Поднявшись на гору, останавливаемся у кельи. Очень скромное помещение, весьма спартанского типа. Здесь уже в наше время жил и подвизался другой отшельник, архимандрит Герасим (Шмальц). Скончался он в 1969 г. Недалеко есть горный источник, где течет струйка воды. Над источником крыша, с крестом на ней. Паломники подходят, пьют воду, некоторые набирают чистую горную воду в бутылки и фляжки.

Поднимаемся по тропе еще выше. Перед нами часовня инока Германа. Правда, от часовни, построенной самим иноком, мало что осталось. Она перестраивалась, реставрировалась. Последние работы в ней были в 1896 г. Здесь, под этой часовней, инок Герман был погребен. Точное местонахождение кельи самого инока Германа неизвестно. Следов ее найти не удалось.

Подходит епископ Григорий. Его встречает на паперти протоиерей о. Иосиф Крета. Часовня наполняется молящимися. Места для всех не хватает. Многие остаются снаружи, прислушиваясь к пению хора.

Тут же недалеко в лесу около источника и кельи о. Герасима священники исповедуют молящихся. Исповедуются многие, почти все прибывшие на остров.

После литургии спускаемся вниз, к площадке у кельи о. Герасима. Здесь местные дамы, прихожанки Кадьякского храма, а также жительницы небольшого селения Узенький на Еловом острове под тенистыми вековыми деревьями приготовили обед. Главное блюдо — рыбный пирог из местной кеты. Рыба, и в особенности икра, здесь доминирует в рационе. Те из приехавших, кто захватил с собой удочки, уже успели наловить рыбы. Кеты так много, что каждый смог поймать две-три рыбы. Рыба приличных размеров — фута в полтора длиной. Конечно, вечером в общежитии — рыбный ужин.

После обеда все спускаются на пляж. Там опять происходит ступенчатая посадка на большие катера. И наконец усталые, но довольные днем, проведенным на Еловом острове, паломники возвращаются в Кадьяк.

Следующий день, четверг, был ознаменован большим событием — освящением гавани на Ближнем острове, прямо против города Кадьяк. Опять паломники погрузились на буксиры и в сопровождении двух катеров береговой охраны отправились на Ближний остров. Там в закрытой гавани, на пристани, епископ Григорий совершил обряд освящения и переименования гавани. После этого о. Иосиф поднял над головой небольшой деревянный крест, украшенный цветами, и вместе с епископом Григорием взошел на катер береговой охраны. Катер вышел из гавани в открытую бухту, где крест был опущен на воду. Исполнилась мечта православных жителей Аляски, и в этом большая заслуга настоятеля храма протоиерея о. Иосифа Крета и правящего епископа Григория Ситкинского и Аляскинского.

На следующий вечер мы посетили театр на открытом воздухе на берегу изумительно красивой бухты Монашка. Сиденья-скамьи амфитеатром расположены на склонах холмов, подковой окаймляющих бухту. Внизу, на «сцене», — декорация, изображающая три старинные русские избы. Вот уже десять лет здесь для туристов показывают пьесу под названием «Cry of the Wild Ram» — из жизни первого правителя Русской Америки Баранова.

Пьеса представляет собой ряд отдельных эпизодов из жизни Баранова и истории Российско-Американской компании. В них показана карьера Баранова с того дня в Сибири, когда Шелихов уговорил его поехать на Аляску и возглавить там основанную им колонию.

Перед зрителем проходят сцены прибытия Баранова на о-в Кадьяк, его контактов с местным населением, нападения на индейский форт и т. д. и, наконец, последних дней Баранова на Аляске.

Надо приветствовать это ценное начинание, которое знакомит зрителей с историей Аляски, с ее русским прошлым. В целях исторической правды очень важно, чтобы эти представления были тщательно подготовлены и текст проверен специалистами-историками. На этот раз, к сожалению, промахи были замечены. Самой грубой ошибкой был, конечно, флаг Российско-Американской компании, развевавшийся высоко на флагштоке. Цвета на нем были перепутаны, правда, на средней полосе красовался двуглавый орел.

Были и другие ошибки, но они могут остаться незамеченными рядовым зрителем. Имя главы первой духовной миссии Иоасафа переделано в Иосифа. Способный помощник Баранова Иван Кусков, основатель Форта Росс, показанный в спектакле на прощальной церемонии по случаю отъезда Баранова, на самом деле на ней не был, так как находился в то время в своем селении Росс в Калифорнии. Сцена церковного служения растянута и, по правде сказать, нередко граничит с богохульством. Всем известна вражда между Барановым и духовной миссией и скрывать ее нельзя, но нет необходимости демонстрировать ее в сцене богослужения, когда на сцене священники в ризах читают молитвы. Впрочем, не мне судить, насколько это тактично и позволительно. Судить могут только духовные наставники, священнослужители.

Для непосвященного зрителя не совсем ясна вся сцена боя русских с индейцами у стен форта на о-ве Ситка. Воспроизведена она мастерски и оставляет большое впечатление — с ружейной и даже пушечной стрельбой, горящими стенами форта, воротами в пламени, но… не очень понятно, кто на кого нападает.

Для меня, историка Русской Америки, самым интересным и значительным моментом торжеств был полет в Старую гавань на юго-западном берегу о-ва Кадьяк и поездка оттуда в бухту Трех Святителей, на то место, где 3 августа 1784 г. пристал корабль «Три Святителя», на котором Шелиховы прибыли в Америку.

Организация полета сорока человек в Старую гавань — дело нелегкое. Была мобилизована эскадрилья маленьких пяти- и восьмиместных самолетов, совершающих рейсы между Кадьяком и Старой гаванью.

Наша первая группа из пяти человек летела на крошечном, почти игрушечном самолете, рассчитанном, в сущности, на четырех пассажиров. Я сидел рядом с пилотом, совсем мальчиком, светловолосым, похожим на шведа. Мотор загудел, и самолет быстро понесся по дорожке, оторвался от земли, круто забрал вверх и сделал крутой вираж влево, чтобы не налететь на гору. Я понял, что здесь могут летать только искусные и опытные пилоты. С высоты сразу стало видно, какой это гористый остров. Город Кадьяк и другие городки и поселки прилипли к подножиям гор у самой воды. И здесь же, на узких полосках земли, устроены аэродромы.

Меня удивило, что наш пилот вел самолет очень низко, лавируя между горами, которые были так близко, что их склоны были отчетливо видны. Иногда потряхивало.

Через несколько минут я увидел между узким проливом и горой тонкую линию посадочной полосы аэродрома Старой гавани. Садиться на эту полосу — особое искусство. Сначала надо зайти вдоль горной стены, сделать крутой вираж, чтобы потерять высоту, затем направить самолет прямо на гору, в нужный момент круто повернуть влево, чтобы не врезаться в скалу, и только тогда выйти на линию посадочной дорожки, куда мы и опустились, подняв облако пыли. Я уверен, что в туман аэродром Старой гавани закрывается. Спускаться туда в тумане невозможно, а они часты на Кадьяке.

На аэродроме нашу группу встретил настоятель местной церкви, молодой священник о. Иоанн Забинко. Он вместе с мэром этого изолированного селения Свэном Хаакинсоном уже сделал все нужные приготовления, чтобы разместить на ночь 40 паломников, прибывающих на аэродром небольшими группами каждые десять — пятнадцать минут.

Поселок небольшой. В нем только 300 жителей. Все они потомки тех аборигенов, с которыми когда-то вошел в контакт Шелихов, прибывший на Кадьяк в 1784 г. Как уже говорилось, основанное Шелиховым первое селение оказалось неудобным и Баранов, приехавший в 1791 г., вскоре перенес его в Павловскую гавань, в юго-восточную часть острова. Оставшиеся местные жители перебрались на берег узкого залива, глубоко врезавшегося внутрь острова, где было безопаснее и спокойнее вдали от бурного океана. Постепенно селение Трех Святителей зачахло и прекратило свое существование, вернее, как уже говорилось, оно передвинулось миль на десять на восток и стало называться Старой гаванью в отличие от Павловской гавани, которая была переименована в Новую.