Я прижала край губы зубом.

— Какое убожество… Без меня театр поскучнел, как я заметил, — высказал появившийся Сатклифф, переодевшийся в униформу. — Если раньше все дополнялось песнями и стихами, так за пять вы успели быстро скатиться до одноразовых произведений. Все, что мы ставили раньше, запоминалось множеством поколений людей. Если сравнить с современной музыкой, то это просто никуда негодная попса. На Финале такое очень стыдно было играть.

После этого напряжение моментально повисло в атмосфере.

— Что? Одноразовая попса? — переспросил Велдон. — Ты сравниваешь нашу великую труппу с какой-то попсой?

— Какой век — такое, в основном, и качество, — подзадорил его Грелль, с игривой улыбкой пожимая плечами.

Выражение лица Велдна искрилось от гнева.

Он повернулся к нам спиной, между тем искоса взглянув на меня через плечо: зрачки в лимонных радужках угрожающе сузились.

— Мне опять все повторить, как в прошлый раз? Мне опять тебя ударить?

В груди не осталось места для ровного дыхания — все заполнилось ожиданием быть вновь поломанной.

Краем глаза я заприметила, что Грелль едва сместился, чтобы встать на защиту меня. Но когда я сжалась от страха, вдруг ему и Велдону наотмашь воспрепятствовала пересекающая потрясение рука, затянутая в черную перчатку.

Аристократическая ладонь настолько быстро и неожиданно впечаталась в стену, что поток воздуха, возникший от этого движения, подхватил две мои выбившиеся пряди; они невесомо качнулись.

Мои глаза сделались удивленными, когда длинная рука встала преградой между мной и чуть было не замахнувшемся чародеем.

Я посмотрела наверх, в его глаза, льстивые и сжигающие душу, но чужие и пустые, как два осколка гранатового стекла.

— Себастьян? — услышала я и, повернув голову, завидела потрясенного шинигами, в чьем таком же, как и у меня, взгляде застыли непонимание и тревога.

Так же услышала, как непонимающе шипит Велдон:

— Какого черта…?

— Вы в порядке, госпожа? Он не сделал вам больно? — В рубиновых глазах, пронзающих через тень ресниц, просвечивала забота, но само присутствие моего телохранителя притесняло; порождало удивление у всех остальных.

Давало козырь в руки истине.

— Госпожа? — бледнея, шинигами посмотрел на меня, плохо запрятывая гнев за пятигранными очками.

— Грелль, я тебе сейчас все объясню, — обернувшись к нему, в испуге спохватилась я, но отчетливо знала, что мне ничего не послужит оправданием.

— Не пытайся, я ведь не слепой — я все прекрасно вижу. Глупая, ты понимаешь, на что подписалась? Ты понимаешь, чем это все закончится?!

И мне было стыдно, как ребенку перед родителями.

Я всегда хотела оставаться в его глазах беспорочной, но даже исповедь и причащение не смоют с меня то, что случилось.

— Ты заключила контракт с демоном? — обратил на себя внимание Велдон.

Заглотнув поглубже воздуха, я не подавила в себе запала, выкрикивая сгоряча:

— Да, я сделала это, чтобы меня больше никто не трогал! Нет, чтобы ты меня не трогал! Чтобы я исчезла из твоей жизни! Я больше не хочу ни в чем участвовать. Вот уже где все твои игры.

Не давши дальше вздорить, Себастьян встал рядом со мной.

— Госпожа абсолютно права, мистер Рей. С момента заключения контракта я являюсь ее личным телохранителем. К сожалению, при таких обстоятельствах ваша магия просто-напросто бессильна. Вы не сможете ее убить или поглотить душу, потому что вы проиграете. Попытаетесь поискать кого-нибудь другого. У вас получится. — Губы мужчины, кривые от улыбки, повторили, как заклинание: — Откажитесь от своей мечты. Это же так просто.

— Я долго иска…

— Не лгите мне. Совсем недолго, — однозвучно, но веско говорил ему Себастьян. — Не надо напрасно преследовать ее, ведь когда догоняешь, от тебя бегут. И вы так же быстро найдете ей замену. Поверьте, мои слова не могут быть оспоримы, потому что это — чистая правда.

Без уклончивости, слова мужчины сулили Велдону как исходным рубежом, отсекающим его стезю к окончанию Игры.

Без возвращения…

— Отказаться от мечты? От своей мечты? Вы шутите? — Маг интонировал с легкой усмешкой. — Я никогда не отказывался от своих целей.

— Вы будете жалеть о том, что оставите ее. Душа смертной уже не так чиста, как вам кажется. — Себастьян взял мою правую руку и стянул с нее бинты, скрывающие печать договора. Рей и Сатклифф вгляделись в запястье, поднятое рукой демона. — Она прикоснулась ко тьме — значит, уже запятнала себя… В ней останется эта часть, даже если она сотни раз замолит свои грехи.

У Грелля задергался кадык. Жнец начал нервно сглатывать, не спуская с меня взгляда.

Чтобы не смотреть шинигами в глаза, я опустила голову; чувствовала, что бешено сгораю. Не только перед жнецом…

Перед Богом.

***

Охваченный ветром, Грелль стоял на краю крыши, где открывался простор для ночных огней.

— Подожди! — вылетел из моего горла крик, когда ноги сами понесли вперед.

— Что, Юли? — обернулся жнец, словно интонацией голоса цепляясь за остатки своей злости.

Я не смогла выдержать этого взгляда, и уткнулась лбом в грудь, там, где область сердца.

Прошептала, закрывая глаза:

— Прости меня…

Я слышала стук в его груди — на изумление, он был такой же безмятежный, но все равно переживала мучительный страх.

Еще саднило.

Неожиданно руки жнеца легли на мои волосы, снимая резинку и пропуская между пальцев пряди, соскальзывая от затылка до скул.

Грелль глубоко перевел дыхание.

— Такой глупой все прощается… несносная.

В глазах напротив меня я видела не просто затаенное, но пронизывающее, то, от чего стынет плотным льдом кровь и мучительно режет, как пилой.

Я с нежностью смотрела на мужчину, до предела сгущая странные мысли в осторожно произнесенных словах:

— Ты ревнуешь меня? — И выдохнула, прежде чем зеленые глаза пораженно расширились: — Сильно?

Но удивление не было долгим — вопрос обратился в забаву для Сатклиффа, откликнувшегося на эти слова с ребяческой улыбкой.

— К этому демону? И не собирался. Зачем мне это?

После этого теплый поцелуй встретил мой лоб.

Шинигами вылил дыхание на меня, согрел им.

— Я просто верю тебе.

Отдаляясь от меня, он еще держал мою руку, а когда повернулся, чтобы спрыгнуть, связывающий нас замок из пальцев разорвался на две части. Между ладонями пролетел холодный ветер и украл созданное нами тепло.

Дыши.

Я все еще слышу этот отголосок в своей голове. Я слушаюсь его.

Я буду дышать.

***

Под напором мои рук рамы окон разомкнулись и теперь словно висели над землей, а в стеклах прозрачно отражались крыши домов и темно-синее небо.

— Вам небезопасно открывать окна ночью, — услышала я голос телохранителя, не поворачивая к нему лица. — Вы можете простудиться и заболеть.

Неподвижная и до сих ходящяя по лезвию ножа, я ответила ему, превозмогая возникнувший спазм в горле:

— Я хочу так…

Небрежно смятая рубашка, слабо подвязанная поясом, распахнулась на стесненной лифом груди; растрепанные волосы развевались на легком, обволакивающим влагой ветру.

Ночь понемногу глушит чувство суеты.

Мне никогда не понять черно-белое сознание Себастьяна, и я не прошу у него утешения.

Можно, но не хочу. В этом мире он лишь человек, творимый внутренним бесом.

Я чувствовала спиной его съедающий, но внешне невозмутимый взгляд.

— Что тревожит вас?

Когда он спросил, пустота в груди выросла.

— Ты мой телохранитель, и в твои обязанности входит только защита. Вскрывать тебе свои чувства я не собираюсь…

— Как вам будет угодно, — услужило, как по заданной программе, сказал Михаэлис.

Доверие расщепляется на крохотные куски.

Я выжжена, расколота, опустошена…

Демон не выставлял самого себя — он слишком хорошо скрылся за человеческой пленкой.

Поддельный.

— Моя порука — ваша безопасность. Я обещаю, что никаких посягательств на вас больше не совершится. Я всегда буду на вашей стороне.