– Я решил показать тебе одно зрелище, которое можно увидеть у нас в саду летом или весной, когда розы цветут там, – он поставил тяжелый сосуд на землю. – Но до лета еще далеко, да и всякое может случиться, поэтому я прибегну к запасному варианту.

– Всякое может случиться? – переспросила Гермиона. – Ты имеешь в виду, если мы не доживем до лета?

Регулус несколько мгновений молчал, внимательно глядя на нее.

– Пока я и Снейп живы, мы не позволим тебе погибнуть, – тихо произнес он.

Гермионе стало жутко от его слов.

– И сами не вздумайте погибать, – испуганно и почти умоляюще прошептала она.

Регулус некоторое время молчал, криво улыбаясь, затем вздохнул и присел рядом с сосудом.

– Готова увидеть одно из самых сказочных чудес природы? – с немного наигранным весельем спросил он.

Гермиона машинально кивнула, сама думая о том, что хотела бы в ответ услышать обещание, что он не умрет. Блэк закусил нижнюю губу, будто самому не терпелось увидеть это – впрочем, так оно и было. Он не без труда откупорил сосуд и…

В первый миг Гермиона зажмурилась от резко ударившего в глаза яркого света. В то же мгновение розы взорвались неистовым звоном, словно вдруг забили малые церковные колокола. Гермиона открыла глаза и изумленно выдохнула. Прямо из сосуда к потолку протянулась ослепительно яркая радуга, сияние, исходящее от нее, рассеивалось бесчисленными цветными бликами, и казалось, будто они с Регулусом стоят в центре северного сияния. Стеклянный потолок и стены окрасились во все цвета спектра, пляшущие по ним блики были похожи на осколки, причудливо сочетающиеся в калейдоскопе. А розы, розы звенели, творя восторженную тонкую мелодию, приветствуя, казалось, саму жизнь, знаменуя приход весны, как ее торжественная свита. Бутоны широко раскрылись, розы повернулись к радуге, как подсолнухи поворачиваются к солнцу, и взволнованно подрагивали, будто подпрыгивая на ножке, чтобы получше рассмотреть предмет своего обожания. И от этого создавалось впечатление, будто в оранжерее плещется море, усеянное розами, и они колышутся на волнах, полностью скрытых от глаз их лепестками. Ничего более прекрасного Гермиона не видела никогда в жизни. Она засмеялась, кружась на месте, стараясь рассмотреть и запомнить каждую деталь. Даже в самом лучшем из снов ей не грезилось подобное.

– Это… это неимоверно! – восхищенно воскликнула она, повернувшись к Блэку.

Цветные блики скользили по лицу Регулуса, огоньками отражаясь в темных глазах. Он стоял, сунув руки в карманы брюк – небрежный, красивый, как говорится, «блестящий молодой человек» и, при этом, такой… родной. Хотелось прижаться к нему и не отпускать. Гермиона шагнула к нему ближе.

– Знаешь, я еще никогда до того букета не видела роз-перезвон, если не считать фотографий, – сказала она. – А так много и подавно, – она еще раз восхищенно осмотрелась. – Я словно в сказке, – а про себя добавила: «И ты – неотъемлемая ее часть».

– Эти крикливые розы вывел один из наших предков, – произнес Регулус, глядя на звенящие цветы. – Правда, он хотел создать «дозорные» розы, которые бы били на сполох, но обставить природу ему не удалось – цветы ведь созданы для красоты. Получилось нечто очень далекое от его замысла.

Цветы, казалось, даже листья протягивают к радуге.

– То, что вышло, нравится мне намного больше, – заметила Гермиона.

Регулус усмехнулся уголками губ.

– Да, в нашей семье есть одна поговорка насчет этого, – задумчиво протянул он. – Временами правдивая, кстати.

– Какая? – заинтересовалась она.

– «Перезвон цветет там, где сердце Блэка».

Гермиона посмотрела на него.

– А что значит «временами правдивая»?

Регулус улыбнулся.

– Ты, должно быть, так и не побывала в саду Стивенсонов. Там перезвонов не меньше, чем здесь, причем расти они начали, когда Талия встречалась с Сириусом. В поместье Розье их тоже когда-то было много, сейчас, правда, не знаю.

– У Розье? – округлила глаза Гермиона.

– Ну да, Друэлла Блэк, мать моих кузин, в девичестве была Розье, – объяснил Регулус. – А у Лестрейнджей, например, перезвоны были посажены еще где-то в девятнадцатом веке, но, когда Белла к ним переехала, все усохли.

Гермиона изумленно подняла брови.

– Да уж, очень в духе Беллатрисы, – пробормотала она.

Регулус задумчиво помолчал, потом глубоко вздохнул и произнес:

– Розы-перезвон считаются чем-то вроде нашего второго герба.

– Почему? – опять удивилась Гермиона.

Блэк по-кошачьи прищурил глаза, и, казалось, предвкушал ее реакцию на свои следующие слова.

– Просто матерая псина не совсем подходит для вещичек вроде этой, – он вдруг поднял руку, в которой неведомым образом оказалась обтянутая алым бархатом коробочка.

Гермиона перестала улыбаться. И дышать.

– Поэтому фамильные обручальные кольца Блэков выглядят так, – совершенно невинным тоном сообщил Блэк.

Коробочка вдруг открылась. Сияние радуги преломилось в гранях бриллианта, выполненного в форме цветка розы с двумя закрытыми бутонами по бокам. Камень был некрупным, благодаря чему выглядел изящно и изумлял тонкостью работы – можно было разглядеть каждый крохотный лепесток. Гермиона какое-то время ошеломленно пялилась на кольцо, сомневаясь, правильно ли понимает происходящее. Но, в самом-то деле, не предложение же он ей делает?! Это же… невозможно. Наконец, она кашлянула и выдавила, глядя на галстук Регулуса:

– Красиво… да… и радуга с розами… нам пора на ужин…

Регулус продолжал стоять, загораживая ей тропинку. Ладно, спокойно. Она все не так поняла. Собравшись с силами, Гермиона подняла на него глаза и твердо осведомилась:

– Что происходит?

Регулус расплылся в ехидной ухмылке. О, нет. Кажется, поняла она правильно. Блэк продолжал улыбаться – очевидно, его забавлял ужас, отразившийся на лице Гермионы.

– Что ж, я попрошу тебя послушать внимательно, сейчас я скажу тебе нечто ужасное, – бессердечно заявил он.

Гермиону так и подмывало попросить не делать этого, но она напрочь лишилась дара речи. Он в самом деле собрался делать ей предложение! Теперь все встало на свои места – вот о каком сюрпризе шла речь! Мерлин, Гиневра знала об этом! Неужели и Северус тоже?

– Если сердце Блэка можно сравнить с розой-перезвон, – голос Регулуса стал глубоким и обволакивающим, – то твое появление – с радугой: по крайней мере, ты можешь догадываться, какой трепет вызываешь в моем сердце.

Как всегда, ему удавалось легко находить красивые слова. Гермиона покраснела, очень сомневаясь, что у нее есть что-нибудь общее с радугой.

– Кроме того, радуга появляется после грозы, – продолжал он, склонив голову набок и мягко глядя на нее. – Словно напоминание о том, что самое худшее уже позади, и обещание, что впереди – жизнь, красочная и по-доброму волшебная.

Гермиона внезапно ощутила, что к глазам подступают слезы. Все-таки удалось сказать так, чтобы она поверила. Он вдруг опустился на одно колено. Гермиона растеряно дернулась, чтобы его поднять, и тут же устыдилась своего глупого жеста: уж очень хорошо она знала, как весело Регулусу от ее идиотского поведения.

– Гермиона Снейп, ты выйдешь за меня замуж? – торжественно, с расстановкой произнес он.

Гермионе показалось, что розы чуть-чуть притихли, чтобы ничего не пропустить. Она раскрыла рот и застыла. Что сказать? Она даже не знала, хочет ли замуж. То есть, всегда думала, что не хочет, но именно за него…

– Прежде чем ты откажешься, – отозвался Регулус, – хочу напомнить, что помолвка может длиться несколько лет, и я не тяну тебя под венец прямо завтра. Это во-первых. Во-вторых, твой грозный отец дал свое родительское благословение. И, в-третьих… – он загадочно умолк.

– В-третьих? – Гермиона уже чувствовала, что не сможет отказаться: ведь ей делает предложение Регулус Блэк, и говорит при этом такие красивые слова, и выбрал такую обстановку – разве кто-нибудь еще смог бы так?

– В-третьих, разве не совсем злая колдунья сможет обойтись без черного кота в белых перчатках? – и он обезоруживающе улыбнулся.