– Лишние волшебные палочки нам не помешают, – высказался Грюм, опять поворачиваясь к Гиневре.

Северус неопределенно хмыкнул. Кажется, он не разделял точки зрения аврора. Все как-то растерянно молчали.

– Ну, – лорд Макнейр кашлянул. – Я отправлюсь к Нурмегарду и посмотрю, что там с переправой и можно ли ею воспользоваться.

В очередной раз распахнулась дверь, и в проеме замер Люциус Малфой. Он окинул присутствующих равнодушным взглядом и известил:

– До пяти часов вечера вы должны покинуть поместье.

Ответом ему был дружный негодующий вздох.

– А как же Кингсли? – возмутилась Тонкс.

Малфой метнул на нее надменный взор.

– Вас не учили транспортировать в Аврорате? – процедил он.

Тонкс не нашлась что ответить от возмущения.

– Превосходно, – ядовито протянула Талия, повернувшись к Сириусу.

– Чего-то подобного я и ожидал, – в тон ей ответил Блэк. – Знал бы, захватил бы какой-нибудь бесценный артефакт.

Талия понимающе усмехнулась. Люциус побледнел еще больше обычного.

– Напрасно старались бы, – выплюнул он. – Здесь не гостиница. В пять мы с вами распрощаемся, иначе вас передадут в руки британским властям.

Он развернулся, чтобы уйти, но Северус окликнул его. Малфой замер и с неестественно прямой спиной обернулся.

– Мы непременно запомним нововведения в этикете гостеприимных хозяев, – спокойным тоном уведомил Снейп.

Люциус выдавил улыбку, поняв намек, и, развернувшись, вышел, провожаемый хмурыми взглядами. Лорд Мальсибер посмотрел на Макнейра и Северуса и взмахнул рукой.

– Будто мы проходимцы какие-то! – оскорблено воскликнул он.

Северус скептично усмехнулся.

– Не будем навязчивыми, – сказала Талия. – Я сейчас отправлюсь к месье и мадам Делакурам. Мама живет у них, они наши старинные знакомые. Кроме того, когда отец отправлял во Францию маму, он заодно переправил их старшую дочь Флер. Они точно не откажутся приютить у себя на пару дней Кингсли. И… я попрошу их позаботиться о похоронах.

– Мы с Кристианом заглянем в местное отделение Гринготса, – произнес Северус. – Думаю, поступим так: мы обменяем некоторую сумму на магловские деньги и расселимся в магловском отеле в Осло. Там нас будут искать в последнюю очередь, плюс это далеко от побережья.

– Берите дорогой отель, – посоветовал Грюм. – Легче всего прятаться у всех на виду. Любой, кто хочет спрятаться, искал бы крохотную гостиницу на окраине.

Северус насмешливо изогнул бровь.

– Да что вы? Никогда бы не подумал.

Все начали расходиться по своим делам. Гермиона повернулась к Стелле.

– Спасибо за поддержку, – тихо сказала она.

Стелла взглянула на нее с прохладой.

– Я все равно считаю, что ты не была уверена в результате заранее, – ответила она.

– Что ж, – вздохнула Гермиона. – Каждая осталась при своем мнении.

Она справедливо считала, что поступила правильно. Это был выход, и выход единственно возможный. Она не собиралась ни перед кем извиняться, соглашаясь с отцом – к чему ужасаться тому, чего не случилось. И, более того, если бы время обратилось вспять, Гермиона, не задумываясь, сделала бы то же самое.

Стелла закатила глаза.

– Ты несносная упрямица, Снейп! – уведомила она не без скрытого одобрения.

– В этом мы похожи, Блэк, – улыбнулась Гермиона, но ее улыбка тут же померкла: Северус поманил ее рукой.

Она вышла вслед за отцом в коридор, готовясь к выговору. Он замер и несколько долгих мучительных мгновений смотрел куда-то перед собой. Гермиона уже смирилась со своей участью.

– Отлично сработано, – наконец, изрек отец.

Гермиона потеряла дар речи от изумления. Северус перевел взгляд на нее и криво усмехнулся. Взгляд черных глаз стал на редкость, прямо не по-снейповски мягким.

– Я горжусь тобой, – сказал он, повергая Гермиону в полнейший шок.

Несколько мгновений она просто стояла с приоткрытым ртом, а потом гордо напыжилась – впору было обеспокоиться, как бы не лопнуть от самодовольства. Она широко улыбнулась и польщено пропела:

– У меня лучшие учителя.

Северус хмыкнул, хотя скрыть улыбку ему все равно не удалось. В коридор вышел лорд Мальсибер, и они вместе направились прочь. Гермиона посмотрела им вслед, затем скользнула в соседнюю дверь, где в крохотной расфуфыренной до невозможности комнатушке в одиночестве сидел Блейз. Она хотела поговорить с ним сразу, но помешали расспросы о случившемся.

Он сидел на подоконнике, взобравшись туда с ногами, и крутил в руке злополучный кинжал. Лезвие было непривычного темно-серого густого оттенка и казалось почти черным, как только на него переставал падать прямой луч солнца. Гермиона, чувствуя себя отчего-то крайне неловко, приблизилась к Блейзу.

– Твою маму придется похоронить здесь, во Франции, – почти шепотом произнесла она, не в силах заставить себя говорить громче. – Об этом позаботятся…

Блейз продолжал упорно смотреть на кинжал с почти черным лезвием.

– … семья по фамилии Делакур… – с трудом выдавливала из себя Гермиона, ожидая, что Блейз вот-вот пошлет ее куда подальше – такое у него было мрачное лицо.

– Мне жаль, Блейз, – к глазам внезапно подступили слезы.

Блейз резким движением протянул ей кинжал и надтреснутым голосом произнес:

– Узнаешь?

Гермиона в недоумении уставилась на оружие. На лезвии, у самой рукоятки красовался оттиск фамильного герба, представлявшего собой жуткое существо с телом животного и омерзительно уродливым человеческим лицом, с капюшоном, будто у ящерицы и хвостом скорпиона. Этот герб однажды так поразил Гермиону, что забыть его она просто не могла.

– Это сделал твой отец??

Когда на званом обеде у Забини Гермиона поинтересовалась, почему у них такой герб, лорд Даниэль с гордостью ответил, что мантикору почти невозможно убить, но его предку это удалось.

– Я даже рад! – с вызовом ответил Блейз и спрыгнул с подоконника. – Я всю жизнь ненавидел его, всю жизнь мечтал, чтоб он подох!

Гермиона огорошено смотрела на его побелевшее, перекошенное от злости лицо.

– А теперь… – Блейз выглядел, как безумец, с лихорадочно горящим взглядом, весь трясущийся, так, что прядь длинных волос, выбившаяся из хвоста и упавшая на лицо, тоже мелко подрагивала. – А теперь я его убью! Сам!

Он с яростью дернул эту прядь, заводя за ухо.

– Убью! – запальчиво повторил он, будто Гермиона намеревалась ему перечить, и выскочил из комнаты, хлопнув дверью.

Она вздрогнула от звука захлопнувшейся двери, но не сдвинулась с места. Внутри зашевелился холодный ужас – почему-то ей стало страшно за Блейза.

***

Гермиона сидела в полной темноте и смотрела в окно с высоты десятого этажа фешенебельного отеля, на вечерние огни Осло внизу. Вот что ей неимоверно нравилось в магловском мире, так это вечернее электрическое освещение улиц, многочисленные фонари и неоновые вывески. Почему-то все это обилие света всегда вселяло в нее чувство человеческого присутствия, некоей незримой общности, ощущение, что она не одна и никогда одна не будет, пока горят огни человеческих жилищ. Мир волшебников не был так светел ночами. Гермионе не хотелось, чтобы кто-то вроде Темного Лорда порабощал всех этих людей, чтобы разрушил их лишенный колдовства, но обладающий чарами другой природы мир. Все должно остаться, как прежде. Два мира, соседствующие, параллельные и неповторимые. И ни в коем случае не ставшие причиной горя друг для друга. Гермионе вдруг пришло в голову, что они борются и за этот мир тоже, за два совершенно разных мира. Не слишком ли это много для того, чтобы остаться в живых? Ее охватила мучительная тревога, гложущая, непреходящая, невыносимая в этой темноте. Казалось, что все ее близкие исчезли, что, выйдя за дверь ее номера, они растворились, и огни города внизу вдруг разом утратили способность отгонять одиночество. Гермиона потянулась к торшеру, и в темной комнате вспыхнул свет. Однако стало только хуже – островок света показался еще безлюднее. Гермиона чуть не взвыла. Она порывисто вскочила с кресла и бросилась в ярко, ослепительно освещенный коридор. Сегодня ночью она не могла оставаться одна. Закрыв номер, она двинулась вдоль коридора и, отсчитав пятую дверь от своей, несколько раз тихо постучала. Ответа не последовало. Гермиона нервно потерла руки и постучала еще раз. Но, видно, Стелла уже сладко спала.