— Не бойся, — с добротой в голосе поддержал меня индус.
Но не смотря ни на что, спокойствие покинуло мою душу:
— Это вы меня так уговариваете? Я не такую себе жизнь представляла. Я не понимаю, почему вы так начали беспокоиться за меня? Вам оно надо? Я ведь, по сути, нужна вам только из-за своей души.
— Чистой души. Но если хочешь, чтобы мы вообще не касались твоей жизни, окунись в грязь. Твоё сердце станет чёрным, ты пойдешь в стадо и тогда на одного нормального современного человека будет больше. В Игру Искусства вступают многие… Если кто выдерживает, конечно… И если кто не боится переступить порог ада и реальности.
— Что это все значит? - наигранно забавляясь, спросила я. — Опорочиться, чтобы выжить в этом мире? Нет… Лучше погибнуть светлой, нежели так, как ты предложил.
— Так и проверяются люди. — Потянулась еще одна дымовая струя. — Ты права, абсолютно права. Но ты не одна такая, кто прошел через нас. До тебя мы находили тысячи чистых душами людей и с помощью таких провокаций проверяли на прочность. Как оказалось, все они были недостаточно сильны, дабы сохранить свою чистоту. Кто-то начал грешить, кто-то покончил жизнь самоубийством… А вот ты… Ты, действительно, сильный человек, твёрдый… Такой нам и нужен.
— Это безумно. Такое прийти в голову может только сумасшедшим.
— Ну раз так, — индус встал и хлопнул в ладоши. — Добро пожаловать в нашу семью!
— Да, кстати, за нового участника! — согласилась девушка, перестукиваясь кружками с подругой и опрокидывая в горло то ли кофе, то ли чай, не знаю.
— А теперь пошли на репетицию, — громко заявил ещё один игрок, махнув рукой. — У нас на носу колоссальный спектакль, работы — неимоверное количество, так что прошу отклониться, — последние словами были адресованы нам с Велдоном, который повелительным жестом приказал уйти отсюда:
— Все свободны. Нам нужно остаться наедине. Поняли намёк?
— А то нет! — отозвался самый задорный, когда другие, не теряя ни минуты, один за другим выходили из полутемного помещения. — Велдон, давай, тряхни стариной.
— Иди ты, — чуть не блеванул чародей, осекаясь, — кхм… на сцену.
— Понял, ухожу. Мадам, — поклонился мне индус и закрыл за собой дверь.
Дела из рук вон плохи, а любые средства сбежать исчерпаны. Нас словно отрезали ото всего внешнего мира, чтобы сблизиться с магом и довериться ему. Видимо, мне суждено было стать их главной мишенью.
Велдон прилег, опираясь на локоть.
— Поговорим? — На кровати разметались его длинные светлые волосы.
Узкая мокрая блузка немного натянулась на моей груди, когда я сделала глубокий вдох, затем выдох, не отводя глаз от огненных всполохов во взгляде мужчины.
— А что нам ещё делать?
Расцветая в улыбке, он притронулся к моей щеке непослушными пальцами:
— Ты такая чистая. Ни капли пошлости. Знаешь, уже опротивело видеть распутных девок… а так хочется невинности и тепла.
Я постаралась не обращать внимание на его бестактность.
Мой голос оставался неизменным — ровным и полным холода, с нотками безысходности:
— Скажи еще что-нибудь. Во мне и так пустота. Мне уже все равно.
— Как хочешь, — согласился Велдон, поднимаясь с кровати. — Я не хочу терять такую личность, как ты. Вступай в Игру Искусства. Я знаю, что так будет намного лучше, потому что мертвых с погоста не носят. Пойми, ты не сможешь повернуть назад, но потом будешь с большой гордостью почитать театр.
— Кажется, ты лучше знаешь, чем я…
Но эти правдивые слова жалили, словно змея опасным ядом.
— Мне же, в конце концов, слишком много лет. По человеческим меркам мы, Игроки, переходим всякие границы. Если станешь частью нашего коллектива, то останешься молодой навсегда. У тебя появятся большие возможности, как у всех здесь присутствующих. Знаешь, как это здорово?
Всё звучало чрезвычайно убедительно, но что-то останавливало меня:
— Я подумаю — в этом плане нужно поступить рассудительно. Дай мне время.
— Времени мало. Решение должно быть принято прямо сей…
— Дай мне сделать свой выбор! — не выдержав, вспылила я. — Мне решать, по какой дороге идти, а не вам!
Возможно, я поступила слишком смело, но после этого мне стало намного лучше, словно камень с души свалился.
— Хорошо. — Моё положение обязывало к снисходительности не только меня, но и Велдона, который больше не прикасался ко мне. — Будь по твоему, Джулия. Но будет выброшен последний козырь. Главное, чтобы твой выбор оказался для тебя безошибочным.
***
Жизнь протекала как в тумане, и вскоре пребывание в Стокгольме оказалось особенно опасным и более рискованным. Существование в столице превратилось в сущий ад, где я была абсолютно одинокой и никому не нужной, кроме Игроков и Велдона.
Моя душа не может вновь прикоснуться к одиночеству — это ранит, как нож.
Вот уже во второй день охваченный удрученностью, я пятый час никак не могла справиться с выбором. Два пути. Два решения. Два будущего на собственное усмотрение.
Разбить или удержать… Решайся.
Разбить? Значит, сбросить осколки в бездну… Чтобы не было мучительно больно.
Взглядом я зафиксировала чемодан, поставленный в углу. Я знала, что все это значит… Уйду — денег на проживание в гостинице не достаёт. Я первая сделаю шаг назад. Здесь можно было бы поставить жирную точку, только… Мысли о свободе и плене давно затаились в глубине сердца, меня уничтожало одно словосочетание «игра огня». Всё встало поперёк горла.
Вокруг одна тишина и больше ничего. В комнату, в розовой полумгле заката, беспрепятственно врывается холодный воздух.
Меня всё и вся раздражает, хотя раньше такого не наблюдалось. Я с горечью передразнивала спокойный голос Велдона, едва сдерживая слёзы, когда тот позвонил мне, чтобы узнать ответ. Но его я дать пока что не могла.
Это боль. Невозможная убивающая боль. Поэтому я никогда не прощу существования Игры Искусства. Повторюсь, никогда.
— А может, ты всё-таки изменишься в худшую сторону, чтобы жить без нас дальше? Будешь пить, давать всем мужчинам за деньги, воровать?
Сердце было готово сразу разорваться от такого вопроса.
— Нет, - сглотнула я, - это исключено.
Потом я долго смотрела на светящийся экран телефона, прокручивая все слова, сказанные магом. Не стало мне от него простого житья.
Стать грязной девушкой… Нет, я не хочу терять настоящую себя.
Я прижала подушку к груди, закрыла глаза и уткнулась в смятые волны чистого одеяла. Бессонница сильно давит тело. В горле стоял горький ком, щеки были залиты слезами, легкие горели от боли, а мое лицо, красное и заплаканное, наверное, не так симпатично, как прежде.
Меня полностью снедала тоска. Я не могла сказать всё, как есть… Я боялась признаться своему отцу в том, что скрывала ото всех друзей и знакомых. Лишь родитель знал, как мне будет лучше поступить… И нынешнее положение уж вряд ли можно исправить.
Сердце, изнывающее от боли, билось медленно, но слишком больно отдавало в груди.
Слушая отдаленные посторонние звуки, я снова преодолеваю страх и набираю номер в никуда. Звоню непонятно кому, в надежде услышать нежный голос отца, но отвечал всегда кто-то другой. И в этот раз я завершила вызов, продолжая лить слёзы и задыхаться от нехватки кислорода.
В последнее время я часто кашляла.
По жилам течёт кровь, дышать становится слишком трудно, и это перерастает в тошноту, резко переходящую на рвоту, и вот, на пол выплескивается лужица густой алой крови. Я отчётливо понимаю, что у меня широко открыты глаза, а лёгкие сжимаются в жутком спазме.
Кашель возобновляется.
Опираясь дрожащими руками о стену, я шла на кухню, чтобы выпить воды, но когда попыталась налить её в ёмкость, то с ужасом увидела, что прозрачная струя бежит прямо мимо кружки.
Не получается. Ничего не помогает.
Сознание теряется со скоростью молнии. Приступ вогнал меня в наихудшее состояние, и чем это всё чревато — неизвестно.
Я падала, потянув за собой стеклянный графин, который разбился вдребезги, и осколки рассыпались около меня, теряющей рассудок. Штора, судя по отметинам на ткани, тоже упала моим стараниями. Я захлебывалась собственной кровью, что рвалась из горла наружу крупными потоками, и становится ясно, что это грань, два пути, два слова: жить или погибать. Что-то одно, но последствия необратимы.
