Счета, отчетность перед спонсорами, так и норовившими исчезнуть, и поиск новых спонсоров отнимали у нее все то время, что было не занято заботами о дочери. Временами, когда Тобиас возвращался домой особенно уставший, ей очень хотелось заполучить маховик времени и заставить себя молчать и никогда в жизни не предлагать эту идею с клиникой и всем ее новаторством, но волевым решением Эйлин все же заставляла себя брать в руки очередную бумагу или совершать какой-то важный звонок.

Так, в одно солнечное утро первого дня лета, очень похожее на все остальные с момента переезда, когда Эйлин отдала Шарлотту на попечение няни, а сама засела за бумаги возле бассейна, на лужайке возник донельзя счастливый Тобиас и, емко выкрикнув слово «Всё!», прыгнул в этот самый бассейн, подняв фонтан брызг.

― В каком смысле, всё? ― поинтересовалась Эйлин, с некоторой досадой снимая не так давно появившиеся в ее жизни очки и глядя на мужа, вылезающего из бассейна. ― Надеюсь, что не «меня всё достало, и я всё продал за доллар»?

― Нет, ― помотал головой Тобиас, плюхаясь в шезлонг рядом с ней и даже не думая себя высушить, расслабленно прикрыл глаза. ― Мы всё доделали. Клиника готова к работе хоть с завтрашнего дня! Я даже не верю, что мы это сделали, Эли!

― Поздравляю, ― улыбнулась Эйлин, уже несколько месяцев слушающая про очередные последние шаги, ― у меня, в отличие от тебя, работа не заканчивается. Завтра, к примеру, придется идти в конгресс. Надо же уведомить их об окончании работ, предъявить последние выкладки по счетами и всякое такое, ― она зевнула, чувствуя откровенную скуку, ― и подпиши уже эту кипу! ― она придвинула к Тобиасу внушительных размеров папку и ручку. ― Ты же владелец, в конце концов.

― Умеешь ты разделить момент триумфа, ― фыркнул Тобиас, придвигая шезлонг поближе и создавая в воздухе небольшой столик, ― надо же, я с этим строительством уже забыл, как когда—то не мог превратить крысу в иглу. Знал бы тогда, что смогу создавать стены, ни за что бы не поверил.

Эйлин только рассеянно улыбнулась и, покачав головой, вернулась к расчетам. В отличие от мужа, она не считала, что окончание ремонта является поводом для расслабления. В конце концов, любая клиника бесполезна без пациентов и персонала.

Реклама в местных волшебных газетах имела не слишком большой успех, и соискатели, приходившие на собеседования к ней или к Тобиасу, в большинстве случаев не выдерживали и трети вопросов.

― Можно подумать, они идут устраиваться в кафе! ― негодовал Тобиас, в сердцах захлопывая дверь за очередным мужчиной, решившим, что раз он умеет шить, то накладывать швы для него не составит никакого труда. ― И это я в Англии ругался на узость мыслей!

Тем не менее за следующие несколько недель беспрерывных собеседований Тобиасу удалось набрать в штат на первое время достаточное количество врачей, целителей и прочего персонала, чтобы к ровно пятнадцатому июля клиника смогла принять своих первых пациентов.

― Я была уверена, что их будет меньше, ― уже в который раз произносила Эйлин, глядя на ожидающих своей очереди волшебников, кто с магическими ранами, а кто и с простыми, залечить которые могли бы и сами, но пришедших в новую клинику из любопытства.

― Главное, что они есть, ― не слишком уверенно отвечал ей Тобиас, порывавшийся присоединиться к коллегам и заняться своим любимым делом, но прекрасно осознававший, что если он сейчас уйдет с головой в операции, то на руководство попросту не останется ни сил, ни времени.

Благодаря Эйлин он смог найти компромисс и здесь, оставив для практики лишь самые сложные случаи, где он мог бы удовлетворить свою потребность в спасении жизней и одновременно учить студентов, поддержка которых стала одной из самых удачных идей Эйлин по созданию имиджа для клиники.

Когда ажиотаж от открытия клиники постепенно сошел на «нет», Эйлин всерьез озаботилась тем, что, по сути, кроме смешанного с не-волшебными практиками способа лечения, в их заведении нет никакой изюминки. К началу следующей осени, видя успех Снейпов, еще несколько американских больниц закрылось на реорганизацию с целью внедрения похожих технологий и методов. Им, конечно, никто специально не рассказывал о трансформаторе, способным обеспечивать бесперебойную работу электрической техники, но каким-то образом информация об устройстве все же просочилась в массы, и теперь постепенно даже в домах обычных волшебников начали появляться телевизоры и магнитофоны, не говоря уже о тех местах, что с появлением электроники стали лучше и функциональнее.

Вот только с обучением целителей в магической Америке все было печально. Те немногие больницы, где веками обучались студенты, выступали категорически против прогресса, настаивая на верности традициям, а новые, ссылаясь на недостаток средств, зачастую готовы были предоставить лишь одно бюджетное место и остальные за баснословные для студентов деньги за обучение.

Так, Эйлин, разведав ситуацию, решилась на безрассудную на первый взгляд идею — предоставить всем желающим интернам и студентам бесплатные места для практики и даже выплачивать им небольшое пособие как полноправным работникам клиники. Единственным условием приема было то, что в последствии выпускник должен был отработать в клинике как минимум три года и только после этого мог выбрать другое место.

Первые несколько дней работы клиники показали очень неплохие результаты. Студенты успешно обучались, пациенты были довольны, и Тобиас даже наловчился проводить утренние собрания не хуже Макномары. Эйлин же, так и оставившая себе всю бумажную работу, тоже была довольна, но все же изредка грустила, что ей пока так и не удалось закончить свое такое желанное образование.

«В следующем году, я обязательно это сделаю!» — в который раз обещала она себе и понимала, что, вероятнее всего, подобное желание скорее станет традицией, чем исполнится.

***

То, что родители целиком и полностью заняты клиникой, Северусу было очень кстати. Возможно, будь он помладше, то обязательно бы пожаловался на отсутствие должного внимания к его персоне, но сейчас такое положение вещей было очень на руку. Никто не следил за его перемещениями, не читал моралей, когда он в дни каникул возвращался домой засветло с очередной пляжной вечеринки или порталом из Англии, с не менее захватывающих собраний приспешников Темного Лорда. Там, в кругу друзей, он по одному ему ведомым причинам не спешил рассказывать о своей жизни на две страны, которая, хоть он и не говорил прямо, но очень ему нравилась.

Дома же он мог позволить себе сбросить все маски, играть с подрастающей Шарлоттой и в какой-то момент тайком привести в собственную спальню малознакомую девицу, явно не волшебницу. Впрочем, о том неловком первом разе и последующих за ним, случившимся аккурат после пятого курса, он тоже никому не рассказывал. Тогда он был очень зол на Лили, себя и всю ситуацию в целом.

― Я же просил прощения, ― злобно говорил он какой-то девице, единственной, кто, казалось, внимательно слушал его из всей веселой компании едва знакомых молодых людей, ― почему нельзя просто простить? Я же прощал!

― Потому что ты девственник, ― пожав плечами, ответила она, с шумом втягивая остатки коктейля через трубочку, ― это скучно. Девчонки такое чувствуют, но эта проблема быстро решается. Мы не любим мямлей, заешь ли. Мы любим крутых парней. А ты крутой?

― Я то надеялся… ― начал было Северус, но, вдруг почувствовав эмоции, а затем, не без помощи недавно освоенной легилеменции, узнав желания собеседницы, рассудил, что следует воспользоваться случаем хотя бы просто ради мести и опыта и ответил: ― Хочешь проверить?

На следующее утро он даже не мог вспомнить, знал ли он имя этой девчонки, что сейчас лежала на его подушке с размазанной по глазам тушью и от этого так похожая на панду. Толкнув ее в плечо, он, покраснев, предложил ей сходить в душ, но она только морщась выбралась из кровати и, бормоча что-то о своих родителях, которые наверняка всыплют ей по полной, очень быстро убежала. В то лето Северус словно сорвался с цепи после этого случая, ставя цель найти себе новую девушку едва ли не каждую неделю, и, когда у него все же получалось, радовался, слушая их глупую трескотню и считая, что Лили сама виновата, раз так легко потеряла такого клевого парня.