Двери в подземелье охраняло двое оборотней, которые уже явно засыпали, но держались из последних сил, а потому я повелел им позвать сменщиков и отправляться, наконец, отдыхать. Мне и самому не мешало бы поспать, однако дела были превыше всего. Длинный спуск в подземелья, пустынный, освещённый тусклыми факелами и пульсарами, утомлял не меньше тяжести здешнего воздуха, его спёртости. Наконец, передо мной из темноты медленно возникли двойные двери, приглашающе приоткрытые, и мне всё чудилось, что из щёлки на меня смотрит сама тьма, густая и клубящаяся, переливающаяся, как живая. Воспоминания о проходе через Туннель были ещё слишком свежи, чтобы я мог без содрогания потянуть на себя двери и шагнуть в обширные залы подземелий, стены которого были истыканы решётчатыми дверьми — здесь располагалась тюрьма.
Как правило, законы Светлых не нарушались, но и не всякое нарушение требовало казни. Положим, если бы кто-то украл мой венец, покусился бы на мою жизнь, на жизнь моих мужей, советников, высокопоставленных особ и так далее по списку тяжёлых преступлений, то преступника скорее всего казнили бы. И казнь эта была не из лучших — существо зарывали заживо в землю, сковывая двимеритом. Неподалёку от замка даже была огромная площадь как раз для таких преступников. Она была перерыта, но маги старались поддерживать её в более-менее приличном виде. В том числе и огородили это мрачное место высокой каменной стеной, но на публичную казнь туда можно было заходить, если у кого хватало сил смотреть на этот ужас. Мне довелось побывать на казни — дроу-наёмница пыталась убить меня прямо на выходе из замка, никого не стесняясь. Но, благо, стражи её схватили. Следующие несколько часов я наблюдал искусные методы пыток Светлых и всё размышлял над тем, чем же мы лучше наших Тёмных собратьев, раз такое позволяется вытворять, даже если и с представителями мрачной расы? Женщина не раскололась, в итоге даже пыталась откусить себе язык, но сделать ей то не удалось. Затем на моих глазах на её запястьях и щиколотках были застёгнуты раскалённые двимеритовые оковы, и её крики, проклятия ещё долго звучали моих в ушах. Её повалили на землю на площади казни, один из стражей держал её за волосы, не давая сбежать, позволял себе её встряхивать, на что дроу отзывалась дикими воплями, от которых кровь в жилах стыла. А после её просто бросили в свежевыкопанную трёхметровую яму и принялись с завидным спокойствием засыпать землёй, нарочито кидая женщине на лицо. Сердце моё сжималось, но Аэлирн, что всё это время был рядом со мной, не давал вмешаться. Стоило показать мягкотелость — и пиши-пропало. После того, как казнённый умирал и не факт, что от нехватки воздуха или давления — его вполне могли начать жрать плотоядные насекомые, которые из земли не вылезали, но вот такую дичь просто обожали, - его доставали из земли и хоронили, если то было Светлое создание. Если же Тёмное — сжигали, а пепел отдавали магам и алхимиками. Не столько для экспериментов, сколько для наблюдения. Некоторые твари умудрялись восстановиться даже из такого плачевного состояния.
Но то тяжёлые преступления. А за более мелкие отправляли в верхние подземелья, где я и находился. Здесь было темно, хоть глаз выколи, ни единый лучик света не проникал с поверхности, а для Светлых созданий это может быть хуже смерти. Именно поэтому их здесь не держали дольше двух-трёх недель, хотя особо чувствительные могли потерять рассудок и за столь недолгий срок. Всё же тьма — излюбленное место неупокоённых духов и призраков, от которых мне пришлось сейчас отмахиваться. Меня они не трогали благодаря венцу, но то, что они кружили поблизости, всё равно мне не нравилось. В те дни темница пустовала, и это было хорошим знаком. На мой оклик никто не откликнулся, и я направился ко входу в нижние подземелья. Это было всего несколько комнатушек, хорошо защищённых. Как правило, там держали преступников, которых я должен был судить лично. В крайнем случае, если бы на замок вдруг случилось нападение, то король мог отослать сюда кого-то из приближённых, если не желал рисковать их жизнями. Или отправлялся туда сам в поисках укрытия, что безусловно представляло бы августейшую особу не в лучшем свете.
Короткая винтовая лестница привела меня на небольшую площадку, на которой мягко сверкал неяркий пульсар, не слепя глаза, щадя. В одной из комнат горел свет, пробивался сквозь узкую щель, и там было тихо. Взяв себя в руки, поборов желание броситься наутёк, прочь от жуткого давления темноты, я постучал костяшками пальцев по двери и шагнул внутрь. Сперва мне показалось, что там и вовсе никого нет, однако в дальнем углу, которого едва-едва касался свет, почудилось мимолётное движение.
- Доброй ночи, юноша, - раздался тихий, немного рычащий голос, незнакомый мне, странный и в чём-то даже приятный. - Благодарю за то, что вы всё же явились. Присаживайтесь.
- Надеюсь, разговор того стоит. Кто вы? - я всё же не стал присаживаться и остановился у двери, прислонившись плечом к косяку, напряжённо вглядываясь в темноту.
- Можешь называть меня как пожелаешь, это не имеет никакого значения. - Мужчина поднялся, вышел из тени, дав разглядеть себя. Это был старик, почти ветхий, с длинной седой бородой, густыми бровями и всклоченными волосами, выглядел он забавно, но в то же время я понимал, что в одном его мизинце силы куда как больше, чем во мне самом. - Дай мне поглядеть на тебя, юный король.
Ком стал в горле, когда сухие руки с длинными пожелтевшими когтями потянулись к моему лицу, коснулись щёк и лба, избегая венца. Старец был абсолютно слеп, но это не облегчало моей участи, дышать было чересчур трудно, однако рядом с ним я ощущал некоторое облегчение, которое невозможно описать какими-либо словами, точно сама моя двоякая суть находила успокоение, как потерявшийся котёнок находит мать. И невольно из груди стало вырываться глухое мурлыканье, я зажмурился и ткнулся носом этому незнакомому старцу в ладони, на что он хрипло рассмеялся и потрепал мне волосы на макушке.
- Хорошо, очень хорошо, - проговорил старик, наконец, переставая гладить меня по голове и вызывать неконтролируемое желание свернуться комочком на полу, накрыть нос лапами и задремать, громогласно мурлыкая на все подземелья. - Сил в тебе не мало, молодая кровь так и кипит. Большего от короля я и не ожидал. Юный Валенсио был прав, когда говорил, что Светлыми правит достойный оборотень, достойный продолжатель нашего рода.
«Юный Валенсио? - отстранённо подумал я, пытаясь усмирить своё тёплое кошачье настроение. - Да этот старик должен уже прахом рассыпаться, раз главный советник для него — малец.» На мысли мои мужчина вновь глухо рассмеялся, затем протянул руку и коснулся раскрытой ладонью венца и лба. Невыносимое жжение и боль стали покорно отступать, а тело наполнилось странным теплом, силами, какие прежде мне знать не приходилось, и вместе с тем приходило приятное умиротворение, отзывающееся покалыванием в ладонях, ступнях и где-то в глубине сердца. И вновь я позволил себе зажмуриться и улыбнуться, но когда открыл глаза, старика и след простыл. Комната была пустой, словно бы запущенной, свет исчез, но не исчезло неописуемое послевкусие величия и некой древней, могучей тайны, что прикоснулась ко мне сквозь время. Как пьяный, едва соображающий, я направился прочь, мечтая лишь о тёплой кровати и мужьях, которые вряд ли куда вылезали по неприятной, сырой погоде. На выходе из подземелий, закаменев на пару мгновений, я хотел было задать себе простой и почти юмористический вопрос «что это было?», но память мягко и почти игриво ускользнула прочь, подгоняя, направляя к родной комнате.
Ещё на подходе к комнате я чувствовал, как начинает ломать кости, как почти забытая боль позволяет понять, что перевоплощение началось и, в принципе, почти закончилось, но это меня ничуть не смутило. Отчего-то ходить на четырёх лапах в тёплой тигриной шубке оказалось в сто крат приятнее, чем на своих двоих в бесконечных королевских одеждах. Толкнув дверь лапами, я оказался в королевской опочивальне, потянул носом воздух. О, Куарт, как сладко и невыносимо-притягательно пах ковёр! Кажется, Виктора в последний раз взяли именно на нём. Повалившись на пол, я принялся тыкаться мордой в густой ворс, совершенно не отдавая себе отчёт в том, что делаю, но мне было так необъяснимо хорошо, что поделать я с этим ничего не мог, а потому катался на спине по ковру, как котёнок-несмышлёныш. Казалось, от собственного мурчания дрожал не только я сам, но ещё и все покои с кроватью в придачу.
