— Настолько, насколько можно быть уверенным в безупречной логике размышлений.

— Значит, дело всего лишь в цепи рассуждений и размышлений… В логических построениях…

— В полицейском деле, шеф, все зависит от правильного заключения… Если не от случая.

— Хватит рассуждать, Виктор. Объяснитесь!

И он объяснил.

— Мы следили за бонами, как они переходили из рук в руки, от Страсбурга до Бикока, то есть до того момента, когда д'Отрей положил их в карман. Как д'Отрей провел эту ночь, оставим в стороне. Впрочем, и об этом я позже выскажу свои соображения. Во всяком случае, утром в пятницу он явился к своей любовнице с богатой добычей. Чемоданы были наготове, и беглецы отправились на Северный вокзал. Сначала они как будто ожидали поезд, но вдруг, по неясным причинам, изменили свои намерения и отказались от отъезда. Это было в двадцать пять минут шестого. Д'Отрей отправил свою любовницу на вокзал Сен-Лазар в шесть часов вечера. В этот момент он узнал из вечерней газеты, которую только что купил, что его подозревают и что полиция его разыскивает. Конечно, его подстерегают на станции Гарт… Поедет ли он туда с бонами? Разумеется, нет. Ни в коем случае! В этом нет никакого сомнения. Значит, между двадцатью пятью минутами шестого и шестью часами он где-то надежно упрятал свою добычу.

— Но автомобиль нигде не останавливался.

— Да. Вот почему я выбрал одно из двух: либо он сговорился с шофером и передал ему пакет…

— Невозможно!

— Либо он оставил пакет в машине.

— Еще менее возможно!

— Почему?

— Но следующий пассажир взял бы пакет себе! Миллион не оставляют на сиденье такси.

— Нет, конечно. Но его можно спрятать там.

Комиссар Молеон расхохотался.

Но господин Готье нахмурился.

— Как спрятать? — удивился он.

— Отрывают сантиметров десять от бордюра, в отверстие под обшивку засовывают боны, опять прикрепляют бордюр, и дело сделано!

— Но на это нужно время.

— Вот именно, шеф. В этом-то и заключается причина, в силу которой д'Отрей заставил шофера сделать то, что вы назвали бесполезным крюком. И барон вернулся в Гарт абсолютно спокойный за свою добычу, зная, что в любой момент он розыщет по номеру того же таксиста и возьмет обратно ценности, которые спрятал.

— Тем не менее его подозревали.

— Да, но он был уверен, что боны мы не найдем. А подозрения останутся подозрениями… Однако он в этом просчитался.

— Как это?

— А очень просто. Ведь автомобиль сейчас во дворе префектуры?

Молеон пожал плечами. Начальник позвонил и потребовал, чтобы к нему привели шофера.

Через пару минут шофер вошел в кабинет.

— Покажите нам вашу машину, — попросил Готье.

Все находившиеся в кабинете спустились во двор префектуры, где стояла машина. Это был старый автомобиль, должно быть участвовавший еще в битве на Марне, когда все такси Парижа были мобилизованы для быстрой переброски французских войск и закрытия прорыва.

— Надо ехать? — осведомился шофер.

— Нет, друг мой, не беспокойтесь.

Виктор открыл дверцу и внимательно осмотрел левую сторону кабины, потом правую.

Над правым бортом, вдоль кожаного бордюра, обшивка слегка вздулась и была наскоро прикреплена нитками.

Виктор вынул перочинный нож, обрезал нитки и, запустив пальцы под обшивку, пробормотал:

— Здесь что-то есть!..

Он извлек из тайника кусочек картона… и сразу же издал крик ярости!

Это была визитная карточка Арсена Люпена с надписью:

«Примите мои извинения и заверения в лучших чувствах».

Молеон буквально затрясся от хохота и простонал:

— Забавно! Ох, забавно! Старый трюк нашего друга Люпена! Он опять появился и дает о себе знать. Вместо девятисот тысяч он посылает вам кусок картона. Виктор, вы ставите себя в смешное положение…

— Не думаю, — возразил господин Готье. — Скорее надо говорить о другом, о прозорливости Виктора.

Тот же спокойно заметил:

— Собственно говоря, шеф, нам известно, что Люпен тертый калач. Если у меня интуиция, то что же сказать о нем? Ведь у него нет того, что мы называем ресурсами полиции.

— Вы не отказываетесь от дела и не подадите в отставку, я надеюсь?

Виктор улыбнулся.

— Это задержит дело лишь недели на две, шеф. Спешите, комиссар, если не хотите, чтобы я оставил вас позади…

Он отдал начальству честь и, повернувшись на каблуках, удалился.

За обедом он просматривал газеты, где уже все было расписано в мельчайших деталях.

Отмечалась его проницательность. Но сколько лести расточалось газетами в адрес Арсена Люпена!

Вечером Виктор узнал о самоубийстве барона Максима д'Отрея. Исчезновение бон сломило того окончательно. Он перерезал себе вены осколком стекла. Это было чем-то вроде немого признания.

Что же касается Виктора, то он снова превратился в Маркоса Ависто, приехавшего из Перу и проживающего в отеле «Кембридж».

Вечером в его номере зазвонил телефон. Сняв трубку, он услышал знакомый голос:

— Господин Ависто? Простите, Ависто… Это княжна Александра Базилева. Если у вас не предвидится ничего лучшего, зайдите ко мне поболтать. Это доставило бы мне большое удовольствие…

— Зайти? Когда?

— Сейчас, если вы расположены.

Виктор потер руки.

«Так и есть! Клюнула! Но чего она от меня хочет? Найду ли я обеспокоенную, испуганную женщину, ищущую подмоги и готовую довериться? Маловероятно… Мы только на втором этапе, и будет, без сомнения, еще и третий и даже четвертый, прежде чем я достигну своей цели. Но неважно. Существенно то, что она испытывает необходимость повидаться со мной. Для остального нужно одно — терпение».

Он посмотрел на себя в зеркало, поправил галстук и вздохнул.

«Какая досада! Она воспринимает меня как старика… Конечно, взгляд еще живой, да и фигура в порядке, но… Но все же старик…»

Перед дверью княжны Виктор на минуту задержался. Она была полуоткрыта. Он вошел.

Александра ожидала его, стоя на пороге будуара. Она, улыбаясь, протягивала руку, как будто в светском салоне принимала высокого гостя.

— Благодарю за визит, — промолвила она, приглашая его садиться.

Пеньюар из белого шелка оставлял открытыми руки, прекрасные плечи и шею. На лице не было ни высокомерия, ни рассеянного безразличия — ее обычной маски. Во всем ее поведении сквозило желание понравиться. Она была воплощением любезности, дружелюбия, милой женщиной, которая покоряет вас сразу своей интимностью.

Будуар был типичен для всех крупных отелей, но тем не менее в нем царила атмосфера элегантности, создаваемая полумраком, небрежно брошенными несколькими ценными книгами и тонким запахом дорогого табака. На круглом столике в живописном беспорядке были навалены газеты.

Прервав затянувшееся молчание, она смущенно проговорила:

— Я чувствую себя неловко.

— Неловко?

— Ну да… Я вас пригласила… и не очень хорошо себе представляю, зачем…

— Зато я это знаю, — улыбнулся он.

— Ну и зачем же?

— Вам просто скучно.

— В самом деле, — согласилась она. — Но эту скуку, которая является несчастьем моей жизни, невозможно одолеть пустой болтовней.

— Да, пожалуй, она отступит только перед рискованными действиями, насилием и опасностями.

— Значит, вы ничего не сможете сделать для меня?

— Смогу.

— Как же?

— Я могу навлечь на вас страшные опасности и бури, вызвать катастрофы, — пошутил он. И добавил уже более серьезно: — Но нужно ли это? Когда я думаю о вас — а это бывает довольно часто, — я спрашиваю себя: не была ли ваша жизнь цепью непрерывных опасностей?

Ему показалось, что она слегка покраснела.

— А что заставляет вас так думать? — осведомилась она.

— Дайте мне вашу руку…

Княжна протянула ему руку. Виктор долго изучал ладонь, потом произнес: