Подул сильный ветер и её тяжёлый плащ взмыл ввысь, открывая её тело, что было покрыто чёрными массивными доспехами. Они были сделаны из неведомого материала, блестящего жутким металлическим блеском. По чёрному металлу тянулись белые символы, сплетённый в единое длинное слово, которое нельзя было прочитать, да и не видела я его чётко. Она согнулась ко мне и её фиолетовые глаза засияли, подобно глазам Мирославы или Аннабель. Алые от природы губы скривились в злой усмешке. Ноги подкосились и я попятилась назад, падая на пятую точку. Женщина слышно усмехнулась, а после её губы приоткрылись, как если бы она хотела что-то сказать. И она сказала:

- Ребёнок предан железу, но ни разу не прошёл испытание огнём, – её голос впился в уши иголками. Он будто врезался в меня, впился в подкорки мозга. Я уже слышала этот голос! Слышала когда-то очень-очень давно. Слышала его во сне и как отголосок где-то в голове. Я слышала неразборчивое бормотание, высказывания на потрясающем латыни, мычание и стоны. Я смотрела на неё, прикусив язык и пыталась вспомнить все случаи, когда я слышала этот голос. И почему-то мне было очень знакомо её лицо, эти аметистовые глаза и жуткая улыбка. Будто... Будто я видела её уголком глаз каждый раз, когда посматривала в сторону. Она была как призрак, который мутно проявлялся в памяти. – Чары слабеют, дитя! Огонь грядёт...

Я собиралась задать вопрос, но язык будто сковало цепями. Я могла лишь думать о том, кто эта женщина, причём тут огонь и железо, почему мне так страшно от её голоса...»

Я проснулась и подскочила, не сразу понимая, что нахожусь не у себя в комнате и сплю не в свой постели. Я закрыла лицо руками и попыталась восстановить дыхание. Страх ледяными лапами окутал меня и впивался иголочками в кожу, заставляя кровь стыть, а сердце трястись, как бешеное. В какой-то момент я почувствовала не ледяную, не горячую руку на своём бедре и заглотнув воздуха, взглянула в сторону. В комнате было достаточно светло. Солнце постепенно вставало над городом, забираясь первыми лучами в окна. Макс смотрел на меня испуганными глазами и кажется, тёмная жилка на его лбу содрогалась. Одеяло лежала на нём по пояс, открывая рельефный торс и чёрную поросль от пупка, что скрывалась под одеялом. Его сонный вид успокоил меня и я облегчённо вздохнула, опять падая на подушки, пододвигаясь ближе к нему. Его рука согнулась над моей головой и через пару секунд он снова накручивал мои спутанные кудри на пальцы.

- У тебя так сердце колотится, что оглохнуть можно, – его голос был хриплым и сонным. Голубые глаза чуть приоткрыты, чёрные ресницы дрожали. Волосы рассыпались по подушке и спутались, бледное лицо впервые за всё время выглядело расслабленным и спокойнее, чем когда-либо ещё. – Плохой сон?

- Если можно так это назвать, – я вздохнула и откинув руку на подушку, случайно коснулась его кожи пальцами и прикрыла глаза, не слышно вздыхая. Прохлада приятно впилась в пальцы малюсенькими иголочками, а его нежные потягивания моих волос заставляли дрожать. Но тут вдруг парень поднялся с постели, ловко скинув с нас обеих одеяло и направился к шкафу, светя накаченным задом. Что ж, назову это добрым утром. Я перевернулась на бок и подложив под голову руку, наблюдала за тем, на он натягивает на себя футболку, как та прилегает к мускулистому телу, как забавно он залазит в чёрные джинсы, припрыгивая на одной ноге. В этот момент я считала его максимум двадцатилетним пареньком, нежели пятисотлетним вампиром. Пусть был он ужасно бледный, но выглядел по современному красиво, с растрёпанными волосами, еле заметными посинениями под глазами, смахивая тем самым на не спящего сутками подростка. Да ещё и его не идеальная комната, закиданная книгами и одеждой.

- Вставай, – повернувшись ко мне, сказал парень, кивая головой в сторону двери. – Покажу кое-что.

- Склеп, где хранишь чучела всех красоток, которые стреляли у тебя рубашки? – я закатала большие рукава клетчатой рубашки и соскочила с постели, пробежалась босиком по паркету и оказавшись у двери, попрыгала на месте, пытаясь разогреться.

- Это покажу как-нибудь в другой раз, – он улыбнулся и кивнул, быстро оказался передо мной и открыл дверь, пропуская меня вперёд. – Надеюсь, ты не околеешь...

- Ты всю ночь тырил у меня тепло, как видишь, я ещё не покрылась инеем, – я усмехнулась ему и дала понять, что в курсе наших любезных объятий во сне, ибо нельзя спать и не чувствовать, как тебя обнимает «глыба льда». Макс ничего мне не ответил, а только усмехнулся, быстро шагаю по тёмному коридору. В доме было ужасно тихо, видимо, все ещё спали или делали вид, что спят. Это же вампиры. Парень шёл впереди, а я почти бежала позади, стараясь разогреться после вылазки из-под тёплого одеяла. Мы поднялись на третий этаж, прогулялись по широким тёмным коридорам поместья и в скорее настигли узкую лестницу, ведущую на крышу. Макс забрался по ней первым и ловко открыл люк наверх. В коридор пробрался свет от восходящего солнца. Когда парень взобрался на крышу, я последовала за ним, аккуратно ступая на неотшлифованные доски и содрогаясь от каждого скрипа старенькой лестницы. Видимо, ею очень давно не пользовались. Взобравшись вверх, я вылезла на черепичный участок большой крыши, в четырёх местах которой возвышались острые шпили. Макс сидел на гладком козырьке, упиравшись ногами в уголки черепицы. Восходящее солнце обдало его золотом и он не казался таким бледным. Его волосы заблестели, глаза казались ярче, становились похожими на небо, которое вдалеке опалило солнце. Такое же безгранично голубое и яркое. Я аккуратно ступила босыми ногами на гладкий козырёк и балансируя, добралась до парня и селя с ним рядом. Подняв глаза на небо, я застыла, уставившись на прекраснейший вид. Отсюда, с крыши поместья, было отлично видно восходящее солнце, крышу академии, многоэтажные дома в центре и верхушки елей и сосен в лесах вокруг города. Я совсем не чувствовала холода от восторга, от детской радости, которая наполнила меня. Последний раз я встречала рассвет с отцом, когда мы сидели в архиве гильдии и болтали обо всём. Это было чем-то настолько потрясающим, что этот момент, это воспоминание запомнилось мне до мельчащих подробностей. Помниться тогда у папы была сломана рука и его не допускали к работе, поэтому он сидел со мной и рассказывал всякие истории, обучал латыни и пересказывал сюжеты древних книг, цитируя некоторые моменты. А теперь... Всё было фактически так же. Я точно запомню этот момент навсегда. Его голубой блеск в глазах и улыбку уголками губ, растрепанный сонный вид и его взгляд на мне. Спокойный, добрый. Без льда в глазах, без странного желания то ли укусить меня, то ли ещё чего. Я улыбнулась ему в ответ и восторженно вздохнула, убирая волосы на одну сторону. Парень осмотрел меня, изучая глазами мою шею и плечи.

- Как же красиво... – прошептала я, рассматривая горизонт, изобилующий яркими красками восходящего сентябрьского солнца. – Так бы и смотрела не это всегда...

- Мне тебя огорчить или оставить приятные впечатления о моменте? – он усмехнулся, склонив голову и всё так же продолжая меня рассматривать своими ярко-голубыми глазами.

- Ты однозначно сказал бы, что «всегда» – это слишком долго и в конечном итоге мне надоест. Но заметь, сейчас ты сидишь тут со мной и тоже смотришь на восходящее солнце! – я улыбнулась и повернулась к нему, взглянув в его глаза, неотрывно на меня смотрящие.

- Кто сказал, что я смотрю на солнце? – он улыбнулся нежно и красиво, опустив руки на козырёк и сжав на нём пальцы.

- Можно спросить? – я пододвинулась ближе. Продолжая собирать волосы на одной стороне, часто их поглаживая и стягивая на один бок.

- Давай.

- Мирослава сказала, что помогала тебе с отцом. Что она имела ввиду? – парень моментально изменился в лице. В нём была и растерянность, и злость, и возмущение, и страх. Он приоткрыл рот, что бы что-то сказать, но потом закрыл и отвёл от меня глаза, нервно вздыхая.

- Я не думаю, что тебе стоит об этом знать... – он покряхтел и сжал руки в кулаки, отчего по запястью и предплечью потянулись синие вены. Он был голоден, однозначно. Карс выглядел и раздражённым и растерянным одновременно. Его глаза метались, а губы дрожали. У меня бешено застучало сердце: что он такого сделал?