ты вчера в клубе был?

- В котором из?

- Вот блин, забыл название… Ну, помнишь, в нём мы с Андреем тебя за, э-э-э… минетом в туалете застали.

Психолог затрясся в беззвучном смехе. А что делать, если другого настолько запоминающегося эпизода я не помню.

- Я понял. И что?

- Ты не видел там никакого подростка? Мальчика лет пятнадцати-шестнадцати.

- Шатенчик такой, да? В красной кепке и водолазке, - тут же уточняет.

Я обрадованно соглашаюсь:

- Он самый.

- Так его туда не пустили. Он, видимо, там всю ночь у входа так и проторчал, - скорее всего, снова зажимает рукой микрофон, но мне всё равно слышно. – Принёс? Ка-а-айф, - снова мне: – Это всё, щеночек?

- Угу, спасибо, свидимся, если что.

Без прощания отключается – у него там своя свадьба. В этом весь Дима.

- Слышал? – обращаюсь к брюнету. – Нашелся твой Глеб. Иди ищи, он, наверное, без денег ушел, так что голодный и не выспавшийся. Я в его возрасте, может, даже постарше, точно таким же был – сдохну, но ничего ни у кого не попрошу.

- Извинишь? – целует в висок.

Отстраняюсь первым, отходя к кровати, – мы-то так и остались стоять на пороге.

- За что? – непонимающе улыбаюсь. – Иди уже, а то ещё помрёт без тебя пацан.

Благодарно, с облечением кивает и быстро выходит из комнаты.

Нет, я на самом деле не сержусь и всё понимаю, но всё равно остаётся какой-то неприметный осадок, что он не смог на всё плюнуть, забить – как гуща в чашке свежезаваренного ароматного кофе. Мы до сих пор притираемся друг к другу. Однако я знаю, что рано или поздно притремся.

С размаху падаю на кровать, безразлично пересчитывая количество серых ромбов на обоях потолка.