- Ну что, балерун, не хочешь поглядеть, кто там? - вновь начал зудить эльф, и я очень пожалел, что он - часть меня, и я не могу засветить ему в табло историей эльфов. Во всяком случае для него бы это был и намёк, и посыл.

- Не горю желанием, - тихо отвечаю я ему и перелистываю очередную страницу. Мне кажется, что я осилил уже не меньше пятисот, но эта - лишь девятая. Я невольно ловил себя на том, что меня больше увлекал сам язык, нежели то, что он мне пытался донести. Все эти эльфийские руны, закорючки, штрихи, имеющие свое значение - разве не красота? Разве не любопытно?

- Оторвись ты от этой книжонки, она все равно тебе не расскажет о том, как они сотнями вырезали вампиров и вырывали эмбрионы из их женщин в былые времена, - ухмыльнулся Павший, а меня начинало потряхивать от гнева.

С одной стороны, он был моим единственным толковым собеседником и каким-никаким, а другом, - громкое, конечно, слово, но и врагом он мне не был совершенно точно - а с другой стороны я уставал день за днем фильтровать его эмоции, пропускать их через себя. И именно это мне дало понять - он набирает силу, он вот-вот начнет не просто байки травить да издеваться, но и действовать. Из моей памяти еще не выветрились те мгновения, когда он завладевал моим разумом и едва не доводил до совершенно паскудных действий, не выветрился его гнев, эта квинтэссенция злости, ненависти, его дрожь и… Стыдно признаться - бесконечная сила. В те долгие дни, когда я и сесть толком не мог без помощи, эти воспоминания посещали меня чаще всего. Справедливо будет полагать, что не без помощи обладателя этой мощи. Но здравый рассудок и не пропитая честь всё ещё держали меня в узде, не давали двинуться с места в карьер и принести в мир апокалипсис. Нет, просто конец Света, как такового. Апокалипсис, всё же, нечто менее масштабное. Думаю, мы с моим милым другом до таких масштабов ещё немного не доросли.

- Ну, пап, где там твой великолепный пациент? - голос раздался ближе, и я спешно кинул книгу в рюкзак, а сам рюкзак запихал под кровать - на всякий случай, как говорится. - Маман говорила про какую-то совершенно чудную историю его появления.

- Ага, что он чуть ли не с неба на вас свалился.

- А он симпатичный?

- Все бы тебе о смазливых мальчиках думать, стерва!

- А ну заткнулись все трое!

Скрипнула дверь, и я едва сдержался от порыва с головой залезть под одеяло и прикинуться, что меня в комнате вовсе нет. Помнится, с Джинджером и компанией мне подобный трюк единожды удался. В комнату буквально ввалилось трое объектов с совершенно выгоревшими, соломенного цвета волосами. Девушка, что вошла (читать: ворвалась) первой, вытаращила на меня зелёные глаза, хлопая светлыми ресницами и словно пытаясь понять, подхожу ли я для её критерия “симпатичный”. Нос её и скулы были щедро усыпаны веснушками, пожалуй, даже чересчур. То и дело она сдувала прядку, выбившуюся из хвоста, со своего симпатичного, солнечного лица. Весёлая зелёно-жёлтая кофта оголяла выступающие, тонкие ключицы, явно и весьма эффективно демонстрируя то, что она либо не носит бюстгальтер, либо оный без лямок. Впрочем, бесформенная эта кофта наверняка долженствовала скрыть полное отсутствие женского оружия - груди.

Следом, с небольшим опозданием протиснулось - именно так, потому как пытались они это сделать одновременно - двое парней. Таких ребят я характеризую одним словом: лбы. Под потолок ростом (не спасал даже тот факт, что потолок в комнате был не очень уж высоким), столь же соломенноволосые, сколь и девушка, они смотрели на меня не менее удивленно. Впрочем, их таким вниманием солнце не одарило, а потому чуть золотистого ровного цвета кожа показалась мне ничем не примечательной. До одури одинаковые, они были весьма разными, как оказалось после. Да-да, они были близнецами. “Тебе чертовски везёт на близнецов и братьев, Льюис, не упусти свой шанс, - вовремя съехидничал Павший, и я почувствовал, как дрогнуло моё левое веко”.

- Добрый день, - не теряясь, произнес я.

Потрясённые переглядывания и вылупленные на меня глаза доводили до такой точки кипения, какой Павшему и не снилась, однако вежливость покамест перевешивала наполняющуюся чашу терпения. Первой очнулась девушка и мигом подбежала ко мне, заключив в объятия. На миг я даже обрадовался, что у нее не было груди - удушила бы, но с другой стороны предупреждающе хрустнувший нос испортил всю мою радость от счастливого спасения:

- Простите… Отпустите, пожалуйста.

- Не обращай внимания, она всегда такая. На каждого встречного-поперечного вешается, - отмахнулся один из близнецов.

- А потом в брюки лезет, так что - прижми одеяло, - поддакнул ему второй, хотя суровый взгляд Эрика и меня пробрал до самых костей.

- Льюис, как ты уже успел понять, эти трое - мои дети, - вздохнул он наконец, проведя по лицу широкой ладонью. - Это Линда, эти двое Максимилиан и Александр, сам разбирайся, кто есть кто. Ребята, это Льюис Мерт. Не терпит, когда его зовут Лу-Лу.

Девушка наконец удосужилась меня отпустить и озарила лучезарной улыбкой. И хотя это совершенно неприлично, я с легкостью разглядел небольшую щель между передними зубами, но эту улыбку трудно было назвать щербатой. Парни просто пожали мне руку по очереди, представившись отдельно, чтобы я мог их запомнить, хотя шуточки Павшего всё больше заставляли меня свирепеть и желать ему наконец умолкнуть. Не навсегда, но и на час сгодится.

- Приятно познакомиться, - произнёс я, чуть склонив голову и улыбнувшись семейству. Хотя, стоит признаться, что такое количество людей теперь меня невероятно напрягало.

- Какой-то он неразговорчивый, - бросил Максимилиан брату с сестрой, скрестив на груди руки и чуть приподняв бровь. - Льюис, ты совсем не ходишь?

- Если бы я мог ходить, я бы уже занимался своими делами, а не напрягал вашу семью, - натянуто улыбнулся я, искренне жалея, что не могу встать, собраться и уйти, хотя и пытался по ночам издеваться над собой.

Стоит ли говорить, что всё это отзывалось адской болью? Конечно же нет. Но постепенно это становилось всё легче, хотя пару раз, падая, я и сдирал колени напрочь. Эрик это всё видел, но отчего-то молчал и как-то задумчиво улыбался, когда каждый день делал мне перевязку. Естественно, было стыдно, неудобно, злость росла в геометрической прогрессии, крепла, жгла изнутри, а сам я желал отправиться дальше, сделать всё возможное, чтобы достигнуть наконец своей цели. И что потом? Что делать дальше? Сесть на трон, надвинуть корону на затылок и плевать в потолок? Я никогда прежде не видел того мира, даже толком карты не видел! Если бы рядом был Габриэль, то я мог бы не бояться, что останусь сидеть и смотреть кругом круглыми и совершенно удивлёнными глазами, не зная, куда приткнуть своё высочество. Но Габриэля больше нет, а значит - нет толкового советника, который никогда не оставит в беде, который всегда подскажет, как поступить, а как - не стоит.

- Я всегда подскажу тебе, как поступить, мой маленький однокрылый, - сладкий шёпот так чётко раздался над ухом, что меня невольно передёрнуло и перекосило. Не только от неожиданности и страха, но и от мурашек, что в одно мгновение разбежались по моему телу красными муравьями. - Я всегда буду рядом с тобой и никогда не позволю сойти с пути. Неужели я хуже Габриэля?.. Даже не так… Чем он лучше меня, Льюис? О, наверное, твой льдистоглазый любовник не успел тебе рассказать о своих похождениях?

Такая тяжесть навалилась на тело, что проще было лечь и просто закрыть глаза, поддавшись этой тяжкой ноше. Ледяной пот скатывался по спине и груди. Меня повело куда-то в сторону, мурашки всё носились и носились по телу, а голову наполнял ядовитый, сладкий шёпот Павшего:

- Ты ещё так глуп, так юн. Тебе ещё только предстоит познать истинную суть вещей, а я могу тебя этому научить. Могу раскрыть для тебя весь мир. Тебе лишь стоит иногда уступать своё место, позволять мне перерезать ниточки ненужных жизней.

- Нет, - хрипло простонал я, пытаясь перебороть дикую слабость, боль, непонимание. Если бы не звонкая оплеуха, что прошлась по моему лицу, я бы, наверное, попытался заорать павлином. Медленно возвращалось зрение, и я глядел на выразительные, перекошенные лица приютившего меня семейства. Я разметался на полу то ли в позе звезды, то ли в позе пьяного ангела. Или, может, Камаэля? По телу проходились остатки судорог, ноги беспощадно болели, вновь и вновь я чувствовал неприятное жжение и покалывание возле ран, а во рту пересохло. Должно быть, картина была невероятно колоритной: я, валяющийся на полу и вероятно имеющий лицо, как на приёме у садиста-стоматолога, перекачавшего меня морфием и выдравшего как минимум половину зубов, Эрик с детьми, которые склонились напротив меня с не менее изумлёнными и немного даже перекошёнными лицами.