В следующий миг Рабастан схватил его за куртку на спине и оттолкнул в сторону. Регулус упал в грязь и лягнул его ногой в голень. Лестрейндж плюхнулся на колени, а сам он, скользя в грязи, вскочил и опять принялся рыскать в траве. Всего лишь Инкарцеро, он применит всего лишь Инкарцеро. Только бы найти хренову палочку!

На мгновение выпрямившись, он получил новый удар кулаком в лицо. Еще не придя в себя, он почувствовал сильный удар под дых и согнулся пополам. Рабастан вцепился ему в куртку и шею с явным намерением врезать коленом в зубы, но Регулус, бешено рванувшись, высвободился и подставил ему подножку, повалив с ног. Он не хотел драться с Лестрейнджем, он хотел связать его, оглушить и спокойно убраться отсюда. Однако Рабастан не успокаивался. С яростным воплем он налетел на него, сбив с ног, но на этот раз и не думал возвращаться к поискам. Схватив Регулуса за грудки, он с силой врезал ему кулаком в лицо. Перед глазами заплясали звездочки, голова словно раскололась. Рабастан крепко прижимал его к земле, так, что вырваться не представлялось возможным. Занеся руку, он еще раз съездил Регулусу по лицу, разбив губу. «Сукин сын». Регулуса захлестнула слепая ярость. Перехватив кулак Лестрейнджа, он приподнялся и со всей силы ударил его лбом в челюсть. Кровь, перемешавшись с дождем, полилась ему на лицо. Рабастан взвыл от боли, Регулус сбросил его с себя и, в свою очередь, с силой ударил кулаком, потеряв контроль над собой. Удар, удар, еще удар, опомниться его заставила вспышка молнии, озарившая окровавленное лицо Лестрейнджа, лежащего без сознания.

Регулус отшатнулся, тяжело дыша. Костяшки пальцев были разбиты в кровь, а внутри растекалось хорошо знакомое еще с прошлой войны чувство омерзения к себе, отвратительной грязи, покрывающей тебя с головы до ног. «После боя узнаешь себя с такой стороны, с какой и сам себя не должен знать», – несвоевременно зазвучал в голове голос Поллукса Блэка. Так он сказал, вспомнив по просьбе мальчишек войну с Гриндевальдом, еще миг назад казавшуюся малолетним Сириусу и Регулусу верхом доблести и героизма.

Он, пошатываясь, поднялся на ноги и побрел по траве в поисках волшебной палочки. Все снова возвращается, независимо от того, на чьей ты стороне. Его вновь охватила апатия и острое желание покончить с этим раз и навсегда, как тогда, в пещере. И тогда…

– Что, Блэк, стал сентиментальным?

Он выдохнул, медленно повернулся. Рабастан пришел в себя и теперь лежал, следя за ним из-под прикрытых век. Дождь смывал кровь с его бледного лица, выражение было невозможно разобрать в сгустившийся тьме.

– Добил бы уже, не впервой ведь, – Лестрейндж слабо засмеялся.

Регулус отвернулся, продолжив поиск волшебной палочки.

– Ты, наверно, сейчас подумал: как я могу его пришибить, ведь он мой друг? – продолжил Рабастан хрипло. – Как пытаться подгадить Темному Лорду, так ты про друзей не думал, – он сплюнул кровь и попытался сесть, но это у него не получилось. – Не думал, гад, что я попаду в Азкабан, если он исчезнет.

Регулус крепко стиснул зубы. «Ищи себе других виноватых».

– Да ты всегда думал только о себе. И о Блэках, – презрительно процедил Рабастан. – Благороднейшие и древнейшие, – с ненавистью выплюнул он. – Твари, один хуже другого. Еще и свою суку Беллу нам подсунули. Нянчились бы с ней сами. Она вашей породы, не сомневайся. Вы, Блэки, сами хотите править миром, просто она решила, что сможет это сделать через Темного Лорда, а вы с братцем дальше пошли. Как вы будете себя называть? «Светлые» лорды? Или просто «спасители человечества»?

– Это неправда, – процедил Регулус.

– Ты еще скажи, что за идеалы старого хлыща борешься, – Рабастан опять коротко засмеялся.

Регулус, наконец, нашарил волшебную палочку – свою собственную.

– Если один раз уже выбрал дорогу, то имей смелость пройти по ней до конца, а не сворачивай на половине пути под оправданием «ошибка юности», – произнес Лестрейндж с презрением. – А ты – предатель, Регулус, – пропел он. – Вероломный, двуличный подонок. И трус: ведь легче воевать с теми, кого наше лживое общество публично осудило, чем с агнцами Божьими, не способными сотворить простой Люмос.

Регулус развернулся к нему, вскинув палочку. В висках громко стучала кровь. Как он смеет…

– Я тебя в ряды Пожирателей не агитировал, – процедил он со злостью. – Нечего меня упрекать.

– Ну, конечно, – насмешливо протянул Рабастан. – Предательство как-то не сочетается с «честью» Блэков, с которой ты так носишься, верно? Неприятно, когда тебя называют такими крамольными словечками. Но почему ты злишься? – притворно озадачился он. – Знаешь, что это правда?

Регулус сжал палочку так, что костяшки пальцев побелели. Долгий миг он боролся с желанием запустить в Лестрейнджа каким-нибудь проклятьем. Это неправда, чушь, полнейшая, Рабастан просто пытается задеть его, это же ясно.

– Если бы я был таким двуличным, как ты утверждаешь, Лестрейндж, я бы тебя сейчас убил, – произнес он и оглушил его.

«Он не прав», – сказал он себе. Кое-как исцелив Рабастана, он направился к машине. Пусть эти Беллы только попробуют оказаться мертвыми.

***

Гермиона вся извелась. Не могла же эта Амбридж их всех там поубивать, в самом-то деле! Наконец, когда она уже испытывала жгучее желание отправиться туда сама (знать бы только, куда), появились Северус, лорд Макнейр и лорд Мальсибер.

– Пап! – Гермиона, не сдержавшись, повисла на шее у зельевара, наплевав на его несомненное недовольство публичным проявлением чувств.

Она зарылась лицом в его мантию, вдохнув запах трав и чувствуя, как напряглись плечи Северуса. Одно бесконечное мгновение он молчал, затем отрывисто и бесстрастно произнес:

– Все нормально. Гиневра вернулась?

Гермиона испуганно отпрянула, только сейчас осознав, что вернулись-то только трое. Она отрицательно мотнула головой, и тут посреди холла вспыхнул огонек порт-ключа. Вернулись остальные. Какая-то девушка, издав полный боли вопль, изогнулась, высвободившись из рук Гиневры, и упала на пол, захлебываясь рыданиями.

– Кэти? – дружно выдохнули Гермиона, Гарри, Джинни и Рон.

Гиневра попыталась поднять Кэти с пола, но та оттолкнула ее руки, продолжая рыдать. У нее явно была истерика.

– Девочка, ну, что же ты, – пробормотала Гиневра, не оставляя попыток поднять ее.

Ремус уложил на кушетку бессознательного Сириуса.

– Что произошло? – Нарцисса мигом оказалась рядом, Стелла и Талия подскочили вслед за ней.

Ответ Люпина утонул в истеричном вопле Кэти:

– Оставьте меня в покое! Убирайтесь!

Гиневра и приблизившаяся Джинни в растерянности отпрянули. Кэти согнулась, упершись лбом в пол, и начала тихо подвывать.

– У нее родители погибли, – бесцветным тоном сказал Регулус.

Гермиона с изумлением уставилась на него. Смысл его слов не дошел до нее: она смотрела на кровоподтеки и ссадины, разукрасившие лицо вымокшего до нитки Блэка. Можно было решить, будто его кто-то побил. Он провел кончиком языка по ссадине на губе и, почувствовав на себе ее взгляд, посмотрел на нее, но не стал, как обычно, улыбаться или подмигивать. Лицо его осталось хмурым, если не подавленным, и, казалось, он думает о чем-то своем, даже не видя ее. Гермиону вдруг охватила уверенность, что произошла не простая стычка с Пожирателями, случилось что-то из ряда вон выходящее. Может, все дело в Белле? Она ведь даже не знает, как он относится к кузине. Да она вообще о нем толком ничего не знает.

– Кто это плачет? Что случилось? – сипло спросил Сириус, моментально придя в себя благодаря стараниям Нарциссы.

Стелла, облегченно выдохнув, уткнулась лицом в грудь отцу. Талия, сжав на мгновение его ладонь, поднялась с кушетки и переглянулась с Гиневрой, затем наклонилась, взяла Кэти за плечи и, несмотря на отчаянное сопротивление девушки, заставила сесть ровно. Кэти пыталась убрать ее руки от себя и все еще рыдала, хотя голос ее почти сел. Талия внимательно смотрела в ее лицо, а потом внезапно отвесила ей гулкую пощечину. Кэти изумленно умолкла.