– Что ты наделал?! – крикнула Корделия Бахи, и тот качнулся прочь от нее, такой ослабевший, легким ветерком с ног сдует.

– Радуйтесь, что вас всех не арестовали. Забирайте ее, – распорядилась Мэри Мэй, махнув рукой.

Никогда прежде я не видела ее в боевой экипировке. Обычно она являлась в образе этакой Мэри Поппинс, постоянно наведывалась к нам домой, проверяла, не нарушаю ли я комендантский час и предписанную Заклейменным диету, следую ли всем повседневным правилам для таких, как я. Даже та Мэри Мэй, которая явилась искать меня к деду на ферму, еще не приняла этот новый образ. А эта поднялась на новый уровень, вышла на поле боя. Полная экипировка, шлем, щит – она пойдет на все, лишь бы найти меня. Разве у меня есть хоть малейший шанс?

Ивлин славно дралась. Она пнула стража промеж ног, тот громко выругался, согнулся пополам, уронил шлем. И тут мое сердце пропустило удар. Я почувствовала, как одной рукой Кэррик крепче ухватил меня, а другой снова зажал мне рот, понимая, что я не сдержу крик.

Это был Арт.

Непослушные светлые волосы Арта завитками упали ему на лицо, он крепко держал Ивлин за руку, черты его исказила гримаса боли и злобы.

Корделия мучительно выла, оплакивая свое дитя.

Другие стражи поглядывали на Арта и Ивлин, вроде бы забавляясь, хотя мне бы хотелось надеяться, что все они тоже люди и кто-то, пряча лицо под боевым шлемом, ужасался происходящему.

– Давайте их обеих заберем? – предложил Арт, и звук его голоса разбил мое сердце. – Мать вместе с девочкой?

– Да! Да! – Корделия, упавшая на колени, проворно вскочила – пусть ее тащат хоть на край земли, только бы вместе с Ивлин.

Как я мечтала услышать голос Арта, и вот услышала – здесь, в такой обстановке. Он странно выглядел в этой форме, словно мальчишка, вырядившийся солдатом: неудивительно, что шлем свалился, он был великоват Арту, несмотря даже на его буйную копну волос. Арт и Кэррик – ровесники, но Арт не годится в солдаты, у него детское лицо, он никогда ни к чему не относился всерьез. Сосредоточивался он лишь, когда играл на гитаре, да и тогда сочинял нелепые песенки о зебре в крапинку, о слоне без хобота, о тигре, который сделал маникюр, и жирафе, который ищет водолазку с подходящим воротником, о маленькой брокколи, отказывающейся есть овощи. В таком духе.

Эта нынешняя ситуация совершенно Арту не подходит, это слишком реально и грубо, шуточками не отделаешься. Разлучить ребенка с матерью – вот что он обязан сейчас сделать, а ведь он сам прошел через такое, его мать умерла. Нет, он не сможет. Он не сделает этого.

– Возьмите меня! – раздался внезапно чей-то голос из-за ворот.

Это Роган, он был там, снаружи, на свободе. Зачем же он вернулся? Стражи обернулись и уставились на него.

– Я тоже Порочный с рождения, – продолжал он. Голос его дрожал от страха, но мальчик держался.

– Роган! Нет! – закричала мать Кэррика.

– Какого черта? – сказал Кэррик, приподымаясь, и настала моя очередь удерживать его. Пришлось вмешаться и Ленноксу, иначе мы бы его не остановили.

– Оставьте Ивлин. Заберите меня! – умолял стражей Роган. – Мне четырнадцать лет. Мои родители заклеймены. Я всю жизнь провел вне системы. Возьмите меня!

Мэри Мэй на него и не глянула. Она подала сигнал, и стражи двинулись прочь, не внемля мольбам Рогана, иные умышленно толкали его плечом, пихали, дразнили его, проходя.

– Заберите меня! – Его голос сорвался на высокий, пронзительный визг, руки раскинуты – он потерпел поражение.

Все прошли мимо и сели в машины.

– Я вам не нужен?! – кричал Роган вслед. – Моего брата вы забрали, а я не гожусь?

Я оглянулась на Кэррика: он гневно тряс головой, глаза почернели. Келли бросилась к младшему сыну, обхватила его руками, оба они едва на ногах стояли от усталости, от слез. Надрывный крик измучил Рогана.

Ивлин запихали в машину, ее крики все еще доносились изнутри. Корделия сотрясалась в рыданиях, вновь рухнув на колени. Мне вспомнилось, как вот так же на моих глазах отрывали от семьи нашу соседку Ангелину, как дети рыдали, цепляясь за мать, этот душераздирающий звук, когда у матери вырывают сердце. Тогда я впервые видела, как стражи проводят арест. И уж я позабочусь, чтобы этот сегодняшний раз был последним.

Красные машины уехали, увозя Ивлин.

– Что ты натворил?

Мы все собрались в гостиной, озлобленные, растерянные, никто больше никому не мог доверять, но мы должны были как-то во всем разобраться. Кэррик прижал Бахи к стене. Бахи завопил, его хрупкая спина вдавилась в стену.

– Пожалуйста! – Бахи выставил перед собой руки, защищаясь.

Леннокс, Фергюс, Лоркан и Мона кружили вокруг него, словно падальщики, завидевшие свой обед. Я держалась в стороне, слишком была растеряна и не знала, что говорить или думать. Я чувствовала себя виноватой, во мне причина всех бед, даже если на спусковой крючок нажал в итоге Бахи. Он бы не сделал этого, не явись я в их убежище.

– Я задыхаюсь … задыхаюсь … – пропищал Бахи.

– Кэррик! – Адам попытался остановить сына.

Кэррик разжал пальцы, сомкнувшиеся на горле Бахи, и кровь отхлынула от лица бедняги, Бахи кое-как восстановил дыхание.

– Я не думал, что так все обернется, мы не так договаривались, – сбивчиво заговорил он. Корделия молча плакала, обнимая розового тряпочного кролика Ивлин. – Вы все знаете, я обожаю Ивлин, я бы никогда такого не допустил. Поверьте, у меня были причины так поступить. – Голос его окреп. – Это все она. – Он ткнул в меня пальцем, и все обернулись и уставились на меня. – Вы же сами понимаете. Ей здесь не место. Мы были в безопасности много лет, а она все погубила.

– Нет, это ты все погубил, – сквозь стиснутые зубы ответил Кэррик. Он еще разок хорошенько стукнул Бахи о стену, потом разжал руки и отступил.

– Они бы все равно ее нашли, – продолжал Бахи, стараясь привлечь остальных на свою сторону, приободрившись, поскольку ему представился шанс для самооправдания. – Разумеется, они бы ее нашли. Нет человека в стране, кто бы не узнал ее в лицо – ее бы увидели и донесли Трибуналу. Я просто сделал все так, чтобы защитить нашу семью, уберечь ее.

– Семью! – выплюнула Мона. – Совсем умом тронулся.

– В таком деле ты должен был прежде всего посоветоваться с нами, – заговорил Адам. Меня передернуло: отец Кэррика вовсе не отстаивал мое право находиться здесь. – И боюсь, сын, – обернулся он к Кэррику, – что и тебе следовало посоветоваться с нами, прежде чем привезти сюда Селестину.

Удивление Кэррика быстро сменилось гневом.

– Посоветоваться с тобой? – Сжимая кулаки, он сделал шаг вперед.

– Сынок! – предостерег его Адам, косясь на сжатые кулаки Кэррика.

– Он тебе не сын, – пробурчал Роган из своего темного угла, где он вновь пристроился на кресле-мешке.

Кэррик обернулся к нему:

– Рискни это повторить – пожалеешь.

– Ты. Ему. Не. Сын. – Громко отчеканил Роган каждое слово и поднялся на ноги. – Я его сын. Ты явился сюда когда – две недели назад? Я был с ними всю свою жизнь. Ты хоть понимаешь, чем я пожертвовал, чтобы оставаться их сыном? Ни школы, ни друзей, ни нормальной жизни. С рождения прятался в подполье, нигде не жили больше нескольких недель – нескольких месяцев, если очень повезет. А ты жил как принц. Я видел интернаты по телевизору: бассейны, кафе, поездки на каникулах, лыжи. Чем ты пожертвовал? – Он уже кричал во весь голос.

Келли жалобно застонала и заткнула себе уши, не желая слышать, как ссорятся сыновья.

– Чем я пожертвовал? – переспросил Кэррик так, словно беседовал с идиотом. – Я рос без родителей! – крикнул он вдруг так громко, что даже Корделия прервала плач и подняла голову. – Один, без близких. Мне было пять лет, я был напуган – и никого рядом. Думаешь, это большая радость? Я ждал, когда же папа и мама придут за мной, а они так и не пришли. Каждый день мне вдалбливали в голову: мои родители – чудовища. Это я-то жил как принц? Я был один. Я никому не мог доверять. В меня каждый день впихивали столько лжи, что я уже не знал, кому и чему верить. Так что извини, сочувствия от меня не дождешься. Я пожертвовал свободой, чтобы найти вас, а когда нашел, оказалось, что у моих родителей уже есть сын. Я-то думал, они тоскуют по мне, а они попросту начали с чистого листа. Вот чем я пожертвовал. – Он обернулся к отцу: – И за это я вправе требовать от вас доверия, вы должны понимать, что, если я привез ее сюда, значит, это нужный нам всем человек. – У Кэррика заметно пульсировали вены на шее, он сильно сжимал кулаки, и все отодвинулись от него подальше, словно он в любой момент мог взорваться.