Смерть Мне кажется, что я умру в дороге, На станции. Глухая будет ночь, Я не смогу усталость превозмочь И задремлю тихонько на пороге. Там в темноте меняютлошадей, Среди теней и тусклых фонарей Бубенчиков раздались переливы, И фыркает протяжно конь ленивый… А ночь темна – без звезд и без лучей. И снится мне, что я приеду скоро, Что вот теперь уж кончен скучный путь, Что будет мне так сладко отдохнуть Средь тихих слов простого разговора, Под жаркий треск растопленных печей… А ночь темна – без звезд и без лучей. Вот огоньки блеснули мне приветно, И сердце им забилося ответно, И хочется туда лететь, бежать И нового так много рассказать, И хочется так многих мне увидеть, По-старому любить и ненавидеть И страстно жить опять среди людей… А ночь темна – без звезд и без лучей. Темна, темна! И сердце вдруг упало… Ну, стоит ли стремиться и желать И новое всё что-то узнавать? И эта мысль мне мозг застывший сжала: Так тяжела, упорна и одна, Как ночь кругом, черна и холодце… Ну стоит ли? Ведь всё одно и то же! Когда-то был я лучше и моложе, Мне нравилась вся эта трескотня, Весь этот блеск так радовал меня! Ну, а теперь… теперь с меня довольно! Но отчего ж вдруг сердцу стало больно? И отчего – всё будто холодней Сырой туман ползет с сырых полей? Ну пусть уж так! Пусть тише сердце бьется! Холодный мрак всё тише раздается… Но хорошо! Вот так бы всё лежать! Ни мучиться, ни думать, ни желать, И мирно спать без снов – покойно, вечно… И дальше не поеду я, конечно. * * * И плеск, и блеск речной волны, Туманы, тени ночи синей, Благоухания весны Над зеленеющей пустыней Лугов и свежих озимей, Весь этот трепет, щебетанье, Вся эта яркость и блистанье Сквозистых рощ, небес, полей, Что светлой, полной жизнью дышат, И голосов несметный хор… Привычный слух, спокойный взор Их мало видит, мало слышит. Но если в душных городах Всё это вспомнишь в день туманный, На людных, смрадных площадях, Под гул тревоги неустанной, — Широко, полно дышит грудь, Вольнее хочется вздохнуть… И вот сверкнула даль немая, Звенит, щебечет впереди — Весна цветет, благоухая, В твоей взволнованной груди… Зайка
Заинька у елочки попрыгивает, Лапочкой об лапку поколачивает. "Экие морозцы, прости господи, стоят, Елочки от холоду под инеем трещат; Елочки от холоду потрескивают; Лапочки от холоду совсем свело. Вот кабы мне, зайке, мужичонком быть, Вот кабы мне, зайке, да в лаптях ходить, Жить бы мне да греться бы в избушечке Со своей хозяюшкою серенькой. Нынче мужички-то хорошо живут, Нынче мужичкам-то эту волюшку дают, Волюшку-свободу, волю вольную, Что на все иди четыре стороны: На одну-то сторону напросишься, На другую сторону намолишься… Вот кабы мне, зайке, мужичонком быть, Вот кабы мне, зайке, да в лаптях ходить, Пироги бы есть да всё с капусткою, Пироги бы с сладкою морковкою, На полатях зимушку пролеживать, По морозцу в саночках покатывать!.." Золотой дождик Дождя сверкающего капли Шумели в блещущих листах, Шумел, весь в каплях, воздух синий, Колеблясь в радужных волнах; Благоуханная прохлада Плыла широко. Здесь и там Встряхнутся ветки, точно кто-то Порхнет незримый по кустам. Всё задышало, зажужжало, Зазеленело, зацвело. И из янтарной тучки солнце Как обновленное взошло… Из стихотворения «В тюрьме» Вон башни там по берегам Виденьями стоят; Вон по стенам, склонен к волнам, Орудий черный ряд. Там над землей туман сырой И день и ночь стоит. Там ветра вой и волн прибой В недвижимый гранит. Лишь – редкий миг – раздастся крик Угрюмых часовых, Да слышен крик, зловещ и дик, Бессонных птиц ночных. Да слышен стон, – протяжен он И тоже страшен, дик, Как смертный сон, подземный стон. Глухой, протяжный крик… Но всё собой туман сырой Покрыл со всех сторон, Но ветра вой и волн прибой Глушит подземный стон. Грезы и песни
Не отнимут люди, не отнимут — Грезы, песня будут вечно с нами; И за что б ни стали люди биться — Грезы, песня будут вечно с нами В сердце нашем глубоко таиться. Те, что насмеялись, те, что гнали, И у них ведь сердце грезой бьется — Иль они ни разу в жизнь не знали, Как от счастья всей душой поется? Вот века проходят за веками, Всё, быть может, позабудут люди, Чем гордились, что творили сами, — Грезы ж с песней будут вечно с нами Глубоко таиться в каждой груди. Да и есть ли что у нас отрадней, Есть ли что светлее и чудесней? Всё пройдет своею чередою, Только вечно будет над землею Царство грез и песней! |