В 1464 году в Кремле была установлена скульптурная работа «Святой Георгий Змееборец». Вот что пишет о ней О. Яхонт, исследователь древнерусского творчества:

«Ермолинская летопись сообщает, что в 1464 г. «месяца июля 15, поставленъ бысть святыни великий мученикъ Георгии на воротех на Фроловьских, резанъ на камени, а нарядомъ Васильевымъ Дмитреева сына Ермолина». Этот текст, к счастью, связал сохранившуюся древнюю скульптуру с конкретным именем и датой. В то же время интерпретации летописного понятия «нарядомъ», а в перечне других работ Ермолина «предстательством», в дальнейшем породили весьма спорные понимания формы деятельности В. Д. Ермолина. В 1905 г. И. Е. Забелин утверждал, что «предстательство» – это «заведывание и попечение» и что В. Д. Ермолин отличался наибольшим опытом «в строительных делах, хотя и не был зодчим, архитектором и подрядчиком, а только предстателем, т. е. попечителем дела». Через десять лет Н. Н. Соболев без какой-либо научной аргументации превращает В. Д. Ермолина в «русского зодчего XV века» и автора скульптурных белокаменных икон св. Георгия и св. Дмитрия Солунского».

Святой Георгий Змееборец. Фрагмент рельефа с Фроловских (ныне Спасские) ворот Московского Кремля

«Двухвековое иго прервало многие ремесленные традиции в Древней Руси, и потому итальянские мастера, их сохранившие и умевшие выполнять самые различные работы – строительные, инженерные, фортификационные, способные отливать пушки, чеканить монеты, ваять в камне, писать картины, были желанными в Москве. Среди них присутствие венецианцев для нас важно не только потому, что в скульптурной иконе св. Георгия нами вы явлены ремесленные традиции обработки камня, характерные именно для региона Венеции, но и потому, что для венецианской культуры того периода характерны рельефные изображения св. Георгия на стенах и арках, а в храмах было принято устанавливать большие каменные статуи всадников, близкие по размерам исследуемой иконе (надгробие Коллеони в церкви св. Иоанна и Павла). Отличает венецианцев и то, что они знали византийские иконописные образцы, ценили их и сохраняли в своих храмах, в первую очередь в соборе св. Марка, были терпимы к православной «греческой» религии – греческая диаспора имела свои храмы и сохраняла свои традиции. Поэтому выполнение столь большой и сложной скульптурной иконы по византийскому образцу для венецианского мастера было привычным. Еще в период крестовых походов в католических странах изображения святых, в том числе и св. Георгия, были изменены для противопоставления византийским иконам: они по лучили новые средневековые одеяния. В результате св. Георгия стали изображать в рыцарских средневековых доспехах вместо канонического древнеримского одеяния.

На невозможность привлечения к изготовлению исследуемой иконы мастеров из центральных и северных стран Западной Европы не только в середине, но и во второй половине XV в. неоднократно указывали многие историки. Как в свое время заметил И. Е. Забелин, ремесленников и мастеров разных профессий «добрые наши соседи не пропускали через свои земли – по северной границе немцы, на средней Литовско-Польское государство, на юге Валашские владетели». Поэтому западноевропейские мастера, и в основном итальянцы, могли прибыть в Москву только через черноморские фактории венецианцев и генуэзцев.

Все это дает основание считать, что В. Д. Ермолин при изготовлении скульптурной иконы св. Георгия выполнял, как уже отмечал И. Е. Забелин, «наряд» и являлся «предстателем», то есть попечителем работ, изваяли же ее итальянские (венецианские) скульпторы».

Поблагодарив О. Яхонта за ценную информацию, позволим себе с ним не согласиться. На своих работах вольные каменщики ставили всегда свою «марку» – свой фирменный знак – а не знак и не фамилию руководителя работ (тем более – прораба). Нет, русский мастер вполне мог справиться с самой сложной работой – если его предварительно кто-то этой работе научил.

Кто научил? Кто-то из итальянских масонов? А когда вообще возникло масонство в Италии?

Классическая «Энциклопедия франкмасонства» называет дату – 1733 год, и место – Флоренция. В качестве первого человека, занесшего масонство в Италию, называют Чарльза Секвилля, герцога Дорсетского, английского масона. Книга Карло Адорни «Ливорно под знаком наугольника и циркуля» (очень редкое издание одной из ливорнийских масонских лож) в качестве отца-основателя итальянского масонства называет некоего Генри Фокса, английского математика, работавшего при дворе герцога Медичи. Год при этом называется тот же – 1733…

Так что же, в России масонство появилось раньше, чем в Италии? Позволим себе в этом усомниться. Конечно, если говорить о современном масонстве в его «чистейшем» виде, то оно появилось в 1717 году – хотя понятно, что ложи спекулятивного, умозрительного масонства появились раньше, иначе, кому было бы объединяться в Великую ложу? Однако если мы хотим поговорить не об оперативных масонах – то есть людях, которые реально имеют дело со строительством – а об обществах со строительной символикой, то нам следует обратить внимание на флорентийское сообщество «Мастерок».

Орден «Мастерок» был основан во Флоренции в 1512 году, и объединял ученых и литераторов – в общем, людей творческих профессий, которые сегодня часто объединяются в масонские ложи. Важно заметить, что большинство этих людей не имели к процессу строительства ни малейшего отношения.

Общество это было скорее развлекательным, чем серьезным. Его члены собирались в помещении ложи, одетые… каменщиками, и перед началом трапезы принимались строить Вавилонскую башню из подносов с едой. Когда башня становилась уже достаточно высокой, грозя обрушится, председатель ложи подавал знак:

– Идет дождь!

Дождь считался серьезной помехой для строительства и законным поводом для обеденного перерыва – члены «Мастерка» разбирали здание, и садились кушать.

Сигнал «Идет дождь!» (символизирующий присутствие постороннего в помещении масонской ложи) использовался современными нам масонами вплоть до начала 20 века.

Общество «Мастерок» было не чуждо и символическим работам. Известно, что в одном из ритуалов новым членам общества предполагалось сопровождать Цереру, отыскивающую Прозерпину в подземном царстве. (Кстати, неизвестно, кто изображал Цереру – женщина (в «классические» масонские ложи женщины не допускаются) или переодетый мужчина?).

Через вход, оформленный в виде «пасти змеи», посвящаемый проходил в темную комнату, где его встречал Плутон и приглашал отведать «адской трапезы». Стол, покрытый черной тканью, был уставлен блюдами в виде человеческий костей и скелетов, а прислуживали за столом черти!

После испытания, естественно, устраивался роскошный банкет.

История утверждает, что общество «Мастерок» существовало вплоть до 1737 года! То есть во Флоренции какое-то время существовали параллельно и классическое «умозрительное» масонство, в котором творческие люди изображали каменщиков Соломонова храма – и общество «Мастерок», в котором лица свободных профессий изображали каменщиков Вавилонской башни и Древнего Рима… Есть от чего запутаться!

Так может, попробуем вообще в нашей истории обойтись без масонов?

Один раз в России уже попробовали – достаточно вспомнить историю строительства Успенского собора Кремля.

Сразу хотим напомнить, что перед началом нижеупомянутых событий по Руси прошлось монголо-татарское иго. Историки и до сегодняшнего дня не могут согласиться между собой, насколько оно было тяжелым (кто-то сравнивает с немецкой оккупацией, а кто-то – с советской властью). Факт остается фактом – в течение примерно двухсот лет каменных зданий в России почти не строили. Постройка каменного здания – и сегодня вещь непростая и недешевая, а во время «ига» на это попросту не было средств.

В самом начале 70-х годов 15-го века стало ясно, что монголо-татарское иго закончилось, и восточные соседи России уже не представляют из себя ничего такого, чему стоило бы платить дань. Иван III – собственно, первый человек, которого с полной ответственностью можно было бы назвать «Государем всея Руси» решил воздвигнуть собор в Москве, в котором можно было бы со вкусом короноваться. Прототипом строения должен был стать Успенский собор во Владимире (чуть ниже мы поговорим о том, кто, когда и как его строил). Выбор был не случаен – в Успенском соборе Владимира короновали («ставили на стол», то есть на престол) владимирских князей. Этим Иван хотел подчеркнуть свою (и Москвы) преемственность от Владимира и владимирского княжьего рода…