— Дело не в тебе, честно. Ну, не совсем в тебе… Просто… я поссорилась со своей девушкой. Может быть, навсегда.

— Она узнала про нас? Хотя, погоди, ты же говорила, она знает?

— Мэйсон… — Кэлен тихо и совсем не весело рассмеялась. — Я шутила. Задирала тебя.

— Ясно… значит, теперь узнала. Как?

— Да какая разница? — Кэлен зажмурилась. Врать она не хотела, правду сказать не могла… и злилась, злилась от этой мучительной безысходности. — Узнала и все. И не желает теперь меня видеть. Я — блядь и портовая шлюха…

— Она так сказала? — если Кэлен не послышалось, в голосе Мэйсон тоже зазвучала злость. Тихая такая. — Зря она это, как по мне… Ты расстроилась, сладкая?

— Расстроилась? Мэйсон, я раздавлена. Я убита.

— Почему?

— Ты издеваешься? — и сама поняла: нет, не издевается. Правда не понимает же. Кэлен вздохнула протяжно: — Потому что я её люблю. И хочу быть с ней. А она со мной теперь быть не хочет. Она меня теперь ненавидит. От этого мне плохо. Понимаешь?

— Нет. Не понимаю, Амнелл. Но я в принципе в любви мало что понимаю. А из того, что знаю про любовь… у меня, знаешь, крутится сейчас одна мысль в голове, вопрос даже, только, боюсь, если я его озвучу, ты мне двинешь…

— Ну, может, тогда не стоит озвучивать?

— Да нет, пожалуй, рискну, — Мэйсон хмыкнула. — Получается, ты теперь свободна, Амнелл?

— Что? — Кэлен показалось, что она ослышалась. Нет, ну правда, такого она не ожидала, категорически не ожидала. Такого… бездушия, что ли. А Мэйсон, как ни в чем ни бывало, спокойно — терпеливо даже — пояснила:

— Раз ты рассталась со своей девушкой, ты теперь свободна?

Наверно, Кэлен смотрела на нее целую минуту. Молча смотрела, не моргая даже. Осмысливала. Переваривала. А главное — разбиралась в собственных чувствах. Противоречивых, да что там — противоположных. Настолько, что ей, Кэлен, одновременно хотелось и убить Мэйсон, и поцеловать. Ей хотелось возмутиться — и рассмеяться. А больше всего ей хотелось сделать так, чтобы ничего этого не было. Чтобы не было её, Кэлен, влечения к ним обеим, чтобы не было этого мучительного выбора… Ну, или хотя бы, чтобы не было вчерашней её слабости, несдержанности — и всех этих невыносимых последствий. Кэлен убрала ладонь с руки Мэйсон:

— Ты права, я тебе двину. И — ты действительно ничего не понимаешь в любви, Мэйсон. Ни в любви, ни в девушках, ни в переживаниях… Так что, знаешь что? Который час?

— Пять сорок.

— Вот. У меня еще есть законные сорок минут, которые я хочу потратить на законный сон! А ты можешь делать все, что пожелаешь, Мэйсон. Главное — не приставай ко мне с разговорами, — и повернулась на другой бок, лицом к стене.

— Ладно, — покладисто отозвалась Мэйсон. И чем-то зашуршала, правда, тихо, едва слышно.

Кэлен удовлетворенно улыбнулась, повозилась, устраиваясь удобнее, обняла руками угол подушки, задышала размеренно, глубоко — дабы поскорее призвать сон. И он не заставил себя ждать, явился, отгоняя подальше переживания, проветрил голову, выметая оттуда тревожные мысли, накрыл собой все её, Кэлен, тело, наполняя его приятной теплой тяжестью. Кэлен расслабилась. Кэлен почти уже погрузилась в блаженную черноту — без снов, без боли, без мучительных разговоров… Другое тело, горячее, гладкое, пробралось под одеяло и прижалось со спины, отпугивая сон, снова — да сколько ж можно, ну? — выдергивая её, Кэлен, из умиротворенного покоя. Голое тело. Голое, знакомое — даже отлично уже знакомое, надо же, а! — любимое и… Нет, ну, а что себя обманывать? Любимое и желанное. Кэлен распахнула глаза:

— Мэйсон, какого черта?

— Ты сказала, я могу делать все, что пожелаю, — и положила на бедро Кэлен ладонь. Тоже горячую. И желанную, черт бы её побрал. Тело, её, Кэлен, тело, неразборчивое и — кошмар же, ну! — похоже, и впрямь ненасытное, откликнулось. И на ладонь, и на прижавшуюся сзади Мэйсон, на её дыхание, обжигающее шею, затылок… Тело откликнулось, вдохновляясь, распаляясь. Кэлен – нет:

— Я сказала, главное — не приставать ко мне.

— С разговорами, — педантично уточнила Мэйсон. Переместила ладонь на плечо, потянула, опрокидывая Кэлен на спину. Нависла сверху, уставилась в глаза: — Разговаривать я не буду. Обещаю, — и начала склоняться, потянулась к губам. Кэлен испугалась на миг: если они сейчас… Мэйсон потеряет контроль, и Кара… Кара увидит. Увидит и утвердится в своем несправедливом мнении насчет Кэлен. И тут же подумала: а какого черта? Кара уже утвердилась в своем мнении. Она уже назвала её, Кэлен, блядью. Уже отказалась от нее. Ну, так пусть смотрит. Пусть упивается своей правотой. Кэлен усмехнулась и приложила к губам Мэйсон указательный палец:

— Мы на работу не опоздаем?

— Мммм… я рада, что ты такого высокого мнения о моих способностях, сладкая…

Кэлен рассмеялась, провела пальцами по её щеке, заправила прядь волос за ухо, положила ладонь на шею, надавила слегка:

— С чего ты взяла, что о твоих?

Мэйсон фыркнула и припала к её губам.

День

Сколько лет уже она ездит этой дорогой? Кажется, восемь. Да, точно, эту квартирку на Деланси-стрит Кэлен арендовала в самом начале третьего года своей службы в убойном отделе, и с тех пор ей, квартире, не изменяла. В том смысле, что даже и не задумалась ни разу о том, чтобы поменять жилье. Зачем? Ее тут все устраивало, более чем. Нет, конечно, Кэлен Амнелл, как, наверное, все девушки в мире, порой мечтала, что когда-то встретится ей человек, такой вот особенный, единственный, с которым она захочет жить вместе, создать семью, и тогда им, несомненно, потребуется квартира побольше. Но — все эти восемь лет мечты оставались мечтами, и все эти восемь лет изо дня в день Кэлен ездила одной и той же дорогой: на работу утром, с работы — вечером. Так что знала ее, дорогу-то, наизусть. Пожалуй, могла бы и с закрытыми глазами провести машину “из точки «а» в точку «б»”.

Этим утром глаза у Кэлен были открыты, конечно же. Но на дорогу она почти не смотрела, да и вообще, управляла автомобилем машинально. Не задумываясь. И без того ей, Кэлен, было о чем поразмыслить. Кажется, в последние дни рефлексия стала её неотъемлемым спутником, черт побери, верным и весьма утомительным спутником. Нет, правда, Кэлен сама уже устала от бесконечных этих мучительных раздумий, от этого самокопания, от сомнений, разрывающих ее на две части. Как теперь жить, а? Днем погружаться в работу с головой, ночью забываться в объятиях Мэйсон? Хотя, Кэлен и остаться-то на всю ночь у Мэйсон не сможет. Ибо Мэйсон ведь уснет рано или поздно, не так ли? И тогда что? Да, проснется Кара… встречаться с которой Кэлен не готова. Не может пока. И не известно, сможет ли…

А ведь еще несколько дней назад она, Кэлен, была абсолютно, категорически счастлива! И все казалось таким простым и понятным. Она просто любила Кару, что тут непонятного-то, ну? Черт, почему «любила»? В самом деле, Кэлен что, разлюбила Кару из-за того, что та нарушила договоренность? Ну да, да, серьезно так нарушила, но… ведь и понять её можно. А что, сама Кэлен в такой вот ситуации, на месте Кары удержалась, не нарушила бы договоренности? Вот то-то и оно. И не разлюбила она Кару из-за этого. Ни из-за этого, ни из-за её, Кары, жестоких, несправедливых слов. Обиделась? Да. Разозлилась? Несомненно. Разлюбила? Нет. Категорически нет. Не разлюбила и не собирается. Да не сможет же просто, ну.

Кэлен пробовала себя накрутить, настойчиво, насильно возвращаясь к той неприятной, да что там — убийственной — сцене, заставляя себя вспоминать жестокие, несправедливые обвинения, оскорбления… А вспоминала теплый взгляд зеленых солнечных глаз... улыбку, нет, намек, обещание улыбки на вкусных губах… сердитое пыхтение, такое трогательное, что даже сейчас, просто вспоминая, Кэлен плавится от нежности… и тихий голос, рассказывающий забавную историю, одну из множества. Кара потрясающе рассказывает что угодно — и так же потрясающе слушает. С Карой Кэлен может часами говорить обо всем на свете… С Карой Кэлен всегда чувствует себя интересной. Важной. Как будто бы она, Кэлен, тоже потрясающий рассказчик. Хотя Кэлен знает — правда, знает же, ну, — что рассказчик она так себе, посредственный. Беседу поддержать может, да. Но чтобы вещать полчаса без перерыва, шпарить, как по писаному? Ни с кем никогда такого у Кэлен не случалось. До Кары. С Карой она, Кэлен, превращается в златоуста, ни больше, ни меньше! С Карой она вообще чувствует себя иначе, не так, как с другими. Интересной, важной… да восхитительной, черт возьми! Необыкновенной. Самой лучшей. Единственной. Любимой… желанной. С Мэйсон она тоже чувствует себя желанной, о, еще какой желанной-то! Но и только. А с Карой – именно любимой. А главное, главное-то, что и Кара для неё, для Кэлен, тоже ведь такая — необыкновенная, восхитительная, единственная, желанная. И любимая, да. Совершенно точно любимая. Разве может это изменить какое-то там дурацкое нарушение договоренностей? И злые слова обиженной девочки? Её любимой девочки… Черт побери, она ведь тоже ранилась, её глупая Кара! Ну да, да, сама виновата, не нужно было… смотреть… А с другой стороны, она же, наверно, и не ожидала… такого «выступления» Кэлен… Конечно, она ранилась. Господи, да представить страшно, как ей больно было! Кэлен вздохнула. Ну вот, теперь она жалеет не себя, а Кару. И все еще понятия не имеет, категорически не знает, как теперь жить дальше… Что делать?