- Ты рехнулся?! - заорал Джинджер, пытаясь отстраниться, но обращённый уже принял сидячее положение и обхватил его талию руками, улыбаясь и целуя шею своего мучителя.

- Не бойся, Джи, тебе понравится, - нараспев протянул он, а я принялся двигаться в его горячей от напряжения и боли заднице, стискивая ягодицы и кусая сильные плечи.

Губы обращённого скользили по шее и груди мужчины, то и дело касаясь его сосков, а я упивался разгорячённым телом брата, его бешенством и беспомощностью в наших руках. Рычание Джинджера становилось всё более явным, вскоре сменилось сдавленными, хриплыми стонами. Он прикрывал глаза, впиваясь пальцами в ягодицы Элериона и прижимая его к себе теснее, пока блондин с заметной, довольной ухмылкой на лице надрачивал его плоть, кусал шею и чуть выпускал клыки. Удовольствие становилось всё более резким, ярким, в глазах всё плыло, время от времени выхватывая яркие вспышки страстных картин, а тело требовало не останавливаться, не прекращать эти ласки, это безумное соитие под страхом смерти. Задница Джинджера, казалось, стала ещё горячее, края - податливее, внутри него всё влажно хлюпало, как если бы я трахал девушку в “правильное” отверстие. Замерев, сорвав с губ Джинджера полный возмущения и злости рык, я принялся медленно из него выскальзывать, а затем вскинул взгляд на Элериона. Обращённый сперва рьяно замотал головой из стороны в сторону, но затем, словно бы соблазнившись предложением, лёг под нас.

- Только вздумайте, выродки, я вас на куски разорву! - заорал вампир, подаваясь вперёд, напрягая руки.

Но я теперь не был закован в двимерит, Павший благосклонно отдал мне частичку своих сил, а потому сдержать разморенного удовольствием и болью вампира было не так уж и сложно. Медленно, осторожно Элерион принялся потеснять меня в заднице брата, которому совершенно точно повезло, что мы не имеем склад громил-ликантропов или великанов, иначе бы он распрощался со своей прямой кишкой абсолютно точно. Впрочем, ему и так путь в туалет на ближайшие дни был заказан, так что, терять ему было нечего. Довольно хмыкнув, я впихнул член в его задницу до упора, тут же услышав два стона - обращённого и брата. Глядя на них обоих - на искажённое удовольствием лицо Элериона, на напряжённое тело Джинджера, что прогнулся в спине и впился пальцами в ягодицы эльфа. Крепкие мускулы напряжённо, с трудом перекатывались под бледной кожей, рваные вздохи рвались с его губ, а я с удовольствием вслушивался в каждое их движение, в каждый стон или всхлип. Моё собственное тело казалось лёгким, несуществующим, словно меня уже давно здесь не было. А если и был, то только как дополнение к этому сумасшедшему мешку с костями, что так яростно принялся вколачиваться в задницу вампиру, на секундочку, являющемуся вроде как братом. Но это было не важно. И даже то, что это создание пыталось убить меня при любой удобной возможности, а то и продать кому-нибудь втридорога, не мешало мне хотеть его сейчас больше, чем кого бы то ни было. Язык не ворочался, а руки сами стискивали влажные ягодицы Джинджера, напряжённые и абсолютно сногсшибательные, к моему стыду. Элерион двигался в каком-то своём ритме, а потому вколачивались мы в тело Джинджера вразнобой, отчего едва не сплошной рык лился с его губ, то и дело срывающийся на крик, если вдруг я или Элерион задевали простату.

- Кто бы мог подумать, - сквозь очередной стон рассмеялся я, ловя на себе изумлённый, затуманенный взгляд Элериона, - что тебе, Джи, нравится такое!

- Пошёл ты, - прорычал вампир, вновь пытаясь вырваться, но Элерион с весьма строгим видом сильно сжал его бёдра и принялся с яростной дикостью трахать его задницу, после чего Джинджер вовсе потерял дар речи.

И я, не жалея более сил и брата, которого, впрочем, и жалеть-то было не за что, принялся так же двигаться в нём, словно бы бросая вызов Элериону, к губам которого потянулся через плечо брата. И златовласое обращённое чудо охотно подалось мне навстречу, встречая мои губы собственными, сминая, обдавая горячим лавандовым дыханием. Зажатый меж нами Джинджер рычал и вскидывался, изгибался - чувствовать его напряжённые мускулы было на удивление приятно, к собственному ужасу мне нравилось то, что творилось в этом маленьком пантеоне греха и безумия.

До чего способно дойти создание, проведшее столько времени под градом ударов, опущенное в ледяной источник боли, теряющее самое себя в мыслях и ужасе? Пожалуй, ещё и не до такого. Я глядел на Элериона, что так уютно устроился под моим левым боком, размеренно дыша, всё ещё сладко постанывая от сногсшибательной последней разрядки. Ресницы его мелко подрагивали, а грудь с бусинками сосков тяжко поднималась и опускалась, соблазняла, словно бы умоляла продолжить то, что мы только что закончили. Но у меня уже не было каких-либо сил после столь долгого захода. Но, всё же, чуть потянувшись, я коснулся губами лба обращённого, вспоминая Габриэля, его тонкий стан, его шёлковые волосы и гладкую кожу, нежнейшую улыбку. Поймав на себе предупреждающий взгляд Джинджера, я тихо выдохнул и рухнул на подушки, но всё равно обнял одной рукой обращённого, утыкаясь носом в его шикарные волосы. С другой стороны точно так же поступил и брат.

А сон становился для меня настоящей пыткой. Габриэль меня больше не посещал, больше не говорил со мной, а потому сны перестали приносить мне какое-либо удовольствие, облегчение. И единственное, что не давало окончательно свалиться в пучину безумия и кошмаров, тихо сопело у меня над ухом. Я даже подсознательно подумывал о том, чтобы остаться здесь, несмотря ни на что, и быть рядом с этим потрясающим чудом, медленно, но верно, исцеляя его от ран, что ему нанёс Джинджер. Элерион был изуродован мной. Наверняка Джи за это его возненавидел ещё больше, ведь эльфы всегда славились своей тонкой красотой и изящностью. А тут мало того, что обращённый в вампира, так ещё со шрамом на половину лица, без одного глаза. Но от моего взгляда не могло укрыться то, как брат Габриэля нежно любил своего мучителя. И хоть тот рычал и причинял ему боль, он до ужаса боялся остаться без этого создания в своём подчинении, без его беззаветной любви. Как он хватался за него, стоило ему перешагнуть за грань удовольствия? Как подставлялся под поцелуи? И хотя он рычал, царапался и пытался вырваться, он всё равно не мог скрыть свои чувства. “Ну ты идиот, Джинджер, - подумал я сквозь сон, чуть теснее прижимая к себе Элериона и прижимаясь щекой к его прохладному, покатому плечу. - Впрочем, только разумные человекообразные создания способны на такой кошмар, прочим это ни к чему.”

- Надо его заковать, Элерион.

- Нет, оставь его в покое! Видишь, как он спит? Он не тронет меня, никуда не сбежит.

- Если он сбежит, я отдеру тебя по полной, ясно тебе?

- Ясно, Джинджер.

Звук поцелуя, шорох одежды, едва различимые шаги, скрип двери. Чугунная голова и точно такие же веки. С трудом пошевелившись, я приоткрыл глаза. Тусклый рассветный свет пробивался через шторы и ласкал мою кожу, хоть я и не чувствовал толком его прикосновений. Элерион тихо сидел с краю кровати, подобрав под себя ноги и склонив голову. Вся его поза, весь его силуэт дышали тоской и грустью. Немного уже грязные волосы были встрёпаны, беспорядочно спадали на его плечи, свисали, закрывая наверняка заплаканное лицо. Руки его безвольно лежали возле колен, ладонями вверх. Пальцы его подрагивали, то ли пытаясь сжаться в кулаки, то ли расслабиться и раскрыться. Сгорбился, едва дыша. На теле его остались едва заметные синяки и засосы, что придавало ему ещё больше несчастья в образе. Живот его мелко подрагивал, грудь тяжко вздымалась.

- Что случилось? - тихо поинтересовался я, приподнимаясь на локтях и стараясь не вспугнуть поверженного ангела, что случайно присел на моё ложе.

Элерион вздрогнул, выпрямился так резко, будто бы раскалённая плеть прошлась вдоль его позвоночника, вскинул голову и поднял на меня взгляд, точно он не думал, что я когда-либо очнусь. Губы его задрожали, сам он вновь весь сжался, поглядел на меня исподлобья: