– Пошел ты! – выплюнула Тонкс сквозь зубы.

Долохов прищурился.

– Надо же, какое сходство, – протянул он. – Фамильное, так ведь это называется? Хотя ваша тетушка в два счета разделалась бы с оборотнем. Вам надо было больше тренироваться. Но, увы.

Тонкс на этот раз ничего не ответила. Ее вдруг покинули все силы, и она с поразительной отрешенностью слушала Пожирателя. Она просто не осознавала, что это происходит на самом деле. Вот и конец. И никакая «вся жизнь» не проносится у нее перед глазами – в общем, она так и знала, что все эти писатели просто наваливают.

– Ладно, я не садист, чтобы долго мучить красивую женщину, – скорчив растроганную гримасу, заявил Долохов.

Тонкс бесстрастно подумала, что, должно быть, приняла свой естественный облик. И даже если было бы не так, после смерти она наверняка стала бы собой – будто закончилось бы действие Оборотного зелья.

– Ты же не применяешь Непростительные в присутствии аврора, – напомнила она.

– Верно, – обрадовался Долохов. – Не буду. Он будет.

Именно то, чего она ожидала. Тонкс опустила глаза. Она не хотела смотреть, как Ремус направляет на нее волшебную палочку. К глазам внезапно подкатили слезы. Какое дерьмо! Какое редкостное, омерзительное дерьмо! И, главное, она сама виновата – всегда нужно быть начеку, сколько раз Аластор говорил ей это! А она только посмеивалась над его паранойей вместе с остальными. Поделом ей. Она крепко зажмурилась, глубоко вдыхая.

– Авада Кедавра!

***

Блейз, наконец, выбрался из этого вращающегося сумасшествия. Позади него тут же образовалась стена. Он прошел несколько футов и в растерянности замер. И что теперь делать? Крестража нет в центре. Где его искать? Он медленно сжал кулаки, хрустнув суставами. Куда идти дальше и что делать, он пока не знал и принялся простукивать стены. Может, крестраж окажется прямо в этой стене, чем черт не шутит. Блейз действовал машинально, будто на автомате – сегодня он делал так все, а его мысли неотступно крутились вокруг отца. Блейз с силой стукнул кулаком по стене.

– Ты сдохнешь, подонок, – сквозь стиснутые зубы процедил он.

От ненависти, переполнявшей его, хотелось крушить стены, швыряться проклятьями в исступлении, орать, пока не сядет голос. Где-то неподалеку раздались голоса – ему показалось, что он слышит Стеллу Блэк. Блейз оглянулся – и очень вовремя: он едва успел отскочить в сторону, когда с противоположной стены на него прыгнула какая-то тварь. Вцепившись когтями в стену, тварь издала высокий омерзительный звук и повернула к Блейзу человеческое лицо. Он пригнулся, уклоняясь от скорпионьего хвоста, и почувствовал, как вспотели ладони – он столкнулся с настоящей мантикорой, чья шкура отражает практически все существующие заклятья!

Скорпионий хвост опять взвился вверх, готовясь к прямому удару. Блейз материализовал щит и с трудом поднял его над головой, но жало легко проткнуло его всего в дюйме от его руки. Пытаясь избавиться от железки, мантикора с возмущенным воплем взмахнула хвостом. Блейз почувствовал, как ноги отрываются от плит, плечо пронзила резкая боль, и он полетел вместе со щитом, однако успел вовремя замедлить свое падение. Его отшвырнуло довольно далеко. Сбросив щит с вывихнутой руки, он смахнул выступившие на глазах слезы и попятился. Почему в идиотском учебнике не было указано, какие именно заклятья не отражает кожа мантикоры? Может, в виду отсутствия выживших свидетелей? Но ведь его предок каким-то образом убил такую тварь!

– Авада Кедавра! – выкрикнул Блейз.

Проклятье рикошетом отскочило от груди мантикоры и пронеслось над самой его макушкой. Он на секунду остолбенел – чуть не погиб! Мантикора издала какой-то хрипящий звук – кажется, засмеялась, и начала медленно приближаться с уверенностью победителя. Блейзу оставалось лишь отступать в тупик, лихорадочно соображая, как отделаться от твари.

– Люблю лакомиться человечиной, – мантикора облизнулась, прищурив глаза с вертикальными зрачками.

Конечно, глаза! Слабое место любого живого существа. Блейз направил сноп искр в глаза мантикоре, но почти сразу пожалел об этом: тварь завизжала и принялась молотить хвостом. Блейз вжался в угол, прикрываясь рукой от каменной крошки и молясь, чтобы хвост не попал по нему.

– Умрешшшшь! – зашипела мантикора, занося над ним хвост.

«Это конец», – пронеслось у него в голове. Жало нависло над ним: гадкое, с полупрозрачным пузырем яда, приносящего страшные предсмертные муки… И снова ему повезло: хвост обвили две цепи, и их концы приросли к противоположным стенам, фиксируя хвост.

Мантикора разъяренно завизжала и прыгнула на стену. Цепи, не выдержав, лопнули, одним концом Блейза хлестнуло по голове, и он сполз по стене, оглушенный ударом. Теплая струйка потекла из-под волос на лоб.

Профессор Снейп попятился.

– Что ты делаешь, бестолочь! – он попытался завернуть назад подскочившую к нему Стеллу, но та, юркнув у него под рукой, применила к твари телекинез.

Бесполезно – толстая шкура мантикоры была надежной защитой.

– Назад! – прикрикнул профессор, но мантикора легко обогнала их и ударом лапы смела к стене. Чья-то волшебная палочка покатилась по полу.

Мантикора опять занесла хвост.

– Боже мой! – Стелла инстинктивно прижалась к Снейпу и крепко зажмурилась.

Мантикора оскалила зубы в предвкушении, и Блейза охватила вспышка ярости. Должен ведь быть способ! Ведь какому-то ублюдочному Забини это удалось! Если бы ярость могла убивать, то мантикора сейчас скончалась бы от одного его взгляда.

Стоило ему так подумать, и монстр мерзко завизжал, припав к полу. Блейз удивленно моргнул. Мантикора опять поднялась и с яростью уставилась на него.

– Убьюууууууу! – она понеслась на него, но Блейз уже понял, что дар его папочки, наконец, проявился.

Он сосредоточился на своем отвращении к мантикоре, и она упала, корчась от боли. Стелла и профессор Снейп поползли вдоль стены, спасаясь от бешено мечущегося хвоста. А Блейз почти физически ощущал, как его эмоции превращаются в тонкие струи магии, проникающие прямо в черепную коробку Темной твари и приносящие ей адскую боль. Мантикора была бессильна против его силы, и Блейза захлестывало упоительное ощущение власти над другим живым существом. Вот из ее носа полилась черная, тягучая, как смола, кровь, а голос уже осип от вопля боли. Она даже не извивалась больше, а лишь жалобно поскуливала, и ее лапы подрагивали в предсмертной судороге.

Наконец, мантикора затихла, и Блейз запрокинул голову, переводя дух. Теперь он точно знал, какие чувства порождают и питают эту силу и презирал отца еще больше. Вот, значит, что он чувствовал, тренируя силу на собственном сыне. Отец его ненавидел, Даниэлю было противно даже смотреть на него. Почему?

– Смотрите! – воскликнула Стелла. – У нее в спине! Это же крестраж!

Блейз поднялся на ноги и увидел вросшую в кожу мантикоры чашу Пенелопы Хаффлпафф. Он облегченно выдохнул и привалился спиной к стене.

– Думаю, – профессор поднял волшебную палочку. – Мы можем одолжить ее яд – он все равно ей больше не понадобится.

***

Тонкс всхлипывала, не прекращая лупить Ремуса обеими руками. Она, конечно, понимала, что тут его вины фактически нет, но отказать себе в удовольствии хоть как-то отомстить ему за сокрушительный удар по лицу не могла. А за попытку придушить ее она уже, так и быть, щедро отплатила ему ударом в пах.

– Прости, прости, – уже минуты три бормотал он, робко прикрываясь руками от ее ударов.

В последний момент, когда Тонкс уже попрощалась с жизнью, он направил волшебную палочку на Долохова. Тот, разумеется, ничего подобного не ожидал, и зеленый луч попал прямо ему в грудь.

– Ты придурок! – воскликнула Тонкс. – Я чуть не умерла от страха!

Она оперлась спиной о стену и вытянула ноги. Ремус с виноватым видом сидел рядом. Ей стало жаль его, и она сказала в своей излюбленной манере:

– После такого ты просто обязан пригласить меня на свидание, иначе я тебя не прощу.