– Спасибо. – Я взяла чашку, благодарная даже за такой простой знак внимания. Понюхала. Запах кофе. Отхлебнула. Вкуса не почувствовала.

– Уходи, Тобиас! – строго велела судья, и ее сын поплелся прочь, вздернув нос, развернув плечи. Он прихватил с собой газету. Что-то он в ней вычитает? Я же зашла за спину судьи, чтобы хорошо видеть экран ноутбука. Мне важно было посмотреть эту запись вместе с ней и понять, как она ее воспринимает.

– У кого еще есть копии? – спросила Санчес прежде, чем Рафаэль включил запись.

– Это оригинал, – сказал Рафаэль. – Мы никому не показывали.

– Мистер Берри снимал на мобильник. Чтобы сохранить на флешку, он должен был сначала скопировать запись в компьютер, – настаивала судья.

– Вероятно, судья Креван нашел ноутбук и карту памяти, когда поймал мистера Берри. Это единственная запись. Та, которую он всюду ищет, – пояснил Рафаэль.

– И вы хотите, чтобы я поверила, что по дороге ко мне вы не сняли копию? – Она иронически приподняла брови.

Рафаэль обернулся ко мне:

– Отдай ей.

У меня челюсть отвисла:

– Рафаэль!

– Абсолютная честность, – настаивал он. – Только так это работает, Селестина.

Я сердито вынула из кармана запасную копию и выложила ее на стол перед судьей. Санчес тут же спрятала ее в карман. После этого Рафаэль нажал кнопку и откинулся на спинку стула. Он знал, что сейчас будет. Санчес, наоборот, подалась вперед.

Я маячила у них за спиной, обкусывая ногти.

Начало видеозаписи. Картинка неустойчивая. Сначала я увидела пол, потом он накренился, стал расплываться, послышались громкие голоса, началось движение. Вот мамины туфли, движутся прочь, папа кричит, всех выгоняют из камеры для родственников. Санчес оглянулась на Рафаэля, недовольная: зачем тратить на это время?

Видимо, мистер Берри повыше поднял мобильный. Теперь в фокусе оказалась камера Клеймения. Легко было узнать Кревана даже со спины, по его кровавой мантии. Он загораживал меня, прикованную к креслу для Клеймения. Камера вновь поехала вниз, снова крики, движение, картинка расплывается.

– Ну и что? – вырвалось у Санчес. – Так Креван находился в камере во время процедуры, что в этом особенного?

– Смотрите дальше, – спокойно ответил Рафаэль.

Мистер Берри нашел позицию поудобнее. Он оставался за дверью, вот почему я его тогда не заметила. Креван сдвинулся в сторону, я оказалась на виду, привязанная к креслу, самой смотреть жутко. Рот раскрыт с помощью распорок. Мне поплохело, я вспомнила тот ужасный момент. Тут мистера Берри, видимо, толкнули, и телефон упал. В кадре остались только его ноги, потом ботинки стража, и третья пара обуви – кеды Кэррика.

– Снимайте! – отчетливо послышался на записи голос Кэррика.

Судья Санчес дернула головой:

– Это чей голос?

Мы оба словно и не слышали вопроса. Телефон успели поднять как раз вовремя, чтобы запечатлеть, как мне ставят Клеймо на язык. И тут Креван начал орать:

– Покайся, Селестина!

Он расхаживал передо мной взад-вперед, картинка получилась на редкость отчетливая.

– Покайся!

Стражи уже отстегивали ремни, чтобы снять меня с кресла, все они были потрясены, и Барк, который прижигал меня каленым железом, и Фунар, который прежде ненавидел меня. Они усадили меня на кресло-каталку.

– Прижгите ей спину! – потребовал вдруг Креван. Громко, внятно. Я почувствовала облегчение: ему не отвертеться.

Я отошла в сторону – не потому, что не могла выдержать это зрелище, но потому, что важнее было следить за лицом судьи Санчес. Как она отреагирует на то, что со мной сделали после вынесения приговора?

Ее лицо оставалось невыразительным и непроницаемым – сдержанным. Никаких эмоций, ни жалости, ни страха – ничего. Ее глаза скользили по экрану, оценивая кадры, словно глаза робота.

Крики Кревана, сопротивление стражей, Креван хватает раскаленный прут для Клеймения, мой задушенный вопль – смотрит и не сморгнет. Рафаэль чесал то затылок, то нос, ерзал в кресле, ему было не по себе, в тот момент, когда мне прижгли поясницу без анестезии, я – там, на мониторе, – испустила такой громкий вопль смертельной муки, что на этот крик примчался испуганный Тобиас, – а она и глазом не моргнула.

Запись закончилась.

Санчес глянула на меня – хладнокровнейше. Слишком хладнокровно, слишком спокойно: я поняла, что это маска, за которой скрыты истинные чувства.

– Он скажет, что это постановочный фильм.

– Чушь, – отозвался Рафаэль.

– Это … Это … – пытался выдавить из себя вопрос Тобиас.

– Загляните на YouTube, вы таких сотни найдете. – На сына Санчес не обращала внимания.

– Запись, несомненно, аутентична, – сказал Рафаэль.

– Креван что?.. – снова попытался Тобиас, и опять ему никто не ответил.

– Она Заклейменная, в его руках власть и авторитет, он сумеет убедить население, что это подделка, – гнула свое Санчес.

– А это? – Я повернулась спиной и предъявила ей Клеймо на пояснице.

– Господи! – вскрикнул Тобиас, схватился рукой за голову, куда и подевалось наигранное равнодушие.

– Вон отсюда! – крикнула Санчес. – Это не твое дело.

Сын глянул на нее, сначала с недоумением, потом с гневом и затопал обратно в свою комнату.

Санчес обернулась к нам:

– Клеймо на спине по форме отличается от остальных.

– В этот раз она не была зафиксирована, не было обезболивающего. Судья Креван действовал сам, девочка извивалась и кричала от боли, вы все видели сами. Это Клеймо идеально соответствует той сцене, которую мы только что видели. – Рафаэль смотрел на Санчес с удивлением и старался говорить спокойно, однако в его голосе пробивался гнев. – Что происходит? Вы же хотели убрать Кревана из Трибунала. Или струсили?

– Нет, я не струшу, и я твердо намерена устранить Кревана с должности главы Трибунала.

– Вы велели принести доказательство, которое поможет свергнуть Кревана, и я принесла, – напомнила я, заводясь: она явно собиралась дать обратный ход.

Она посмотрела на меня, и впервые выражение ее лица изменилось.

– Ты принесла мне чересчур много, Селестина. Этого хватит, чтобы свергнуть весь Трибунал. Теперь я понимаю, почему Креван охотится за тобой.

Я с тревогой оглянулась на Рафаэля и увидела на его лице точно такую же гримасу. Наше преимущество только что обернулось поражением. Снова я в опасности. Санчес хотела лишь убрать Кревана, а не уничтожить Трибунал. И теперь она снова превратится в кошку, а я опять – мышь.

Рафаэль откашлялся:

– Значит, у нас есть возможность заключить сделку.

Санчес резко обернулась к нему:

– Вы пытаетесь мне угрожать?

– Вы пытаетесь угрожать моей клиентке? – спокойно парировал он.

Она слегка нахмурилась.

– Судья Санчес, условия игры остаются прежними. Мы принесли то, что вы просили, и нет никакой необходимости это обнародовать. Вы можете использовать запись приватно, чтобы испортить репутацию Кревана. Решение по-прежнему в ваших руках. Нам нужно одно: чтобы действия Кревана были признаны несоответствующими уставу Трибунала и чтобы его уволили. И чтобы приговор моей клиентке был, таким образом, отменен.

Она напряженно размышляла.

– Креван сообразит, что я не могу никому это показать. Значит, у меня нет ничего против него. Я тоже участвовала в заседании суда, который вынес этот приговор. Пусть я не знала о дальнейших действиях Кревана, ответственность ложится и на меня. На всех троих судей Трибунала – на меня, Джексона и Кревана.

– Но если вы разоблачите его, тем самым вы снимете с себя ответственность. Главное – сделать первый ход, – продолжал Рафаэль.

– Он у нас в руках! – вмешалась я и не услышала в своем голосе уверенности.

– У меня в руках ты, Селестина, – сказала она. – И ты нужна Кревану.

– Вы решили использовать меня, чтобы получить то, чего вы хотите! – сообразила я.

– Безобразие! – вскричал Рафаэль, вскакивая. – Это неэтично, аморально, беспринципно, противоречит собственным правилам Трибунала. Я буду бороться с вами до конца, – уже спокойнее добавил он. – Расследование деятельности Кревана уже начато. В итоге это приведет к роспуску Трибунала. Пора вам выбрать, на чьей вы стороне – спасшихся или затонувших вместе с судном.