Пытаясь сравнить себя с цветком, Илайя неоднократно приходил к выводу, что его единственное кредо – быть чертополохом, растущим на обочине. Цветок, который никто не замечает, а, сталкиваясь, начинают раздражаться, напоровшись на иголки цветоложа. Или перекати-полем, которое ветер гоняет от одного края к другому. Он чувствовал себя лишним человеком, и именно после таких невесёлых мыслей окончательно убеждался в правдивости заявления, что ему нечего терять.

Родись он в иной семье, воспитывайся в другой атмосфере, дружи с другими людьми…

Но всё сложилось так, как сложилось. Его воспитывала Агата, мучимая вечным недовольством от жизни, круг общения составляли потенциальные маргиналы, которые становились такими, независимо от происхождения. Смешно сказать, но в их группировке юных отщепенцев бразды правления находились в руках парня, происходившего из достаточно обеспеченной семьи. По местным меркам, так вообще едва ли не первый парень в городе. Не самой приятной наружности, не самого большого ума, но зато при средствах. Деньги к деньгам, как говорится. Вот он и придумывал постоянно способы заработка, которые граничили где-то между допустимыми и запрещёнными законом действиями и зачастую состояли в том, чтобы облапошить наивных школьников. Он тоже учился в старшей школе и стены её покинул одновременно с Илайей, но неизменно подчёркивал свою значимость. Он был главным, и его старшинство следовало признавать.

Пожалуй, именно это требование и являлось для Илайи самым трудным. Он не любил подчиняться, но голос разума подсказывал, что знакомствами с нужными людьми разбрасываться не стоит, а вот немного поспорить со своими принципами ради выгодных знакомств – законом не запрещено. В школьные годы ему нужна была эта компания местных оболтусов, обитающих в глуши, но почему-то мнивших себя птицами высокого полёта. За ними весело было наблюдать. Ещё веселее – посмеиваться, оставаясь в одиночестве.

Илайя наблюдал за людьми, подмечал их особенности, странности и приспосабливался к ним, желая получить определённый опыт. Здесь его научили умению постоять за себя. Не так уж много, но и немало. Для провинциального города это было практически идеальное познание, и Илайя время от времени проникался благодарностью, прокручивая в мыслях некоторые эпизоды общения, которое уже сегодня превращалось в воспоминания.

Он допускал мысль, что однажды может пересечься с кем-то из старых знакомых, но не слишком верил в реальность такой перспективы. Те, кто составлял круг его общения, мечтами о переезде не грезили, да и вообще особо о будущем не задумывались. Их потребностям отвечали и возможности местного уровня.

Это было понятно с давних пор. Ясно, что рано или поздно пути компании и Илайи разойдутся. Он большую часть свободного времени проводил рядом с ними, но даже тогда становилось понятно, что он – не её часть. Он преследует свои цели. Тренирует силу, выносливость, хватается за шансы немного заработать, но вечность за общение держаться не станет.

Однажды он их покинет, и место мозгового центра займёт кто-то другой. Так уж получилось, что, фонтанируя идеями, Тим особой прозорливостью не отличался, да и помощники его – тоже. Здесь-то в игру и вступал Илайя. Не озвучивая свои подозрения вслух, про себя он неизменно резюмировал, что держалось всё именно на его стараниях. Он просчитывал все риски, продумывал каверзы и находил обходные пути, чтобы не попасть в яму, если первоначальный план сорвётся и что-то пойдёт не так.

Говорят, что внешность обманчива, и с этим утверждением, когда речь заходила об Илайе, сложно было поспорить. Здесь как раз наблюдалась яркая иллюстрация к такому явлению, как диссонанс внутреннего и внешнего.

В доме тётушки Агаты большинство книжных полок было заставлено не классикой, а любовными романами. Зря считают, что подобные вещи издают исключительно в розовых обложках со слащавыми картинками, отпечатанными на них. Иногда встречаются и довольно странные сочетания – сахарно-сиропное наполнение и строгая обложка. Пару раз Илайе довелось дорваться до этих «сокровищ», разочароваться в некоторых видах литературы и навсегда о них позабыть.

Открыв пару-тройку, Илайя уже наперёд предсказывал, какие образы ему продемонстрируют на страницах издания. Героиня обязательно окажется трепетной ланью, а вот соблазнитель её, что неудивительно, ослепительным искусителем, с первой же, обязательной характеристикой – умопомрачительно красив.

Где эти умопомрачительные красавцы сконцентрировались, оставалось только догадываться, потому что в реальной жизни окружали люди самые обыкновенные, ничем не примечательные. Естественно, они отличались друг от друга, не были близнецами все, как на подбор, но вместе с тем… У них была приятная внешность, не более того. Видимо, умопомрачительные красавцы переселились исключительно на страницы романов, да так там и прижились, насильно обременённые семьёй и многочисленными детьми, мечты о которых авторы романов перекладывали с себя на них.

Себя Илайя тоже красивым не считал, особого внимания внешности не придавал. И всё же… Иногда, когда Агату пробивало на нежность, а сентиментальность накрывала волной, она говорила, что племянник очарователен. Случалось это, правда, много лет назад, когда они виделись изредка, а не обитали под одной крышей. Тогда Агата не упускала возможность потрогать Илайю за щёчку, погладить по волосам и с нежностью заметить, что мальчик – чудо.

Он улыбался в ответ на это заявление.

С годами он изменился. Не мог не измениться, ведь пребывание в константе людям не свойственно.

К восемнадцати годам он вырос и довольно сильно. Среди членов своей семьи, где женщины редко вытягивались выше ста семидесяти сантиметров, а мужчин, как таковых, ему вообще не довелось увидеть – если не брать в расчёт отчима – он выглядел едва ли не каланчой. Сто восемьдесят сантиметров роста являлись поводом для гордости и очередной усмешки, когда, слушая гневную речь тётки, можно было смотреть на родственницу сверху вниз. Щечки, которые в детстве наводили на мысли о хомяках, остались в прошлом, пухлость их ушла. Волосы из светлых, почти льняных, едва-едва окрашенных пигментом, превратились в обычные русые. Веснушки, к счастью, наоборот, побледнели и стали практически незаметными. С цветом глаз никаких трансформаций не происходило. Как были серыми, так и остались. Но их цвет и без того Илайе нравился.

Он находил свою внешность не идеальной, не красивой, самой обычной, в чём-то даже примитивной, но вот окружающие умудрялись очаровываться. Кто-то додумался приставить к описанию внешности Илайи слово «смазливая». Это не было правдой, потому веселило вдвойне. Илайе вполне хватало привлекательности внешних данных, чтобы считать себя симпатичным, но совершенно недоставало для получения определения «красивый».

Славно, что при всём отрицательном отношении к нему, никто не дошёл до глупого обращения – «принцесса».

Чего Илайя не хотел делать, так это – стричь волосы. В его родном городе это не особо приветствовалось. Не сказать, что ловили и били за несоблюдение дресс-кода, но и особо не одобряли, продолжая придерживаться дремучих убеждений о том, что отращивать волосы могут только педики.

Ещё один пункт, отмеченный галочкой в пользу переезда.

Если здесь все и каждый жаждали влезть в чужую жизнь и дать пару указаний относительно внешнего вида, то в большом городе такие условности никого не волновали, и Илайя знал, что к его одежде и волосам никто не прицепится, не начнёт рассказывать, как должен выглядеть мужчина, а как не должен.

Хорошо, что этот город и его обитатели остаются в прошлом.

Хорошо, что совсем скоро начнётся другая жизнь.

Поезд задерживался, и это порядочно нервировало. Окажись на месте Илайи кто-то суеверный, уже умудрился бы усмотреть в этом происшествии знак и приказ остаться дома. Илайя только вздохнул тяжело и, отойдя от перрона, приземлился на лавочку.

Гомон на вокзале не утихал. Людская масса напоминала театральную массовку, которая не могла определиться с общим направлением своей пьесы, потому одновременно разыгрывала комедию, трагедию и драму в лицах.