— А откуда он и все остальные в городе это узнают? — спросила Дженни. — Почему вам так кажется?
Бетти рассказала ей про телефонный звонок какого-то, как ей показалось, знакомого, про то, как она поехала в пансионат «Приятное времяпрепровождение» и очутилась в одной комнате с проповедником Клу. Дженни сидела, не говоря ни слова, пока Бетти не кончила рассказывать про то, как шериф Хафмен с помощником взломали дверь в комнату и как Стэнли Причард раздумал и уже не требовал, чтобы ее арестовали, поговорив с судьей Рэйни по телефону.
— Иной раз мне думается, что уж слишком много людей на этом свете заботится о благе человечества, — торжественно изрекла Дженни. — Всем остальным жилось бы куда лучше, если б можно было убрать кое-кого из них.
Подтвердив кивком свою мысль и сложив руки на животе, Дженни уселась поудобнее.
— Во всяком случае, я рада, что у кого-то нашлось довольно здравого смысла, чтобы позвонить Майло и отменить то, что они собирались с вами сделать, — одобрительно заметила она. — Если дело касается всяких уловок закона, так Майло на этом собаку съел. Это ему повезло в жизни, что он двадцать лет пробыл судьей. Теперь он знает в законе такие ходы и выходы, какие другому и в голову не придут.
— Но все равно все услышат про то, что случилось в пансионате, — сказала Бетти.
Как будто не слыша слов Бетти, Дженни уставилась неподвижным взглядом в дальний угол комнаты, на желтые и красные розы обоев. Ее лицо хмурилось все больше и больше.
— Ну, можно ли себе представить что-нибудь подобное? — вдруг воскликнула Дженни, словно поняв наконец, что произошло в пансионате. Порывистым движением она поджала руки, сложенные на животе. — Это просто стыд и срам, что шериф Хафмен взломал дверь в комнату, даже если его подбил на это Стэнли Причард. Как подумаешь, для женщины нигде на свете укромного уголка не осталось. А что еще хуже, так это то, что некоторым мужчинам непременно хочется арестовать женщину только за то, что она женщина. По-моему, в этом никакого смысла нет. Они ведут себя точь-в-точь, как те люди, которые хотят перебить всех кроликов на свете и все-таки не могут обойтись без перчаток из кроличьего пуха, как только ударят зимние холода.
Но кто бы мог подумать, что проповедник Клу отправится в пансионат и станет вот так звонить вам по телефону? Да еще скажет, что его зовут Том и заманит вас в пансионат, так и не сообщив вам, кто он такой на самом деле. Я знала, что его зовут Томас, но первый раз слышу, что он зовет себя Том. Кроме того, имя Том звучит не очень-то прилично для проповедника, даже если он проповедует в этой самой церкви Тяжкого Креста.
Тяжело вздохнув, Дженни в глубокой задумчивости посмотрела в дальний угол комнаты. Ей было удивительно, как это она не догадалась накануне, что проповедник Клу собирается ухаживать за Бетти, когда он явился сюда и угрожал ей арестом, если она не выгонит Бетти из дому.
— Это я виновата, что не сообразила сразу, в чем дело, и не предупредила вас насчет него, — немного погодя сказала она, глядя на Бетти и покачивая головой. — Должно быть, нюх потеряла, с тех пор как живу на покое. Ведь как раз это я знаю о мужчинах давно, с тех пор как сама была молоденькой девушкой, и всегда оно оказывалось верно, без ошибок и без промахов. Вот потому-то и проповедник Клу не исключение, а такой же, как первый прохожий, которого вы встречаете по дороге в город. Когда мужчине приспичит развлекаться, он уж до этого дорвется, сколько бы речек ни пришлось перейти вброд, сколько бы заборов ни пришлось перелезть. И если башмаки у него насквозь промокнут и штаны раздерутся о колючую проволоку, он ни перед чем не остановится, пока не попадет, куда ему надо. Вы это и сами узнаете, деточка, когда станете постарше.
Дженни остановилась на минутку и улыбнулась.
— Но проповедник Клу! Не могу себе представить! Этот сморчок! Только вчера он был здесь, в этом самом доме, такой благочестивый, все внушал мне, чтобы я вас выгнала. А потом, вечером, ему приспичило, он и выманил вас в пансионат, чтоб ему там было посвободнее. Одно я знаю наверное. Если он еще когда-нибудь вздумает прийти в мой дом, я с ним так поговорю, что он не скоро забудет. Я ему скажу такое, что у него уши сгорят от стыда.
Бетти закрыла лицо руками.
— Но ведь это теперь не поможет, — сказала она убитым голосом. — Не знаю, что со мной будет. Я до того глупо себя вела. Просто не знаю, как я этого не понимала. Я так несчастна, мне так стыдно, я просто не знаю, что мне делать. Лучше бы мне умереть, чем жить дальше и так себя чувствовать! Я покончу с собой!
Шорти Гудвилли подошел к дверям и несколько раз постучался, но так легко, что Дженни не сразу его услышала.
— В чем дело, Визи? — спросила она, обернувшись и взглянув на него.
— Бетти просят к телефону, — сказал он. — Не знаю, кто это хочет с ней говорить. Он не сказал.
Бетти, услышав его, снова громко зарыдала.
— Что с ней такое? — спросил Шорти.
— Не твое дело, Визи. Скажи там, чтобы повесили трубку и больше не звонили по этому телефону. — Дженни говорила сердито и громко. — И скажи там, кто бы это ни был, что это Дженни Ройстер так распорядилась и что она не шутит.
— А почему? — спросил Шорти.
— Тебя это не касается! — резко прикрикнула она. — Делай так, как я велела, а потом вернись сюда и помоги мне. Мне надо уложить Бетти в постель и поухаживать за ней. Нервы у нее совсем расшатались.
— Но, может быть, Бетти хочет…
— Ничего не может быть! Ты меня слышал?
Шорти попятился от дверей и побежал вниз по лестнице к телефону в прихожей. Пронзительный звук его голоса разносился по всему дому.
Когда Шорти вернулся, Дженни уже сняла с Бетти пальто и силилась стянуть с нее свитер через голову.
— Подержи ее за руки, пока я сниму свитер, — сказала ему Дженни. — Влезь на кровать, так тебе будет удобнее.
— Почему вы ее раздеваете? — спросил Шорти, стоя на кровати.
— Потому что она совсем без сил и нуждается в уходе, вот почему.
Сняв с Бетти свитер, Дженни расстегнула на ней всю остальную одежду.
— Ступай в мою комнату и принеси мне коробочку с пилюлями, ту, что на туалетном столике, — сказала она Шорти. — И принеси еще стакан воды.
Дженни уже раздела Бетти, когда Шорти вернулся в комнату. Приподняв ей голову, Дженни дала ей принять снотворное и выпить глоток воды.
— Какая она красивая, — восхищенно заметила Дженни, глядя на лежавшую Бетти. — Поглядеть, так просто картинка. Нарисовать бы ее на календаре да повесить на стенку, чтобы все любовались.
Шорти полез на стул и стал на сиденье, чтобы лучше видеть.
— По совести сказать, я никого из мужчин не осуждаю за то, что они к ней липнут, — заметила Дженни, — да и кто отказался бы, если б могли хоть глазком взглянуть на нее сейчас.
Дженни повернулась к Шорти и смерила его строгим взглядом.
— Но только ты не забирай себе ничего такого в голову, Визи. Ты мой душенька и, пожалуйста, помни это. — Потом она задумчиво посмотрела на Бетти. — Не очень-то приятно в этом сознаться, но, кажется, я не была такая хорошенькая в ее возрасте. Я всегда была широковата в бедрах и толстовата сзади, и сколько я себя помню, с годами все это только хуже становится.
— Почему же вы ей не позволяете подходить к телефону? — немного погодя спросил Шорти.
— Нечего теперь задавать вопросы, — сказала она ему. — Для этого и потом будет сколько угодно времени. Откинь покрывало, а я ее уложу в постель и укрою хорошенько.
Визи слез со стула, взобрался на кровать и откинул покрывало.
— А почему вы не надели на нее ночную рубашку? — спросил он Дженни.
— На этот раз ей не понадобится ночная рубашка, — сказала Дженни, укрывая девушку одеялом. — Она теперь сразу уснет. Снотворное вот-вот начнет действовать. А когда она проснется утром после крепкого сна, расстроенные нервы опять успокоятся, и она снова станет сама собой. Нет ничего лучше хорошей дозы снотворного, когда надо успокоиться после каких-нибудь передряг.
